Избранное. Компиляция. Книги 1-14

На специальных курсах для снайперов в Куантико, а потом во Вьетнаме Дарвин определил для себя условия точной стрельбы. Из хорошо пристрелянной снайперской винтовки – такой, какая у него была сейчас, – с расстояния сто ярдов Дарвин должен был попадать в мишень диаметром двадцать миллиметров, с расстояния шестьсот ярдов – в мишень диаметром сто двадцать пять миллиметров, а с тысячи ярдов – в мишень диаметром триста миллиметров. Правда, результаты стрельбы на дальние дистанции обычно получались не такими отменными – потому что пуля, выпущенная из «М-40», пролетает шестьсот ярдов приблизительно за одну секунду, а тысячу ярдов – за целых две секунды. В баллистике две секунды – это уже целая вечность. За такой большой отрезок времени ветер успеет перемениться несколько раз, а если еще и мишень сдвинется с места… какая там точность, забудьте!

Во вторник Дарвин пять часов пристреливал свою «М-40» из всех позиций – лежа, сидя, с колена, стоя. Он должен был заново примериться к позиции стрельбы, прочувствовать правильное натяжение ремня на плече, ощутить щекой гладкую поверхность приклада, «слиться» с оружием, выверить точное расположение пальцев на ложе и спусковом крючке – так, чтобы указательный палец не касался боковой поверхности ложа, должен был снова приучиться дышать ровно и размеренно, чтобы дыхательные движения не влияли на точность стрельбы. Чтобы проверить правильность занятой позиции, Дар прицеливался, а потом на несколько секунд закрывал глаза и снова открывал. Если после этого перекрестье прицела по-прежнему оставалось наведенным на цель, то положение стрелка и оружия было правильным.

Самой трудной задачей для Дара оказалось заново привыкнуть вовремя нажимать на спусковой крючок. Когда он служил в морской пехоте, это получалось у него само собой, но Дар давно не практиковался в стрельбе и понимал, что необходимый навык придется вырабатывать заново. Собственно, нужно было всего лишь приучиться выбирать свободный ход спускового крючка в определенной фазе дыхательного цикла – в той, когда винтовка нацелена точно на мишень. Потом оставалось только дожать спусковой крючок еще на миллиметр – в той же фазе дыхательного цикла, – чтобы перед выстрелом винтовка не сместилась в сторону. Это было не так уж трудно сделать, но требовалось сосредоточиться и тщательно контролировать ритм дыхания и напряжение мышц.

Пристреляв «М-40», Дарвин перенес мишени на открытое пространство возле хижины и расстрелял несколько обойм при естественных погодных условиях, делая поправку на ветер. Во вторник было ветрено, скорость ветра достигала пятнадцати миль в час, так что на расстоянии в двести ярдов пулю 7.62 мм сносило в сторону на четыре с половиной дюйма. Это было еще ничего, но с расстояния в шестьсот ярдов смещение доходило уже до двадцати дюймов, а при стрельбе с тысячи ярдов результат получался просто смешным – пули попадали в сорока восьми дюймах от точки прицеливания. Ну и, конечно же, ветер все время дул порывами – скорость его постоянно менялась.

Дар знал, что современное поколение снайперов не выходит на позицию без карманного калькулятора. Мало того – в самые совершенные прицелы для снайперских винтовок теперь встраивали мини-компьютеры и электронные определители скорости ветра.

Дарвин считал, что использование таких суперсложных приспособлений притупляет естественные возможности человека, отучает снайпера полагаться на собственные мыслительные способности и органы чувств. Сам Дар прекрасно умел корректировать стрельбу при любом ветре. Он умел определять скорость ветра безо всяких электронных приборов. Когда скорость ветра меньше трех миль в час, ветер почти не ощущается, но столб дыма все равно сносит в сторону. При порывах ветра со скоростью от пяти до восьми миль в час листья на деревьях все время шевелятся. Кроме того, Дар давным-давно научился на слух определять скорость ветра по шуму дугласовых пихт и гигантских сосен, которые росли вокруг его хижины. Ветер со скоростью от восьми до двенадцати миль в час поднимает в воздух пыль и песок, образует небольшие песчаные смерчи. А при скорости ветра от двенадцати до пятнадцати миль в час отдельно растущие молодые березы постоянно раскачиваются из стороны в сторону.

Дар инстинктивно понимал, даже когда только начинал учиться в снайперской школе, что скорость ветра – только один из множества факторов, которые влияют на прицельность стрельбы. Направление ветра тоже имело немаловажное значение, и его тоже снайперу нужно было уметь чувствовать и правильно учитывать. Ветер, который дул под прямым углом к направлению стрельбы – с позиции на восемь, девять, десять и два, три, четыре часа, – нужно было учитывать в полном соответствии с его скоростью. Ветер, дующий под косым углом – на один, пять, семь и одиннадцать часов, – следовало учитывать в половинной пропорции к его скорости. Так, ветер со скоростью семь миль в час, который дул с позиции на одиннадцать часов, требовал такой же поправки при стрельбе, как боковой ветер со скоростью три с половиной мили в час. Ну а если ветер дул спереди или сзади – на шесть или двенадцать часов, – на полет пули он оказывал минимальное влияние. При стрельбе против ветра скорость полета пули несколько снижалась – но незначительно, а при стрельбе по ветру, соответственно, скорость пули несколько увеличивалась. Постоянные полеты на планере отточили навыки Дарвина по определению скорости и направления ветра почти до совершенства.

Как можно точнее определив расстояние стрельбы и скорость ветра – желательно сделать это за несколько микросекунд, – оставалось только применить старую снайперскую формулу, которую Дарвин выучил во время службы в морской пехоте. Расстояние в сотнях ярдов нужно умножить на скорость ветра в милях в час и разделить на пятнадцать. Несмотря на то что со времени службы в армии прошло уже много лет, Дарвин и сейчас мог проделать эти вычисления практически мгновенно и почти инстинктивно.

Этим утром, во вторник, стреляя с разных позиций на большом, заросшем травой поле возле хижины, Дарвин постоянно носил с собой маленький видеомонитор. Этот монитор был подключен к камере, направленной на подъездную дорогу. Дарвин следил, чтобы никто не приехал к хижине, пока он тут практикуется в стрельбе. Дар стрелял то по обычным круглым мишеням, то по фигурным, пробовал стрелять в обычной одежде и в маскировочном костюме. Он добивался точного и кучного попадания в центр мишени. И когда у него стало наконец получаться, когда он восстановил прежние навыки меткой стрельбы в любых условиях, с любого расстояния, по любым мишеням, только тогда он напомнил себе, что сейчас это были всего лишь бумажки, а потом стрелять придется по живым людям. Это было очень важное напоминание.

В среду вечером, перед самым заходом солнца, все фэбээровцы, сидевшие в засаде вокруг резиденции русских, пришли в полную боевую готовность. К этому времени восемь снайперских команд в маскировочных костюмах, зайдя с трех сторон, успели подползти на расстояние ста пятидесяти ярдов от дома. Трое снайперов залегли в высокой траве в пяти ярдах от подстриженного газона.

В 16.30 в доме раздался первый телефонный звонок за весь день. Его записали и сразу же прослушали.

Голос: «Ваши вещи уже почистили, мистер Йейл».

Ответ (предположительно Япончикова): «Хорошо».

Специалисты ФБР тут же отследили, откуда поступил этот звонок – из химчистки в Пасадене. Уоррен приказал одному из агентов позвонить туда и спросить, готов ли заказ мистера Йейла. Управляющий ответил, что готов, и добавил, что он только что сообщил об этом самому мистеру Йейлу. Он также извинился за то, что вещи не смогут доставить на дом, поскольку этот район находится далеко от Пасадены и не входит в обычные маршруты развозчиков заказов. Агент заверил управляющего, что это не страшно и они заберут вещи сами.

В 20.40 к дому подъехал белый фургон, из которого вышли трое мексиканцев в серых рубашках и рабочих комбинезонах. На боку машины была эмблема службы по уходу за приусадебным хозяйством. Спецагент Уоррен сразу же посадил своих людей на телефон, чтобы они проверили, действительно ли сюда вызывали рабочих из этой службы, потому что час был поздний.

Оказалось, все верно. Секретарь службы заверил агентов, что их рабочие приезжают в этот дом каждую неделю, только сегодня подзадержались у предыдущего клиента. Потом Уоррен признался Сид, что первым его порывом было сообщить в эту службу, чтобы они отозвали этих рабочих к чертовой матери. Но рабочие уже принялись за дело. Они подстригали газоны, подравнивали кусты и спиливали мертвое, высохшее деревце. Наконец агенты ФБР решили, что лучше оставить все как есть и позволить рабочим завершить начатое, чтобы не возбуждать подозрений у преступников. Быстро темнело.

Один из рабочих службы подошел к входной двери дачи. Агенты, засевшие в соседнем домике, расположенном в полумиле от этого загородного дома, смогли сделать четкую фотографию Павла Зуева. Зуев что-то втолковывал мексиканцу, который в ответ быстро-быстро кивал. Русский закрыл дверь, а через минуту приоткрылись ворота гаража. Наблюдателям удалось разглядеть большую кипу мешков с листвой и ветками, сложенных возле двух «Мерседесов».

Рабочие спешили, поскольку становилось все темнее. Они скосили траву на газоне, едва не наступив на снайпера в маскировочном костюме, который лежал ничком и не шевелился. После чего один из рабочих остановил газонокосилку, пошарил по земле и поднял что-то вроде железной подковы. Осмотрев предмет, он зашвырнул его в высокую траву, в которой прятались снайперы, и чуть не раскроил голову одному из стрелков.