Избранное

Март или апрель 1912

15. «Если ты к земле приложишь ухо…»

Если ты к земле приложишь ухо, То услышишь: крыльями звеня, В тонкой паутине бьется муха, А в корнях изъеденного пня Прорастают новые побеги, Прячась в хвое и в сухих листах. На дороге вязнут и скрипят телеги, Утопая в рыхлых колеях. Ты услышишь: пробегает белка, Листьями пугливыми шурша, И над речкой пересохшей, мелкой Селезень кряхтит средь камыша. И поет бадья у нашего колодца, И девчонки с ягодой прошли. Ты услышишь, как дрожит и бьется Сердце неумолчное земли.

Март или апрель 1912

16. ГОД

Что лучше зимнего рассвета, И дыма синего у труб, И еле слышного привета, Слетающего с милых губ? Часам к пяти, пока не поздно, Приятно выйти погулять, Кричать средь тишины морозной И снег, притаптывая, мять. А вечером с тобою снова У вспыхивающих углей Мы дремлем в маленькой столовой, И ты становишься нежней. И к чаю сливное варенье, И ложек серебристый стук, Сверчка задумчивое пенье, Метели голоса, и вдруг Усталое прикосновенье Твоих неуловимых рук. Что радостней весною дыма Недавно вспаханных полей И тонкой, еле уловимой, Прозрачной зелени ветвей? Забывши о недавнем снеге, Уж анемоны расцвели, И рвут корявые побеги Пласты тяжелые земли. Средь стада бубенец смеется, Вдали гудят колокола, И взносится и раздается Неповторимая хвала. И юноша, покинув келью, В леса пушистые идет И тихо плачущей свирелью Подругу робкую зовет. И пахнут солнцем, пахнут прелью Бугры изрытые болот. Что слаще и острее лета: Его сомнений и тревог, До боли жалящего света И пыльных солнечных дорог? Соседней рощицы опушка Уж начинает опадать, И голосистая кукушка Перестает в ней куковать. И в полдень уж длиннее тени, И в поле уж желтее рожь, И ты наивной и весенней Передо мною не пройдешь. Гроза. Под крышей на соломе, Раскинув руки, я лежу И в наплывающей истоме На небо тусклое гляжу, И в этом блеске, в этом громе Свою тревогу нахожу. Сильней всего люблю я осень, Покойно и легко я пью Ее задумчивую просинь И ветра ровную струю. Последняя полоска сжата, И овдовели тополя, И пахнут горечью и мятой Необозримые поля. Затихла песня трудовая, Готово новое вино, И падает струя хмельная С веселым говором на дно. И всё ушло, и всё далёко — И нежно-серебристый май, И леса шум, и гул потока, И крикнуть хочется «прощай!» Какой-то птице одинокой, Отставшей от пролетных стай.

Март или апрель 1912

17. ОСЕНЬЮ

О чем-то скучно и лениво Досказывает мокрый лес. Обрывки туч дрожат пугливо И жмутся на краю небес. Кой-где дубки, орешник мелкий, А за кустами тишь и глушь, Лишь слышен шорох юркой белки Да ноги хлюпают меж луж. Что я скажу тебе сегодня, Когда еще желтей листва, Когда темней и безысходней Мои ненужные слова? А там уж кружит птичья стая. Куда она летит опять? И высь такая голубая, Что не измерить, не понять. И, слыша крик, душа, как птица С дробинкой маленькой в крыле, Еще наверх взлететь стремится И грузно падает к земле.

(1913)

18. ВЕЧЕРОМ

Ветер разогнал серебряные тучи,

Ослабел и в низеньких кустах залег.

Я иду вдоль зелени колючей,

Мокрая трава дрожит у ног.

Сжатые поля — как шашечные доски.

Падает снопами золотой овес.

И, цепляясь за кустарник хлесткий,

По дороге вязнет полный воз.

И под лай собаки розовое стадо

Тянется с поросших вереском холмов.

Может, сердцу ничего не надо,

Кроме песни дальней бубенцов,

Кроме голосов мальчишек, там, в селенье,

Где над крышами ползет и тает дым,

Кроме позднего недоуменья

Перед миром детским и простым.

(1913)

19. РОССИИ

Ты прости меня, Россия, на чужбине Больше я не в силах жить твоей святыней. Слишком рано отнят от твоей груди, Я не помню, что осталось позади. Если я когда-нибудь увижу снова И носильщиков, и надпись «Вержболово», Мутный, ласковый весенний день, Талый снег и горечь деревень, На дворе церковном бурые дорожки И березки хилой тонкие сережки, — Я пойму, как пред тобой я нищ и мал, Как я много в эти годы растерял. И тогда, быть может, соберу я снова Всё, что сохранилось детского, родного, И отдам тебе остатки прежних сил, Что случайно я сберег и утаил.

Февраль или март 1913

20. «Я бы мог прожить совсем иначе…»

…………………. Я бы мог прожить совсем иначе, И душа когда-то создана была Для какой-нибудь московской дачи, Где со стенок капает смола, Где идешь, зарею пробужденный, К берегу отлогому реки, Чтоб увидеть, как по влаге сонной Бегают смешные паучки. Милая, далекая, поведай, Отчего ты стала мне чужда, Отчего к тебе я не приеду, Не смогу приехать никогда?..

Февраль или март 1913

21. СУМЕРКИ

Злобный ветер, злобный холод, Мутный вечер настает, И колючий острый голод Дико гложет мой живот. Ветер взносит хлопья пыли С едкой, грязной мостовой, И жужжат автомобили, Как густой осиный рой, И, блудливо строя глазки, Старичок идет, свистя, И у женщины в коляске Жалобно мычит дитя. И тоска, и пыль, и холод, Мутный вечер настает, И колючий острый голод Дико гложет мой живот.

Февраль или март 1913

22. ВЕРЛЕН В СТАРОСТИ

Лысый, грязный, как бездомная собака, Ночью он бродил забытый и ничей. Каждый кабачок и каждая клоака Знали хорошо его среди гостей. За своим абсентом молча, каждой ночью Он досиживал до «утренней звезды», И торчали в беспорядке клочья Перепутанной и неопрятной бороды. Но, бывало, Муза, старика жалея, Приходила и шептала о былом, И тогда он брал у сонного лакея Белый лист, залитый кофе и вином. По его лицу ребенка и сатира Пробегал какой-то сладостный намек, И, далек от злобы и далек от мира, Он писал, писал и не писать не мог…

Февраль или март 1913

23. О МОСКВЕ

Есть город с пыльными заставами, С большими золотыми главами, С особняками деревянными, С мастеровыми вечно пьяными, И столько близкого и милого В словах: Арбат, Дорогомилово…

Февраль или март 1913

24. О МАМЕ

Если ночью не уснешь, бывало, Босыми ногами, Через темную большую залу, Прибегаешь к маме. Над кроватью мамина аптечка — Капли и пилюли, Догорающая свечка И белье на стуле. Посидишь — и станет почему-то Легче и печальней. Помню запах мыла и уюта В полутемной спальне…

Февраль или март 1913

25. «Может, можно отойти, вернуться…»

Может, можно отойти, вернуться В маленький и пыльный городок, Где какой-нибудь Барбос иль Куцый С громким лаем носится у ног. Может, можно?

Февраль или март 1913

26–27. ВЗДОХИ ИЗ ЧУЖБИНЫ

1 ПЛЮЩИХА

Значит, снова мечты о России — Лишь напрасно приснившийся сон; Значит, снова дороги чужие, И по ним я идти обречен! И бродить у Вандомской колонны Или в плоских садах Тюльери, Где над лужами вечер влюбленный Рассыпает, дрожа, фонари, Где, как будто веселые птицы, Выбегают в двенадцать часов Из раскрытых домов мастерицы, И у каждой букетик цветов. О, бродить и вздыхать о Плющихе, Где, разбуженный лаем собак, Одинокий, печальный и тихий Из сирени глядит особняк, Где, кочуя по хилым березкам, Воробьи затевают балы И где пахнут натертые воском И нагретые солнцем полы…

2 ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ

Уж слеза за слезою Пробирается с крыш, И неловкой ногою По дорожке скользишь. И милей и коварней Пооттаявший лед, И фабричные парни Задевают народ. И пойдешь от гуляний — Вдалеке монастырь, И извощичьи сани Улетают в пустырь. Скоро снег этот слабый И отсюда уйдет И веселые бабы Налетят в огород. И от бабьего гама, И от крика грачей, И от греющих прямо Подобревших лучей Станет нежно-зеленым Этот снежный пустырь, И откликнется звоном, Загудит монастырь.