Избранное
Шрифт:
— Успел со мной познакомиться, — сказал он жене, указывая, куда скрылся рак.
— Не думаю, чтобы это его обрадовало, — ответила Харриэт.
На том естественнонаучная охота окончилась. Да и есть раков Харриэт уже не хотелось, аппетит пропал, пояснила она, при виде этого буро-зеленого чудища в траве, очень уж оно смахивало на громадного паука. Клейтон живо и как бы обрадованно с ней согласился:
— Я тоже их больше в рот не возьму.
Отныне они ели рыбу, которой много было в озере, тем более что жарили ее отлично. Молодая чета пробыла здесь дольше, чем предполагала, хотя ей и пришлось поступиться некоторыми привычками. Так, например, в маленькой гостинице не было ванной комнаты. Ежедневное купание — не в той заводи, где Клейтон поймал рака, но в озере — было просто спортивной забавой, прежде всего для Харриэт, отлично плававшей и нырявшей, а
В комнате преобладал зеленый цвет. Слева за окном виднелась верхушка правда, не вся — большого дерева. Через неделю это была уже как бы собственная их комната. Так сильно она изменилась. Они это ощущали, но об этом не говорили. Воспоминание о том, как Харриэт стояла на лугу (еще раньше она стояла около пруда в венском Пратере), причиняло боль Клейтону. Теперь он знал, что женился на ней, с самого начала предчувствуя, что так будет. Случалось, небо бывало затянуто облаками, свет, точно серая пыль, лежал в уголках окна. Большая комната была тогда вся заполнена слабым светом. В ней стоял письменный стол. Харриэт вечно писала письма. Все у нее было для этого приспособлено, включая надежно закрывавшуюся дорожную чернильницу. Закрытая она имела форму жокейского кепи и была расчерчена соответствующими полосками. Клейтон был не в силах писать письма, Харриэт же могла писать даже поздно вечером после ужина. Мужу ее иногда казалось, что она устроила здесь самую настоящую канцелярию. Писала она быстро. За час четыре, а то и пять писем. В Англию, в Канаду и еще по разным адресам. Почерк у нее был крупный и прямой, перо явственно скрипело, двигаясь по сиреневой бумаге. Клейтон лежал на огромном гнутом диване. Они однажды написали открытку и Милоничу в Вену.
Лишь через десять дней супруги двинулись дальше. Хозяин-словенец жалел, что уезжают гости, которых он всячески обхаживал, так что комфортом, пусть несколько старомодным, они здесь наслаждались больше, чем в каком-нибудь роскошном отеле. После поездки, не слишком долгой, они очутились в совершенно другой долине, образовавшейся вследствие несколько втиснутой в узкое русло реки. Когда после тряской дороги от Цетине до реки Кораны супруги впервые пошли вдоль ее берега, им уяснилось, что неумолчный и все нарастающий грохот, наполнявший воздух, не мог исходить от суженного ложа реки рядом с ними.
Слева, за излучиной, река разливалась шире. Но устье ее оказалось перегороженным белой вертикальной стеною невероятной высоты, грохотавшей теперь уже вблизи от них.
На мгновение у Клейтона перехватило дыхание, вернее, ему стало вдруг нечем дышать. Вряд ли ему тогда или позднее довелось простейшим образом объяснить себе всю мощь впечатления, которое он сейчас испытывал, а именно что огромные массы воды, которые он доселе видел лишь горизонтальными например, во время морских путешествий, — вдруг вздыбятся и стеной встанут перед ним (во всяком случае, в первые мгновения эта стена показалась ему не только вертикальной, но и монолитной).
Харриэт молчала. Значит, и ей был ведом страх.
Наверху у бело-пенного края — нижняя часть водопада была вся в дымке вдруг стали заметны какие-то непонятные детали: крыши, мостики, решетки или что-то в этом роде, из старого побуревшего дерева. Эти штуки там, наверху, были самым устрашающим в водопаде, но никто не сумел бы сказать, почему, собственно.
Они пошли дальше. Сейчас грохотало слева, потом за их спиной, но водопад был уже невидим.
Водопады Слуни — почти что посреди местечка Слунь достопримечательность, вернее, венец здешних краев. Нынче они уже не те, говорят даже, что несколько лет как они почти вовсе исчезли. Но в 1877 году развалюхи еще торчали из пенистых вод по всему верхнему краю водопада, видны были и дорожки, связывавшие их с крохотными участками, хижинами и мостиками, не внушавшими особого доверия. Все эти строения над водопадом были мельницами, принадлежавшими разным хозяевам.
Роберт и Харриэт перешли через глубоко
зарывшееся в землю русло Кораны, потом уж заприметили мостик и словно бы очутились совсем в другой местности. Слуньчица текла издалека по своего рода каменистой равнине; и только здесь они увидели настоящие воды, широко разлившиеся, бурлящие, беспокойные, сколько глаз хватал. У самой воды и подальше первые строения рынка в Слуни. Ряд мельниц, венчающих водопад, Харриэт и Роберт теперь видели с другой стороны на расстоянии шагов эдак двухсот; дальше взор их упирался в пустое пространство. Они, видимо, только сейчас поняли, что, собственно, представляют собой хижины у кромки водопада. Под острым углом оттуда шла другая улица, чуть ли не к самой воде. Там стояли телеги, груженные мешками; какие-то мужчины снимали эти мешки и через мостик несли их вдоль водопада. Одни шли по пенной воде недалеко, до третьей или четвертой хижины. Другие были еле видны на дальних тропинках.Трудно сказать, что из увиденного так глубоко, в данный момент почти уничтожающе подействовало на Роберта и Харриэт. Водопад не такое уж редкое явление. Мельницы по его краю, конечно, курьез, но молодые супруги не сумели воспринять их как таковой, а значит, не сумели и защититься от неприятного впечатления. Уже идя домой, они оглянулись на водопады и снова увидели строения над ними теперь уже совсем маленькими.
Как обычно, от всего этого вместе их потянуло друг к другу, и до экипажа, их поджидавшего, они шли рука об руку вдоль реки и были счастливы за ужином в гостинице и счастливы у себя в спальне.
По возвращении с юга они узнали немаловажные новости. Сообщил их молодой чете очень старый Клейтон — хотя в то время ему было всего шестьдесят два года. Он еще жил тогда, отец Роберта; и жил даже весьма энергично.
Разговор, из которого они узнали эти новости, состоялся на следующий день после их приезда в Бриндли-Холл — действительно в холле. После обеда они решили посидеть у обязательного и веселящего душу камина. Папаша Клейтон неожиданно сообщил, что недавно побывал в Вене, где вел предварительные переговоры. Строительство завода сельскохозяйственных машин для него уже дело решенное. Колоссальные возможности сбыта в некоторых слабо развитых областях юго-востока несомненны. Импорт из Англии, причем проблемы транспорта и пошлин тут отнюдь не первенствуют, по рентабельности никогда не сравнится с производством всего оборудования и необходимых для приведения его в действие локомобилей на месте, то есть в самой Австрии. Под конец совсем старый Клейтон объявил, что уже приобрел земельные участки и намерен незамедлительно приступить к переоборудованию наличествующих агрегатов и постройке новых. На первом месте сейчас для него технология: типы машин должны быть точнейшим образом приспособлены к спросу, главное, к спросу в альпийских странах. И наконец, сын должен изучить немецкий, по мере возможности еще и хорватский или какие-нибудь другие языки этого района и поселиться с Харриэт в Вене. Технология прежде всего. Он захватил с собой всю необходимую информацию, так, чтобы сразу можно было приступить к развитию производства. В Вене надо тотчас открыть контору, которая будет руководить всеми делами. К сожалению, пока что не удалось найти подходящего человека для управления канцелярией. С объявлениями и посредническими бюро он дела иметь не желает.
— Надо написать Милоничу, — сказала мужу Харриэт.
Сын объяснил отцу, кто такой Милонич.
— Очень хорошо, — отвечал старик.
На основании сказанного легко представить себе, что в ближайшее время многое изменилось, а по истечении полутора лет изменилось и того больше. Завод «Клейтон и Пауэрс» в Вене уже стоял, более того, работал на полную мощность. Старик Клейтон не ошибся. В конторе хозяйничал господин Хвостик. Деловитый Милонич — разумеется, щедро вознагражденный за свои старания раздобыл еще нескольких полезных людей. Боб Клейтон сносно говорил по-немецки и брал уроки хорватского у того же неутомимого Милонича. Харриэт меж тем ровно через девять месяцев после их приезда в Слунь родила сына, которого они назвали Дональдом.
Когда подошло время расставаться с Англией — об этом расставании всерьез никто почему-то не думал, — оказалось, что это дело нешуточное, и в какой-то день оно стало подступать к сердцу, к сердцу Харриэт тоже. Ее тогдашнее положение все еще позволяло ей ездить верхом, итак, Роберт и она, Харриэт, на своем жеребце рыжей масти, много раз побывали там, где гряда холмов становилась шире, и конь ее скакал по тому же лугу, как и в первый день, когда она увидела Роберта Клейтона.
Погода стояла не слишком ясная, воздух был теплый, затянутый молочным туманом, так что колокольня на другой стороне реки казалась всего лишь тонкой черточкой.