Избранное

В разгар ужина поднялся Серафимович и, держа в руках большую чарку, начал говорить:

— Для всех стариков каждый молодой человек — потенциальный «соперник». Так, по крайней мере, принято считать. Для писателя же «соперник» не только тот, кто моложе, но и тот, кто талантливее. Я, например, до сего времени считал, что у меня лишь один, но при этом двойной «соперник» — Александр Фадеев, который намного моложе меня и пишет лучше. Но теперь у меня появился новый соперник. Этот парень на сорок лет моложе меня и, уж поверьте старику, в сто раз талантливее. Имени его никто из вас пока не знает, но не пройдет и года, как его узнает вся страна, а этак лет через десять признает и весь мир. Ибо Михаил Шолохов из такой породы людей…

Серафимович подробно рассказал об авторе «Тихого Дона». Рукопись, которой так напугал нас молодой человек, была первыми двумя книгами «Тихого Дона».

— Я желаю моему народу, — сказал в заключение Серафимович, — еще много столь же талантливых писателей, как наш новый молодой друг Михаил Шолохов. Себе же желаю побольше таких «соперников».

Через год Шолохова действительно узнал и полюбил весь Советский Союз. Пять лет спустя «Тихий Дон» был опубликован более чем на тридцати языках мира. И везде этот роман завоевывал славу советской литературе.

Если впоследствии кто-нибудь напоминал Серафимовичу тот памятный вечер, старик с хитроватой усмешкой говорил:

— Возможно, писатель я неважнецкий и стар уж стал, по в прорицатели, видать, еще гожусь…

Перевод А. Гершковича

Маяковский

В 1929 году мы втроем ехали в Ленинград: Серафимович — автор «Железного потока», Маяковский и я. Как говорят, два медведя в одной берлоге не уживаются — старик Серафимович, всегда спокойный, тихий, уравновешенный, революционер, писатель-реалист и боевой казак, и Маяковский — вечно горящий огонь, вернее, беспрерывно действующий вулкан. Они уважали, даже, вероятно, по-своему любили друг друга, но постоянно обменивались отнюдь не безобидными колкостями. Вспоминаю, например, самую легкую их пикировку в дороге, когда Серафимович сказал:

— Могли бы вы, молодой человек, написать хоть одно стихотворение без того, чтобы в первый день не объявить его гениальным, а на второй — безвозвратно устаревшим? Я был бы очень рад.

— С величайшим удовольствием, специально для вас! — басил в ответ Маяковский. — Но с одним лишь условием: напишите сначала хоть один рассказ, у которого при рождении не оказалось бы столетней бороды.

Подобный обмен любезностями продолжался всю дорогу от Москвы до Ленинграда. В городе Ленина Маяковский и Серафимович выступали вместе, на одном и том же литературном вечере, вместе призывали ленинградцев помогать всеми средствами зарубежным революционным писателям, живущим в Ленинграде.

Серафимович остался в Ленинграде, а мы с Маяковским в тот же день отправились обратно в Москву.

Перевод А. Гершковича

Бернард Шоу

Шоу летом 1931 года приезжал в Советский Союз. Я входил в комитет по встрече его в Москве и потому одним из первых пожал ему руку на перроне вокзала. Какой-то молодой человек — ирландец (как потом выяснилось, уроженец той же местности, что и Шоу) приветствовал своего великого земляка.

— Надеюсь, вы навсегда переселились в Советскую Россию? — спросил его Шоу.

— Еще не знаю, — ответил молодой человек.

— Будь я лет на десять моложе, я бы никогда отсюда не уехал, — сказал Шоу.

— Откуда вам известно про жизнь в Советском Союзе, если вы всего несколько минут как сошли с поезда? И почему вы так высоко оцениваете здешнюю жизнь, не успев с ней даже познакомиться? — спросил у Шоу один московский корреспондент.

— Милый мой, — отвечал Шоу, — я семьдесят пять лет прожил в других странах. И потому имею право любить и ценить жизнь в Советской России. Если бы вы видели все, что видел я, вы бы каждое утро целовали советскую землю.

Писатели давали обед в Москве в честь Шоу. За обедом он, между прочим, сказал следующее:

— Наконец я достиг цели своей жизни. Больше пяти десятилетий я имел дело с издателями и писателями. До сегодняшнего дня я знал только таких писателей, которых эксплуатировали издательства, и таких издателей, которые обогащались за счет труда писателей. Сегодня наконец-то я познакомился с такими писателями, которые эксплуатируют издательства, и увидел издателей, которые плачут, что писатели сдирают с них шкуру. Ради одного этого момента стоило жить!

Рассказывал Шоу и о трудностях в самом начале своего творческого пути.

— Мой первый роман отклонили ровным счетом шестьдесят издательств. Почтовые расходы на его рассылку я смог покрыть, лишь заложив свое зимнее пальто: было лето. Потом, когда роман вышел в свет (возможно, вы его знаете — это история про боксера), право на его издание приобрели ровным счетом шестьдесят издательств. Как видите, всю жизнь меня одолевают заботы о деньгах. В молодости я не знал, где их взять, а теперь не знаю, куда их деть.

После посещения одного детского дома, когда у Шоу было особенно приподнятое настроение, я рискнул сказать ему:

— Когда вы о чем-нибудь спорите, мастер, то больше похожи на свое карикатурное изображение, чем на фотографии.

— Я это знаю, — отвечал Шоу. — Семьдесят пять лет, молодой человек, я живу в мире, который подобен самой жалкой карикатуре. Как умный человек, я приспосабливаюсь, хотя бы внешне…

Когда Шоу уезжал из Москвы, на вокзале один советский писатель спросил его:

— Надеюсь, товарищ Шоу, вы останетесь другом Советского Союза?

— До смерти, во всяком случае, — отвечал Шоу. — Что будет потом — не знаю. Насколько мне известны нравы европейской прессы, после смерти меня вполне могут произвести в антисоветчика.

Перевод А. Гершковича

Встречи с Михаем Каройи [51]

Летом 1931 года секретариат А. В. Луначарского известил меня, что я включен в состав комиссии из трех человек для встречи Бернарда Шоу и что задача этой комиссии — оказать ему всяческое содействие, чтобы «великий юморист» смог посмотреть в Советской России все, что пожелает, и встретиться со всеми, с кем пожелает.

51

Каройи Михай (1875–1955) — граф, видный политический и государственный деятель. После провозглашения Венгрии республикой (16 ноября 1918 г.) был президентом. В 1919 году эмигрировал из Венгерской Советской республики. Выступал против фашистского режима Хорти. В 1946 году вернулся на родину. С 1947 года венгерский посланник в Париже. В 1949 году вышел в отставку и остался во Франции, где и умер.

Получив столь ответственное и почетное поручение, я меньше всего предполагал, что благодаря приезду Шоу в Москву буду иметь честь принимать у себя в доме Михая Каройи и его супругу, Каталин Андраши [52] . А получилось именно так.

Накануне приезда супругов Каройи в Москву мне позвонил Бела Кун и сказал, что венгерские писатели, живущие в Москве, должны позаботиться о том, чтобы Михай Каройи и его супруга… Выполнить указания Белы Куна оказалось довольно трудно: почти никого из писателей в это летнее время не было в Москве, а у меня в связи с приездом Шоу в Москву была очень горячая пора. Михая Каройи с женой, приезжающих в Советский Союз по поручению какого-то парижского журнала, принимал Союз советских журналистов. Их окружили большими почестями, но, к сожалению, не обошлось и без оплошностей.

52

Андраши Каталин (1898) — жена Михая Каройи, журналистка. В 1963 году окончательно вернулась на родину. Член президиума Всемирной ассоциации венгров. Автор мемуаров «Плечом к плечу в революции» (1967).