Избранное. Том 1
Шрифт:
— Сейчас трудно сказать что-нибудь определенное, — ответил Пазыл. Поделись он своими мыслями о Ма Чжунине, Ходжанияз наверняка перевернул бы все вверх дном. Да и вражда с Ма Чжунином сейчас могла привести лишь к поражению.
— Это так, окям. И все-таки он оказался не тем человеком, которого я ждал.
— Посмотрим, каковы они в бою…
— Кому же еще можно верить? — вздохнул Ходжанияз.
Сторожевой джигит на холме прервал их разговор:
— Ходжа-ака! Сюда скачут всадники!
— Сопахун!
— Да, Ходжа-ака!
— Поднимай джигитов!
— По коням! —
Джигиты, начавшие привыкать к военной дисциплине, быстро вскочили на коней.
Разделив отряд на две части, Ходжанияз приказал двигаться по склонам холмов, захватывая приближающихся всадников в кольцо, а сам, поднявшись к дозорному вместе с Пазылом, поднес к глазам бинокль. Он увидел не всадников, а всего-навсего косяк лошадей с тремя табунщиками.
— Сообщи Сопахуну — отбой, пусть возвращается! — приказал он ординарцу.
Ходжанияз и Пазыл спустились в низину. Туда же вскоре подъехали табунщики. Каждый из них был вооружен.
— Салам алейкум, Ходжа-ака! — Табунщики поспешно сошли с коней и припали к стременам Ходжанияза.
— Откуда вы, дети мои? — спросил Ходжанияз.
— Гоним казенных лошадей, — ответил бородатый табунщик.
— А что делаете в горах?
— Скрываемся от китайцев, Ходжа-ака! — Бородатый улыбнулся, показывая большие, как у лошади, зубы.
— Правильно, дети мои, — похвалил Ходжанияз. — Куда же вы гоните лошадей?
— Куда же еще, Ходжа-ака! Ваших джигитов думали порадовать! — вновь улыбнулся табунщик. — Эти кони взяты у народа в счет налогов. Приказали перегнать их Доу Цзигану — так его вроде зовут… А мы направили табун в другую сторону.
— Пусть твой отец не знает горя и печали, сынок! Ну, а откуда вам стало известно, что мы в пути?
— Да слава о вас гремит повсюду!
— Кто дал вам винтовки? — поинтересовался Пазыл и приказал принести табунщикам воды.
— Никто нам их не давал, ака! — ответил джигит, опорожнив без передышки целый ковш. — Вчера мы прихлопнули трех солдат, которых вздумали приставить к нам…
— Вот это по-мужски!
— До каких же пор нам ждать сложа руки? — гордо оглядел всех джигит.
— Что говорят о нас в Люкчуне, Турфане?
— Что говорят, ака?.. Все глаза проглядели, ожидая вас. А вы, как охотники за джейранами, не спускаетесь с гор.
Ходжанияз расхохотался так громко, что кони навострили уши.
Его позабавили слова этого острого на язык джигита, который, бродяжничая, бывал и в Урумчи, и в Манасе и повидал многое. Звали этого человека Салим-каска.
— Вы слышали о Га-сылине? — спросил Пазыл у него.
— У нас есть Ходжа-ака, зачем нам этот гусь? — ответил Салим, с ударением произнеся искаженное имя дунганина — «Газ», что по-уйгурски означает гусь.
Ходжанияз и Пазыл, многозначительно переглянувшись, почувствовали неловкость.
— Спасибо за коней, дети мои. Доброе дело вы сделали, — поспешил закончить разговор Ходжанияз.
— Не стоит благодарности, Ходжа-ака. Самое главное, что кони не достались Доу Цзигану. Пусть этот капир седлает свою жену, — джигит вновь показал лошадиные зубы.
Ходжанияз и Пазыл решили передать коней в распоряжение снабженца
и в помощь ему направили двух табунщиков. А Салима зачислили бойцом.Доу Цзиган, спешивший со своей бригадой к Кумулу, прибыл в селение Яттыкудук и приказал солдатам расположиться на однодневный отдых.
Старый генерал, который в прошлом не раз усмирял волнения в провинциях Нинся, Ганьсу, Цинхай, надеялся на свой опыт и был уверен, что и теперь без труда одержит победу. «Отдам Хами (китайское название Кумула) на три дня своим солдатам, и даже дети детей этих чаньту будут со страхом вспоминать мое имя. А Ходжанияза запру в железную клетку и прикажу возить по всему Синьцзяну», — похвалялся он еще в Урумчи.
Та же уверенность не покидала его в Яттыкудуке.
Смакуя китайскую водку и закусывая сушеными ящерицами, он предавался сладостным размышлениям: «В огне войны горит и сухое, и мокрое… Все золото и серебро богачей чаньту будет моим… Шэн Шицай получит лишь то, что я ему оставлю…»
— Разрешите войти, господин генерал?
— Входи! — недовольно бросил Доу Цзиган.
Адъютант вручил полученную из Урумчи телеграмму.
— Что это?.. — Старый генерал вскочил с места и впился глазами в адъютанта. — Начальника разведки ко мне!
— Слушаюсь, господин генерал!
Пока пришел начальник разведки, Доу Цзиган успел еще раз пробежать телеграмму. В ней говорилось, что мятежники взяли крепость Жимисар и сейчас, очевидно, движутся к Барколю; необходимо их остановить и во что бы то ни стало удержать Хами…
«Хами, Хами… — размышлял генерал. — Бандиты пошли к Гучену, а эти о Хами пекутся…»
Появился начальник разведки.
— Тьфу! — плюнул ему в лицо генерал. — Чем ты занимался, соломенное брюхо? Бандиты зашли нам в тыл!
Вволю накричавшись на начальника разведки, Доу Цзиган вызвал трех туаньчжанов — командиров полков. Ознакомив их с содержанием телеграммы, генерал распорядился:
— Ты, Ли-туаньчжан, направишься с полком к Хами в подкрепление к обороняющим город частям.
— Есть, господин генерал!
— А вы, Ван-туаньчжан и Чжао-туаньчжан, готовьте полки в обратный путь! Настигнем бандитов с тыла.
— Есть! — козырнули оба командира полка.
— Вот здесь я схвачу бандитов за горло! — ткнул в карту старый генерал.
Хлопчатобумажные, цвета пепла, штаны и куртки, ноги в обмотках до колен, торчащая на голове фуражка с кокардой, изображающей солнце, за спиной винтовка дулом вниз — так выглядели китайские солдаты. Многим из них было не по душе военное дело, и служили они из-за куска хлеба или по принуждению.
Мерным шагом, молча, двигался полк Ли-туаньчжана, пока не достиг к вечеру Комучбулака — Камышового родника. Здесь сделали привал.
Ли-туаньчжан приказал наловить лягушек, и вскоре доставили их целую корзину. В медном казане подогрели масло. Засучив рукава, полковник взял палочками живую лягушку и обмакнул задком в раскаленное масло. Лягушка квакнула, стоявший наготове повар тут же сунул в ее разинутый рот щепотку растолченной в порошок смеси из пряностей.