Избранное. Компиляция. Книги 1-14

— Писателем? Ты имеешь в виду, вроде как журналистом? Работать в газете?

— Нет, отец. Романистом. Ты любишь читать. Ты все время читаешь романы. О моих любимых писателях — Сервантесе, Диккенсе, Марке Твене — я узнал от тебя, отец. Ты это знаешь. Я уверен, что и мама точно так же приучала бы меня к книгам. Я знаю, она была учительницей, но ее со мной не было, а ты был. Я хочу стать писателем… романистом… но я хочу писать о том, что мне пришлось пережить самому. Эта война, эта так называемая «война, которая покончит со всеми войнами», какой бы подлой она ни была… а я, как и ты, отец, знаю, что она подлая, я знаю, что в ней не больше славы, чем в крушении поезда со множеством жертв или в автомобильной катастрофе… но она будет величайшим событием этого века, отец. Понимаешь? Как я смогу узнать, кто я, или из чего я сделан, или как я себя буду вести под огнем — может, я трус, я пока не имею об этом ни малейшего представления, — но как я узнаю обо всем этом, как смогу понять себя, если не пойду на войну? Я должен это сделать. Я люблю тебя, отец… люблю так, что не смогу выразить словами на любом из языков, которые знаю или когда-либо смогу выучить. Но я должен это сделать. И клянусь тебе всем, что свято для нас обоих: могилой матери, памятью о ее любви к нам обоим, — я не буду убит в бою.

И он не был убит в бою. Он сдержал свое слово… или слово Роберта Сладкое Лекарство.

После десяти месяцев подготовки 91-я дивизия была переправлена сначала в Англию, а потом, в конце лета 1918 года, во Францию. Маленькие синие конвертики армейской почты с исписанными мелким почерком листиками приходили от Роберта каждую неделю, без перерыва, как и во все годы его учебы в школе.

Август 1918 года они провели в учебном лагере у Монтиньи-ле-Руа.

Паха Сапа купил большую карту и прикрепил ее к стене на кухне.

В сентябре дивизия Роберта была отправлена на фронт, и в письмах стали появляться такие названия, как Вуа, Паньи-сюр-Мез, Сорси-сюр-Мез, Сорси.

Паха Сапа купил коробочку с детскими мелками и стал рисовать красные и белые кружочки на карте.

В сентябре и октябре дивизия Роберта участвовала в ликвидации Сен-Миельского выступа,[123] потом были жестокие наступательные бои Мез-Аргонской операции,[124] потом перегруппировка сил в местах с такими страшно знакомыми названиями, как Ипр и Фландрия. Роберт писал о забавных маленьких приключениях в траншеях, о чувстве юмора ребят с Запада, с которыми он проводил время, о привычках и манерах французов и бельгийцев: 26 октября, когда они стояли в местечке, называемом Шато-Рюнбек, в штаб дивизии позвонил бельгийский король Альберт с приветствиями американцам на бельгийской земле. Роберт писал, что, хотя ночь была дождливая, жаркая, потная, хотя их в траншеях союзных армий донимали вши и крысы, ребята из 91-й просто обалдели, узнав об этом звонке.

Позднее Паха Сапа узнал, какими жестокими на самом деле были бои так называемой Ипр-Лисской наступательной операции с 30 октября по 11 ноября 1918 года.[125] Роберт был в самой гуще сражения. Его командир написал благодарственное письмо, приложив к нему три медали, которыми был награжден Роберт, получивший к этому времени звание сержанта. Его не тронули ни снаряд, ни колючая проволока, ни пуля, ни газ, ни штык.

В одиннадцать утра одиннадцатого ноября 1918 года в Компьене в железнодорожном вагоне было подписано перемирие и вступило в силу прекращение огня. Противостоящие армии начали отходить от передовой. Последний погибший на Восточном фронте солдат, как сообщалось, был канадец по имени Джордж Лоуренс Прайс, убитый немецким снайпером в 10.58 утра того дня.

Девяносто первая дивизия была отведена в Бельгию, где ждала демобилизации и отправки домой. Роберт писал, как там красиво в начале зимы, несмотря на разорение после четырех лет войны, писал, что в свободное время познакомился с одной деревенской девушкой, разговаривал с ней, ее родителями и сестрами — пригодился французский, который он изучал в школе.

То, что позднее назвали испанкой, началось в Форт-Райли, штат Канзас (любимая прогулочная площадка генерала Кастера и Либби), а вскоре распространилось по всему миру. Необычная мутация известного вируса гриппа оказалась наиболее убийственной для молодых и физически сильных людей. Точное число погибших от этого вируса никогда не будет установлено, но, по оценкам, составляет около ста миллионов — треть населения Европы, в два раза больше числа погибших в Великой войне.

Роберт умер от воспаления легких — самая распространенная причина смерти среди молодых, пораженных вирусом, — в армейском госпитале неподалеку от места расквартирования его дивизии к югу от Дюнкерка и вместе с трехсот шестьюдесятью семью своими товарищами был похоронен на Фландрском военном кладбище неподалеку от деревни Варегем в Бельгии.

Паха Сапа получил это известие в канун Рождества 1918 года. Еще два письма (которые шли более медленным и окольным путем) от Роберта пришли после его смерти, в них он восхищался красотами Бельгии, радовался встрече с молодой девушкой (не названной и, возможно, другой), сообщал об удовольствии, которое получает от книг, которые читает на французском, писал о своей благодарности за то, что вышел живым из этой войны, отделавшись только легким кашлем, с которым скоро справится, и о том, что соскучился по отцу и рассчитывает увидеть его в феврале или марте, когда 91-ю дивизию всерьез демобилизуют.

Уже по звуку первого взрыва Паха Сапа понимает, что произошло что-то ужасное.

Пять зарядов (по четверти динамитной шашки каждый), установленных им для демонстрационных взрывов в глубоких шпурах грубой породы под небольшим выступом, идущим от Вашингтона мимо Джефферсона, должны взрываться в такой быстрой последовательности, что для зрителей внизу чуть ли не сливаться в одно: БАХ, БАХ, БАХБАХБАХ. Демонстрационный взрыв должен был создать этакий приятный шумок и выкинуть в воздух гранитную пыль при минимуме камней.

Но этот взрыв прозвучал слишком громко. Ощущение такое, что он слишком серьезен; от вибраций, которые чувствует Паха Сапа в гранитной скале под ним и через вертикальную дугу щеки Авраама Линкольна, у него клацают зубы, сотрясаются кости и усиливается боль во всем теле.

И после взрыва наступает незапланированная пауза.

Паха Сапа поднимает взгляд и видит, что худшие его опасения сбываются.

Это тот самый взрыв, которым он хотел привлечь внимание, — справа от щеки Джорджа Вашингтона, и он вырвал большой кусок из самой щеки.

Паха Сапа смотрит вниз и видит, что перед ним не та взрывная машинка — от нее идут не черные провода, а серые. Он скорее слышит, чем видит, движение в потрясенной этим звуком толпе на горе Доан внизу, когда все, от малого ребенка до президента США, поднимают ошеломленные взгляды к той стороне горы, где в воздух в облаке пыли поднялись несколько тонн гранита.

Паха Сапа ничего не может изменить. Взрывы должны происходить последовательно, но электрический ток уже был послан на запалы всех детонаторов в количестве двадцати одной штуки.

Он не хотел, чтобы это произошло сейчас. Его отвлек призрак Длинного Волоса, когда…

Второй, третий, четвертый и пятый взрывы происходят одновременно. Правая глазница Джорджа Вашингтона взрывается, лоб первого президента трескается, взбухает и обрушивается, забирая с собой хищный клюв гранитного носа.

Третий взрыв разорвал рот и подбородок и выбросил кусок гранита размером с «форд» модели Т высоко-высоко в плотный августовский воздух. Четвертый взрыв разносит правую щеку Вашингтона, остатки его рта и часть левой брови. Пятый взрыв сбрасывает вниз обломки четырех первых.

Куски гранита размером с Паха Сапу ударяют по лицу Авраама Линкольна, оставляют на нем шрамы выше, ниже и рядом с частично защищенным местом, где сидит взрывник-лакота. Внизу раздаются крики, скрежет микрофонов и громкоговорителей все еще эхом отображает реальность.

Джефферсон разлетается на части эффектнее Вашингтона, что скорее подобало бы Вашингтону — первому президенту, а не Джефферсону — третьему.

Но самый сильный из пяти взрывов происходит за оставшимся висеть громадным флагом, отчего голова Джефферсона становится похожей на жертву расстрельной команды, которой на глаза повязали непомерно большую повязку.