Избранное

– Спасибо, Татьяна Дмитриевна.

Особенно понравилась ему Марфуша. Он расспрашивал её и так и сяк, а она всё отвечала. Наконец господин Попечитель засмеялся, расцеловал Марфушу и снова сказал:

– Спасибо, Татьяна Дмитриевна.

Всё шло гладко, пока не дошло до Ефимки Киреева.

– Ефим Киреев, – сказал Попечитель, – как называется эта книга?

– «Сеятель», господин Попечитель.

– А что это такое – сеятель, скажи нам, Ефим Киреев.

– Это – книжка, – сказал Ефимка.

– Хорошо, Ефим Киреев, молодец. А что это ещё такое, кроме книжки, скажи-ка нам, Ефим Киреев.

– Сеятель – это сеятель, господин Попечитель.

– Так-так, – сказал господин Попечитель. – Ну а что он делает, сеятель-то этот!

– Что полагается, – сказал Ефимка.

– А что же полагается делать Сеятелю?

Ефимка, как видно, задумался. В классе была тишина.

– Сеятелю полагается делать то, – сказал наконец Ефимка, – что полагается.

Господин Попечитель слегка засмеялся.

– Ладно, – сказал он. – Последний вопрос. Вот скажи, а Татьяна Дмитриевна, она-то кто? Сеятель она или нет?

– Татьяна Дмитриевна-то? – переспросил Ефимка.

Лёля и Ваня Антошкин не видели, что в этот момент Ефимка посмотрел на Татьяну Дмитриевну, и она легонько кивнула ему.

– Татьяна Дмитриевна – сильный сеятель, – с облегчением ответил Ефимка.

– Вот молодец, – сказал Попечитель. – А что же она сеет?

– Ну как чего, – улыбнулся Ефимка. – Коноплю.

– Ну а ещё-то чего?

– Да я не знаю, – сказал Ефимка. – Лук, наверно, садит.

Тут господин Попечитель засмеялся, а чужие учительницы о чём-то зашептались. Ефимка понял, что подвёл Татьяну Дмитриевну.

Татьяна Дмитриевна встала со своего места, подошла к окну. Она открыла форточку, вздохнула. Чужие и важные люди, которые сидели за столом, удивлённо посмотрели на неё. Они не поняли, зачем она встала, а Ефимка понял.

– Ну что ж, Ефим Киреев, – сказал Попечитель. – Прочти нам теперь стихотворение наизусть.

Татьяна Дмитриевна оглянулась. Она была бледная и дышала тяжело, но ласково смотрела на Ефимку.

Ефимка задумался. Он хотел было прочесть стихо-творение про весну, но все эти разговоры насчёт Сеятеля навели его на другое. 

Сейте разумное, доброе, вечное, – 

начал он, – 

Сейте, спасибо вам скажет сердечноеПолынный народ. 

В полной тишине, что таилась в классе, раздалось некоторое хмыканье господина Попечителя.

– Кто скажет спасибо? – спросил он.

– Полынный народ, – ответил Ефимка.

– Нет, Ефим, ты ошибаешься. В книжке написано по-другому. На-ка книжку, прочти.

Ефим взял книжку и прочел: 

Сейте разумное, доброе, вечное,Сейте, спасибо вам скажет сердечноеПолынный народ. 

– Там написано по-другому, – сказал господин Попечитель. – Там написано – русский народ.

– Так ведь это одно и то же, – ответил Ефимка.

Господин Попечитель задумался, а потом засмеялся.

– Ну что ж, Татьяна Дмитриевна, – сказал он. – Ещё раз спасибо вам.

СКАЗКА О ТОМ, КАК НЕ ЗАЦВЕТАЛА СИРЕНЬ

Сразу после экзамена мама уехала. Она уехала в Пензу – в далёкий город, к врачам.

Лёля осталась одна. Нет, не совсем, конечно, одна. В школе посапывал на печке дед Игнат, бродил по классу Мишка-солдатик, добрые сёстры Еленакай и Натакай часто забирали Лёлю к себе, – не одна и всё-таки одна.

Уже все цветы – и купальницы с незабудками, и ландыши расцвели, а сирень всё молчала. Бутоны-то уже были, да никак не могли они созреть, раскрыться – заговорить.

Приехала Дуня, и Лёля стала жить с нею в школе.

Как-то вечером Лёля сказала:

– Дуня, расскажи мне сказку.

– Сказку? – удивилась Дуня. – Я сказки не рассказываю. Я песню пою.

– А ты спой сказку.

– Ну что ж, – согласилась Дуня. – Слушай. – И Дуня запела: 

Что стоишь, качаясь,Тонкая рябина?Головой склоняясьДо самого тына? 

Дуня пела, а Лёля слушала, и в голове у Лёли сказка эта сложилась так.

ДУНИНА СКАЗКА ПРО РЯБИНУ

Жила-была в полынной стороне рябина.

Она росла у забора на самом краю деревни.

Скучно, одиноко жила рябина – степь раскинулась вокруг, степь. А за забором росли яблони, цвела сирень. На рябину никто и внимания не обращал. Иногда только поздней осенью, когда на ветвях её поспевали красные ягоды, люди, проходящие мимо, останавливались.

– Какая красивая рябина в этом году! – говорили они и шли дальше.

А некоторые так просто проходили мимо, не замечая рябиновой красоты.

Рядом с рябиной, у самых её корней, вилась дорога. По дороге мчались кони, громыхали телеги. Пыль из-под конских копыт оседала на её ветвях. А за дорогой была река, и на том берегу рос могучий дуб.

Рябина давно заметила его, а дуб, пожалуй, её не замечал. Он был огромный, крепкий, и даже самый сильный ветер не мог согнуть его, только листья обрывал с веток.

Как-то поздней осенью задул особенно сильный и пронзительный ветер. Рябина гнулась под его порывами, последние ягоды осыпались с её ветвей. И рябина захотела поговорить с дубом.

– Дуб, эй, дуб! – прошептала она. – Слышишь меня?

И ветер подхватил её слова, но дуб молчал – спал, наверно, убаюканный ветром. И долго ещё шептала рябина, пока дуб отозвался:

– Слышу тебя…

– Мне надо к тебе перебраться… Скучно здесь, одиноко. Да и ветер очень сильный.

– Так ведь дерево где растёт – там и растёт. Как переберёшься-то?

– А я бы прижалась к тебе, – шептала рябина. – Легче было бы…

Дуб долго молчал, а потом уж ветер донёс до рябины:

– Хорошо бы.