Избранное

— Налейте-ка еще два ляна, — попросил он.

Когда принесли водку, рикша подошел к старику и подал ему чашку:

— Выпей, прошу тебя! Я работаю у одного хозяина, но скажу тебе — мне тоже не сладко. Стараюсь ни о чем не думать. Год прошел, и ладно. Еще два-три года, и я стану таким же, как ты! Мне ведь уже за сорок… А тебе, наверное, скоро шестьдесят стукнет?

— Нет, мне пятьдесят пять! — Старик отпил глоток. — Холодно, пассажиров не найдешь. Вот я и бегал с голодным брюхом: было у меня несколько монет, выпил на них, чтобы согреться. А когда подъехал сюда, не удержался, решил заглянуть. Здесь у вас жарко, я ничего не ел, вот и помутилось в голове. Ничего, это пустяки!.. Спасибо вам всем!

Желтовато-седые, похожие на солому волосы старика, его грязное лицо, даже черные, как уголь, руки — все, казалось, излучало свет. Так светятся древние изображения снятых в заброшенных храмах, по-прежнему вызывая священный трепет. Все, по отрываясь, смотрели на старика с каким-то особым почтением, словно боялись, что он вдруг исчезнет.

Сянцзы стоял рядом и все время молчал. Но, услышав, что старик голоден, опрометью бросился на улицу и возвратился с десятком пирожков с бараниной, завернутых в капустный лист. Подавая их старику, Сянцзы вымолвил лишь одно слово:

— Ешь!

Потом уселся на свое место и низко опустил голову, как будто очень устал.

— Ой-ой! — Старик готов был заплакать от радости. — Вы мне все равно что братья! Сколько сил тратишь, пока везешь пассажира, а попробуй получи с него лишний медяк…

Он поднялся.

— Погоди! Поешь сначала! — закричали на него со всех сторон.

— Я позову Сяо Маэра, это мой внук; он караулит коляску.

— Сиди, я схожу! — вызвался рикша средних лет. — Здесь твоя коляска не пропадет, будь спокоен: напротив — полицейский участок. — Он приоткрыл дверь: — Сяо Маэр! Тебя дедушка зовет! Оставь коляску, иди сюда!

Старик несколько раз потрогал пирожки, но так ни одного и не взял. Когда Сяо Маэр вошел, он протянул ему пирожок:

— Сяо Маэр, внучек мой, это тебе!

Мальчику было лет двенадцать. Вид у него был изможденный, но на него было накручено столько лохмотьев, что он казался даже полным. Из покрасневшего на морозе носа капало, уши горели под рваными наушниками. Он подошел к дедушке, взял пирожок, надкусил, затем сразу схватил второй.

— Не спеши!

Старик погладил мальчика по голове, тоже взял пирожок и начал медленно жевать.

— Дедушке хватит двух пирожков, остальное — твое! Съедим и отправимся домой, больше возить сегодня не будем. А завтра, если потеплеет, выедем пораньше. Ладно?

Мальчик кивнул головой на пирожки и, шмыгнув носом, проговорил:

— Съешь три, дедушка, мне хватит. Я отвезу тебя домой.

— Ну что ты, не нужно! — Старик с улыбкой посмотрел на всех. — Пойдем пешком, в коляске холодно.

Он допил водку, съел два пирожка и ждал, пока внук доест остальные. Вытерев губы тряпочкой, служившей ему платком, старик заговорил:

— Сына взяли в солдаты, он так и не вернулся, а жена его…

— Не надо!.. — прервал его мальчик, давясь пирожком.

Не бойся, они нам не чужие. — Старик тихонько продолжал: — Мальчик гордый, самостоятельный. Его мать ушла. Кое-как вдвоем перебиваемся. Коляска у нас очень уж старая, правда, своя — не нужно каждый день за нее платить. Сколько ни заработаем, все наше. Но трудно! Очень трудно!

— Дедушка! — Сяо Маэр дернул старика за рукав. — Нужно кого-нибудь отвезти, а то не на что будет купить уголь. И все из-за тебя! Давал человек двадцать медяков до Хоумыня, а ты заупрямился! Вот не будет завтра угля, что тогда делать?

— Придумаем что-нибудь. Возьму в долг фунтов пять угольных брикетов.

— И щепы на растопку!

— Да, да! Скорее доедай и пойдем домой! — Старик встал и снова поблагодарил всех: — Спасибо вам, братья мои!

Он взял внука за руку, пока тот поспешно засовывал в рот последний пирожок, и они двинулись к выходу.

Некоторые рикши пошли проводить старика. Сянцзы вышел первым взглянуть на его коляску.

Коляска была очень старая, лак потрескался, ручки облезли, фонарь еле держался, дуги тента стягивали веревки. Сяо Маэр отыскал спички у себя в наушниках, чиркнул о подметку и, прикрывая грязными ручонками огонек, зажег фонарь. Старик поплевал на ладони, вздохнул и взялся за ручки.

— Ну, до свиданья, братья!

Сянцзы неподвижно стоял у двери чайной и глядел им вслед. Старик что-то говорил, удаляясь, и голос его звучал едва слышно. Тени на улице то становились светлей, то вновь сгущались.

Тяжелое, не изведанное ранее чувство охватило Сянцзы. В мальчике он видел свое прошлое, в старике — будущее! Ему всегда было трудно расставаться с деньгами, но сейчас он испытал радость оттого, что купил этим беднягам десяток пирожков.

Когда старик и мальчик совсем скрылись из виду, Сянцзы вернулся в чайную. Там снова шумели, смеялись. Однако Сянцзы было не до смеха. Он расплатился, вышел, подвез коляску к кинотеатру и стал дожидаться господина Цао.

Ночь выдалась холодная. Ветра не чувствовалось, по в воздухе кружилась пыль, заслоняя звезды, — видимо, где-то высоко гулял бешеный ветер. Земля потрескалась от мороза и словно поседела, дорога стала твердой и неровной. Сянцзы, постояв у кино, замерз, но возвращаться в чайную не хотелось. Он думал о своей жизни. Старик с мальчиком разбили его самую заветную мечту — ведь у них была своя коляска, а что толку? С самого первого дня, как только Сянцзы стал рикшей, он мечтал приобрести коляску и до сих пор мыкался целыми днями только ради этого. И теперь из-за этого не хотел сходиться с Хуню. Думал, купит коляску, соберет деньжат и возьмет в жены достойную девушку. Но вот он видел Сяо Маэра. Разве сына Сянцзы ждет не такая же участь? Может, не стоит пренебрегать Хуню? Если уж нет выхода из этого заколдованного круга, не все ли равно, кто станет его женой? К тому же, раз у Хуню будет несколько колясок, почему не попользоваться даровым счастьем? Он ничуть не лучше других, так что нечего привередничать. Хуню так Хуню! Какая разница!

Сеанс окончился. Сянцзы быстро поставил на место банку с карбидом и зажег фонарь. Сбросил ватник и остался в легкой курточке. Ему хотелось стрелой пролететь весь путь до дома и на бегу забыть обо всем. Разобьется насмерть — тоже невелика беда!

Глава одиннадцатая

Когда Сянцзы вспоминал о старике и о мальчике, ему не хотелось ни думать, ни мечтать, а жить только сегодняшним днем. Зачем стремиться к невозможному, не щадя себя? Если бедняк не помрет с голоду в молодости, его ждет голодная смерть на старости лет! Куда ни кинь — всюду клин! Он наконец понял это. Только пока ты молод, силен и трудишься из последних сил, ты вроде человек. И глупо отказывать себе в чем бы то ни было. Уйдут годы — не вернешь!

Его перестали тревожить даже мысли о Хуню. Но стоило ему взглянуть на копилку, на ум приходило другое: нет, нельзя поступать так легкомысленно! Никак нельзя! Ему недостает каких-нибудь нескольких десятков юаней. Непростительно бросать на ветер деньги, доставшиеся с таким трудом. Надо идти своей дорогой! Но как быть с Хуню? Тут он снова попадал в тупик и с тоской вспоминал о двадцать седьмом числе. Когда становилось совсем невмоготу, он сжимал глиняную копилку и нашептывал: «Будь что будет, а деньги все-таки мои! С ними мне ничего не страшно. Станет невмоготу, плюну на все и убегу. Когда есть деньги, всегда можно сбежать!»