Избранное

— Я придумала! Я нашла! — сказала она. — Пусть две из вас возьмут в свои клювы прутик, а я прицеплюсь за него посередине. Вы будете лететь, а я ехать. Нужно только, чтобы вы не крякали, а я не квакала, и всё будет превосходно.

Хотя молчать и тащить хоть бы и лёгкую лягушку три тысячи вёрст не бог знает какое удовольствие, но её ум привёл уток в такой восторг, что они единодушно согласились нести её. Решили переменяться каждые два часа, и так как уток было, как говорится в загадке, столько, да ещё столько, да полстолько, да четверть столька, а лягушка была одна, то нести её приходилось не особенно часто. Нашли хороший, прочный прутик, две утки взяли его в клювы, лягушка прицепилась ртом за середину, и всё стадо поднялось на воздух. У лягушки захватило дух от страшной высоты, на которую её подняли; кроме того, утки летели неровно и дёргали прутик; бедная квакушка болталась в воздухе, как бумажный паяц, и изо всей мочи стискивала свои челюсти, чтобы не оторваться и не шлёпнуться на землю. Однако она скоро привыкла к своему положению и даже начала осматриваться. Под нею быстро проносились поля, луга, реки и горы, которые ей, впрочем, было очень трудно рассматривать, потому что, вися на прутике, она смотрела назад и немного вверх, но кое-что всё-таки видела и радовалась и гордилась.

«Вот как я превосходно придумала», — думала она про себя.

А утки летели вслед за нёсшей её передней парой, кричали и хвалили её.

— Удивительно умная голова наша лягушка, — говорили они, — даже между утками мало таких найдётся.

Она едва удержалась, чтобы не поблагодарить их, но вспомнив, что, открыв рот, она свалится со страшной высоты, ещё крепче стиснула челюсти и решилась терпеть. Она болталась таким образом целый день: нёсшие её утки переменялись на лету, ловко подхватывая прутик; это было очень страшно: не раз лягушка чуть было не квакала от страха, но нужно было иметь присутствие духа, и она его имела. Вечером вся компания остановилась в каком-то болоте; с зарёю утки с лягушкой снова пустились в путь, но на этот раз путешественница, чтобы лучше видеть, что делается на пути, прицепилась спинкой и головой вперёд, а брюшком назад. Утки летели над сжатыми полями, над пожелтевшими лесами и над деревнями, полными хлеба в скирдах; оттуда доносился людской говор и стук цепов, которыми молотили рожь. Люди смотрели на стаю уток и, замечая в ней что-то странное, показывали на неё руками. И лягушке ужасно захотелось лететь поближе к земле, показать себя и послушать, что об ней говорят. На следующем отдыхе она сказала:

— Нельзя ли нам лететь не так высоко? У меня от высоты кружится голова, и я боюсь свалиться, если мне вдруг сделается дурно.

И добрые утки обещали ей лететь пониже. На следующий день они летели так низко, что слышали голоса:

— Смотрите, смотрите! — кричали дети в одной деревне, — утки лягушку несут!

Лягушка услышала это, и у неё прыгало сердце.

— Смотрите, смотрите! — кричали в другой деревне взрослые, — вот чудо-то!

«Знают ли они, что это придумала я, а не утки?» — подумала квакушка.

— Смотрите, смотрите! — кричали в третьей деревне. — Экое чудо! И кто это придумал такую хитрую штуку?

Тут лягушка уж не выдержала и, забыв всякую осторожность, закричала изо всей мочи:

— Это я! Я!

И с этим криком она полетела вверх тормашками на землю. Утки громко закричали; одна из них хотела подхватить бедную спутницу на лету, но промахнулась. Лягушка, дрыгая всеми четырьмя лапками, быстро падала на землю; но так как утки летели очень быстро, то и она упала не прямо на то место, над которым закричала и где была твёрдая дорога, а гораздо дальше, что было для неё большим счастьем, потому что она бултыхнулась в грязный пруд на краю деревни.

Она скоро вынырнула из воды и тотчас же опять сгоряча закричала во всё горло:

— Это я! Это я придумала!

Но вокруг неё никого не было. Испуганные неожиданным плеском, местные лягушки все попрятались в воду. Когда они начали показываться из неё, то с удивлением смотрели на новую.

И она рассказала им чудную историю о том, как она думала всю жизнь и наконец изобрела новый, необыкновенный способ путешествия на утках; как у неё были свои собственные утки, которые носили её, куда ей было угодно; как она побывала на прекрасном юге, где так хорошо, где такие прекрасные тёплые болота и так много мошек и всяких других съедобных насекомых.

— Я заехала к вам посмотреть, как вы живёте, — сказала она. — Я пробуду у вас до весны, пока не вернутся мои утки, которых я отпустила.

Но утки уж никогда не вернулись. Они думали, что квакушка разбилась о землю, и очень жалели её.

1887 г.

Стихотворения

На первой выставке картин Верещагина

Толпа мужчин, детей и дам нарядных Теснится в комнатах парадных И, шумно проходя, болтает меж собой: «Ах, милая, постой! Regarde, Lili, Comme c’est joli! [20] Как это мило и реально, Как нарисованы халаты натурально». «Какая техника! — толкует господин С очками на носу и с знанием во взоре: Взгляните на песок: что стоит он один! Действительно, пустыни море Как будто солнцем залито, И… лица недурны!..» Не то Увидел я, смотря на эту степь, на эти лица: Я не увидел в них эффектного эскизца, Увидел смерть, услышал вопль людей, Измученных убийством, тьмой лишений… Не люди то, а только тени Отверженников родины своей. Ты предала их, мать! В глухой степи — одни, Без хлеба, без глотка воды гнилой, Изранены врагами, все они Готовы пасть, пожертвовать собой, Готовы биться до последней капли крови За родину, лишившую любви, Пославшую на смерть своих сынов… Кругом — песчаный ряд холмов, У их подножия — орда свирепая кольцом Объяла горсть героев. Нет пощады! К ним смерть стоит лицом!.. И, может быть, они ей рады; И, может быть, не стоит жить-страдать!.. Плачь и молись, отчизна-мать! Молись! Стенания детей, Погибших за тебя среди глухих степей, Вспомянутся чрез много лет, В день грозных бед!

20

Смотри, Лили, как это красиво!

1874 г.

«Нет, не дана мне власть над вами…»

Нет, не дана мне власть над вами, Вы, звуки милые поэзии святой; Не должен я несмелыми руками Касаться лиры золотой. Но если сердце злобой разгорится, И мстить захочет слабая рука — Я не могу рассудку покориться, Одолевает злобная тоска, И я спешу в больных и буйных звуках Всю желчь души истерзанной излить, Чтоб хоть на миг один забыть о муках И язвы сердца утолить.

Январь 1876 г.

«Пятнадцать лет тому назад Россия…»

Пятнадцать лет тому назад Россия Торжествовала, радости полна, Повсюду в скромных деревенских храмах Моленья Богу возносил народ; Надежды наполняли наши души, И будущее виделось в сияньи Свободы, правды, мира и труда. Над родиной «свободы просвещенной» Ты засияла, кроткая заря, Исполнилось желание поэта, Когда, народным горем удрученный, Он спрашивал грядущее тоскливо, Когда конец страданиям народа, Придет иль нет освобожденья день? Свершилось! Ржавые оковы с звоном Упали на землю. Свободны руки! Но раны трехсотлетние остались, Натертые железом кандалов. Изогнута спина безмерным гнетом, Иссечена безжалостным кнутом, Разбито сердце, голова в тумане Невежества; работа из-под палки Оставила тяжелые следы; И, как больной опасною болезнью, Стал тихо выздоравливать народ. О, ранами покрытый богатырь! Спеши, вставай, беда настанет скоро! Она пришла! Бесстыдная толпа Не дремлет; скоро вьются сети. Опутано израненное тело, И прежние мученья начались!..

19 февраля 1876 г.

«Когда науки трудный путь пройдется…»

Когда науки трудный путь пройдется, Когда в борьбе и жизни дух окрепнет, Когда спокойным оком, беспристрастно Я в состояньи буду наблюдать Людей поступки, тайные их мысли Читать начну своим духовным взором, Когда пойму вполне ту тайну жизни Которой смутно чую бытие,— Тогда возьму бесстрашною рукою Перо и меч и изготовлюсь к бою.

Февраль 1876 г.

Пленница

Прекрасная пальма высокой вершиной В стеклянную крышу стучит; Пробито стекло, изогнулось железо, И путь на свободу открыт. И отпрыск от пальмы султаном зеленым Поднялся в пробоину ту; Над сводом прозрачным, под небом лазурным Он гордо глядит в высоту. И жажда свободы его утолилась: Он видит небесный простор, И солнце ласкает (холодное солнце!) Его изумрудный убор. Средь чуждой природы, средь странных собратий, Средь сосен, берез и елей, Он грустно поникнул, как будто бы вспомнил О небе отчизны своей; Отчизны, где вечно природа пирует, Где теплые реки текут, Где нет ни стекла, ни решеток железных, Где пальмы на воле растут. Но вот он замечен; его преступленье Садовник исправить велел,— И скоро над бедной прекрасною пальмой Безжалостный нож заблестел. От дерева царский венец отделили, Оно содрогнулось стволом, И трепетом шумным ответили дружно Товарищи-пальмы кругом. И снова заделали путь на свободу, И стекла узорчатых рам Стоят на дороге к холодному солнцу И бледным чужим небесам.

3 марта 1876 г.

«Друзья, мы собрались перед разлукой…»

Друзья, мы собрались перед разлукой; Одни — на смерть идут, Другие, с затаенной в сердце мукой, Прощанья часа ждут. Зачем печаль, зачем вы все угрюмы, Зачем такпровожать?.. Друзья, тоскливые гоните думы: Вам не о чем вздыхать! Мы не идем по прихоти владыки Страдать и умирать; Свободны наши боевые клики, Могуча наша рать, И не числом солдат, коней, орудий, Не знанием войны, А тем, что в каждой честной русской груди Завет родной страны! Она на смерть за братьев нас послала, Своих родных сынов, И мы не стерпим, чтоб она сказала: «Бежали от врагов!» Мы победим или в бою погибнем, Как вождь наш обещал, И доблести славянской столп воздвигнем, Какого мир не знал…