Избранное

34

— Быть посему! — воскликнул король и хлопнул в ладоши. Затем он приказал немедля вывести Брауна и Изегрима из темницы, оказывая им высочайшие почести, проводить к королю и снова усадить их на прежние места в совете. Кроме того, он повелел известить всех животных о преступлении Рейнеке. А баран Беллин будет отныне и навеки со всеми своими детьми, внуками и правнуками выдан на расправу Брауну и Изегриму. Так и поступили. Брауна и Изегрима освободили из тюрьмы и посадили по правую и по левую руку от короля, а баранье племя на все времена было отдано им и их потомкам на растерзание. Вот почему волки и медведи по сей день так алчно охотятся за баранами, овцами и ягнятами и рвут их, где только могут. Браун и Изегрим были довольны таким вознаграждением, однако, чтобы на их лицах окончательно сгладились следы обиды и недовольства, король приказал устроить большой пир, коему надлежало длиться двенадцать дней и двенадцать ночей. Это известие усладило слух Брауна и Изегрима, теперь лица медведя и волка сияли от радости. Они вознамерились пировать двенадцать дней и ночей подряд.

35

Был устроен праздник, роскошью и блеском затмивший все прежние. Танцы под музыку труб и свирелей; в изобилии жаркого, вина и фруктов; животные в наипышнейших одеждах парами шествовали на бал. Бились на конных турнирах и в потешных схватках, ели, пили, пели и плясали, барабанный бой и звуки дудок вторгались в многоголосый говор веселых гостей. Конечно, Рейнеке среди них не было. Прошла целая неделя, и король с королевой со своего возвышения с удовольствием взирали в зал, полный красок и звуков. Вдруг к ним подскакал дрожащий от страха кролик; он почтительно поскреб лапкой пол перед королевой и повел такую печальную речь:

— Милостивейшая королева, благороднейший Государь, сжальтесь над несчастным кроликом! Такого преступления, что было учинено надо мной, еще свет не видывал! Вчера в шестом часу Рейнеке сидел перед своей крепостью, одетый в монашескую рясу, и, держа перед собой толстую книгу, бормотал молитвы. Вот я и подумал, что могу без опаски пройти мимо него, я ведь тоже был зван на ваш праздник и спешил ко двору. Как только Рейнеке меня заметил, он пошел мне навстречу. Но вместо того, чтобы со мной поздороваться, этот разбойник вцепился мне в затылок и впился в меня своими острыми когтями. К счастью, мне удалось спастись, потому что я вовремя пригнулся, но вот здесь, за ухом, еще виден след от Рейнековых когтей!

Кролик показал рану и продолжал:

— Сжальтесь, государь, над нашей бедой. Многие еще хотели бы попасть на придворный бал, но не могут пройти, Рейнеке пресекает им дорогу и никому не дает миновать Мальпартаус!

Едва кролик кончил говорить, как прилетел Меркнау-Гляди-В-Оба, муж вороны, опустился на землю перед королем и изложил свою жалобу.

— Государь, государь, — начал Меркнау, — приношу вам жалобу на злодея Рейнеке! Представьте, выхожу я сегодня утром из дома вместе с женой, госпожой Шарфкнайп-Остроклювой, и вижу: в зеленой траве лежит что-то рыжее — мертвый лис! Глаза у него закатились, рот открыт, а язык, как у дохлой собаки, свисает наружу. Я его окликаю, и моя жена, госпожа Шарфкнайп, окликает тоже, но чем настойчивей мы зовем, тем неподвижнее он лежит, так что в конце концов у нас не остается сомнений: он действительно мертв. Конечно, мы искренне опечалились, ведь он, государь, был одним из первейших ваших придворных, и мы скорбели о нем.

Однако моя жена, госпожа Шарфкнайп, хотела все же вполне удостовериться и стала обследовать тело лиса — не обнаружится ли в нем все же какой-нибудь признак жизни.

Она щупала ему пульс, слушала сердце, но когда она нагнулась к самому его рту, чтобы проверить, не вылетает ли из него хоть слабое дыхание, покойник вдруг рванулся вперед и откусил ей голову. Встав на все четыре лапы, он диким прыжком ринулся ко мне.

Я успел взлететь на дерево и оттуда вынужден был смотреть, не в силах этому помешать, как злодей жадно пожирает мою дорогую жену! Ах, он не оставил от нее даже косточки, которую я мог бы похоронить! Только несколько перышек нашел я на том месте и вот принес их вам как доказательство подлого злодеяния Рейнеке.

И Меркнау, муж вороны, сложил к ногам Нобеля обагренные кровью перья, не переставая лить слезы и рыдать.

— О Шарфкнайп, моя дорогая жена, кто же теперь отомстит за твою гибель? Государь, я взываю к справедливости, ибо, если ваше повеление будет так безнаказанно нарушаться, о вас пойдет дурная молва.

36

Этими двумя жалобами был нарушен приказ короля, чтобы впредь никто не смел жаловаться на лиса, и теперь жалобы потоками хлынули к королевскому трону со всех сторон.

— Довольно! — воскликнул король и вскочил с места. В гневе он дико вращал глазами и тряс рыжей бородой. — Довольно! — кричал он. — Теперь все злодеяния Рейнеке будут отомщены. Ах, какую глупость я сделал, освободив Рейнеке от виселицы! А виновата в этом только моя жена, это она меня уговорила. Но больше такого не случится. Пойдемте, господа, посовещаемся, что нам предпринять против Рейнеке!

Для Брауна, Хинце и Изегрима такие слова были все равно что бальзам на раны. Но они еще не осмеливались говорить: на льва Нобеля в пылу гнева страшно было смотреть. Он вращал глазами туда-сюда, его густая грива стала дыбом, а хвостом он колотил траву и цветы так, что от них летели клочья.

После долгого молчания первой заговорила королева.

— Дорогой государь, — сказала она, — прошу вас, не гневайтесь на меня за то, что я осмеливаюсь говорить, но старинная мудрость гласит, что слово одного — еще не слово, чтоб истину узнать, ты выслушай другого! Это значит, что мы должны дать Рейнеке возможность ответить на эти жалобы! Его советы всегда были мудрыми, он принадлежит к древнейшему дворянскому роду, у него много влиятельных сторонников, поэтому, мой досточтимый супруг, не надо спешить! Пошлите за Рейнеке и призовите его к себе на суд, и тогда все выяснится!

С этими словами согласился и Леопард.

— Если Рейнеке предстанет перед вами, — заметил он, — это ничему не помешает. Он может говорить сколько угодно, а вы, государь, вольны наказать его, как сочтете нужным!

Так рассудил Леопард, а вслед за ним выступил Изегрим и сказал:

— Прежде всего, господин Леопард, для того, чтобы осудить Рейнеке, мы должны заполучить его сюда. Но за что мы намерены его осудить, вот в чем вопрос! За ворону и за кролика? Тут он наверняка выкрутится, да эти случаи и в самом деле не так уж важны! Есть другие преступления, за которые Рейнеке должен поплатиться и в которых ему не оправдаться: он налгал королю всякую всячину про Хюстерло и Крекельпюц, это самое подлое его преступление; потом он причинил вред Брауну и мне, это второе; и теперь он опять нарушает мир, провозглашенный королем, убивает и грабит на всех дорогах, это третье! Пусть его здесь говорит — от таких преступлений ему никогда не отговориться!

Так сказал волк, но король встал и прорычал:

— Неужто мы и впрямь должны дожидаться этого господина? Ничего подобного! Я приказываю, чтобы все мои воины через шесть дней собрались здесь в полном боевом вооружении, и мы положим конец жалобам на этого архипредателя!

Доставайте, господа, свои панцири, копья, луки, ружья, топоры, пики, алебарды и добрые мечи, и мы сообща двинемся к крепости Мальпартаус и всей силой навалимся на Рейнеке!

Так сказал король, и звери в один голос вскричали:

— Мы будем на месте, как вы приказали, государь!

37

Итак, было решено пойти на Рейнеке войной, но не успела она начаться, как уже совершилось предательство. Ведь Гримбарт-барсук тоже участвовал в совете, и едва состоялось решение выступить в поход против Рейнеке, как он тотчас поспешил в Мальпартаус со всей быстротой, какую позволяли его короткие ножки, чтобы обо всем донести лису. Рейнеке был главой росомах, барсуков, рысей и лис, и все эти семейства не могли благополучно существовать без его советов. Поэтому барсук подавил в себе обиду на то, что Рейнеке так постыдно оклеветал его перед королем.