Избранное. Том 2
Шрифт:
Жинса жу — управление безопасности — располагалось в западной части Кульджи, между кварталами «Новый город» и «Дон махалля». Высокие, как у крепости, стены наглухо закрывали здание управления. Казалось, что оно пахнет кровью. Никто достоверно не знал всех его зловещих тайн. Тому, кого приводили за эти стены, трудно было вырваться отсюда живым… Машина остановилась перед воротами, с обеих сторон которых стояли будки для часовых. Шофер подал условный сигнал. Только тогда открылась половинка ворот и, лишь автомобиль проехал, тут же вновь наглухо захлопнулась.
Подъехав к одному из зданий, водитель остановил машину,
— Напишите, что ничего из виденного сегодня, никогда, никому не расскажете!
Врачи облегченно вздохнули. Дай бог отделаться этим и выбраться живыми из этого гиблого места! Не раз им уже приходилось писать подобные обещания, подписывать свидетельства о смерти заключенных, «скоропостижно скончавшихся от сердечного приступа» на допросе и т. д. Очутившись нынче здесь, они уже мысленно попрощались с жизнью. Но, кажется, и на этот раз бог не отвернулся от них. Хотя, конечно, кто может знать, чем все это кончится…
Любинди вошел в свой кабинет (и в управлении безопасности, и в военном штабе, и в других руководящих учреждениях под его кабинеты были выделены специальные комнаты) и, усевшись в мягком кресле, стал обдумывать дальнейшие действия. Но думалось плохо, душевное потрясение не проходило. «Что же делать?» — этот вопрос не переставая крутился в голове. Мутный страх не проходил. «Кто стрелял — просто бандит-грабитель или мятежник?» Любинди помотал головой, стараясь прогнать страшные мысли, и нажал кнопку.
— Что будет угодно господину? — спросил его тут же возникший Гау-жужан.
— Что ты сделал? — неожиданно спросил Любинди.
Гау опешил. О чем, собственно, желает узнать начальство, что отвечать?
— С этими двумя, я говорю, что сделал?
— Это проверенные люди, им можно доверять, — сообразив в чем дело, ответил Гау, — однако мы все равно взяли с них подписку о неразглашении.
Любинди удовлетворенно кивнул головой.
— О сегодняшнем нападении на вас я сообщил телеграммой в Урумчи…
— Правильно сделал, Гау-жужан. — Любинди задумался, потом откинулся в кресле и спросил: — Ну и кто же, по-твоему, напал на меня?
— Скорее всего, это не из «шестерки», а здешние городские бунтовщики. Ведь они уже давно распространяют разные листовки против вас. А теперь перешли от листовок к пулям.
— А если это Гани?! Ты не знаешь, какой он человек. От него всего можно ожидать. — При мысли о Гани Любинди передернуло от страха. Правая щека у него стала заметно дрожать, чтобы скрыть это от Гау, Любинди пришлось сунуть в рот сигарету и крепко сжать ее зубами. Тот тут же поднес к ней огонек зажигалки.
— Мне не понравился баяндайский начальник караула, — сказал, глубоко затянувшись, Любинди. — Трус и растяпа.
— Я уже приказал арестовать его и трех солдат из его караула, — отрапортовал Гау.
Любинди остался доволен догадливостью и предусмотрительностью Гау. Он поступает правильно. Во что бы то ни стало надо избавиться от свидетелей сегодняшнего позора.
Гау и Любинди — два сапога пара! Оба они дунгане. Любинди в свое время
помог Гау подняться вверх по служебной лестнице. В том, что Гау поставлен начальником управления службы безопасности Кульджи, прежде всего заслуга Любинди, который хлопотал за него перед Шэн Шицаем и Ли Йинчи.Для того, чтобы руководить контрразведкой самого опасного и самого «красного» района Синьцзяна, требовалось быть опытным профессионалом и человеком, безусловно преданным «вождю» края. Профессионализм Гау внушал некоторые сомнения. Но его ненависть к коммунизму и Советскому Союзу была хорошо известна. В этом он превосходил многих и именно этим угодил начальству, согласившемуся в конце концов с кандидатурой, выдвинутой Любинди.
Приехав два года назад в Кульджу, Гау принялся усиленно «наводить порядок». Тюрьмы были переполнены, обыватели настолько запуганы, что и пошевелиться боялись. Словом, Гау оправдал доверие руководства.
Во вторую, боковую дверь осторожно постучали. Это давали знать о том, что приготовлен чай.
— Не хотите ли утолить жажду?
— Что ж, немного чаю выпью. — Любинди, кряхтя, встал.
Едва они успели выпить по пиале, как раздался телефонный звонок. Гау поднял трубку.
— Что?! — он поперхнулся. Любинди встревоженно спросил:
— Что случилось?
— Нападение на пост…
— Кто? Воры?!
— Да, из «шестерки». Убили нескольких караульных и увели начальника.
— Мерзавцы! — Любинди вскочил и вырвал трубку у Гау. — Кто напал на пост? Кто?! Да говори ты толком, не бормочи! Что?! Гани?! Ты сказал — Гани?! — Услышав это имя, Любинди бессильно плюхнулся в кресло.
— Опять этот вор… — вздохнул Гау-жужан… — Чем же занимается военный гарнизон? Целый батальон был направлен против воров, что они там делают?
— Что, что… Сопли вытирают да за юбками гоняются, что же еще, — зло сказал Любинди. В это время телефон снова зазвонил. На этот раз Любинди сам поднял трубку:
— Ямату? Говорите!.. Любинди у телефона… Да, сам Любинди. Да говори же! Зиваза?! Опять разбойники? Нападение? — Любинди швырнул трубку и, плюнув на пол, пошел к двери. У самого выхода, не оборачиваясь, сказал: — Чего сидишь, поехали в военный штаб!..
Глава шестнадцатая
Юго-западная часть Кульджи упирается прямо в воды Или. Этот район так и называют: сай — русло, река. На его окраине через заросли джиды шли в западном направлении два человека. Через полчаса пути они дошли до густого тальника. Шедший впереди высокий человек остановился, внимательно огляделся кругом, а потом, не заметив ничего подозрительного, свернул влево, к берегу реки. Пройдя шагов десять, он остановился у громадной ивы и пошарил по коре ее ствола. Удовлетворенно кивнув, он сказал товарищу, осторожно шедшему следом:
— Пришли, здесь…
— Ты не ошибся?
— Нет. Видишь, вот на коре мои отметины.
— А лодка далеко?
— Метров пятьдесят будет.
— Ну, не будем задерживаться.
Рослый снова пошел впереди. Идти было трудно, стемнело. Путники одолели эти полсотни метров, постоянно запинаясь о корни, сгибаясь под ветвями, наверно, не меньше, чем за четверть часа. Оба задыхались, пот с них лил градом.
— Ну вот, все, — сказал, наконец, первый, когда они выбрались на берег, — садись, передохнем немного.