Избранное
Шрифт:
— Нет, этот человек должен убраться. Ну сделай же что-нибудь, Бруно!
— Пошел прочь! — Бруно указывает на залитый солнцем соседний сад в цвету. — Убирайся со своим «Гиги»!
Незнакомец кивает, перекидывает ногу через забор и спрыгивает вниз. Ловко спружинив, он приземляется в двух метрах от Бруно.
— Пожалуйста, — просит Бруно.
Незнакомец выпрямляется и идет к нему. Бруно подбирает с земли обломок бетонной плиты величиной с кирпич, предательски тяжелый, обеими руками поднимает его до высоты собственного носа. Этот неловкий, бессмысленный жест немного напоминает движение орла из документального кино, когда он, расставив лапы в пышных штанах из белых перьев, поднимает клюв с зажатым в нем кремнем,
— Пожалуйста, — повторяет Бруно и роняет камень, едва не попав себе по ноге. — Фирташ! — в страхе кричит он.
Незнакомец, качая головой, проходит мимо Бруно к колодцу. Заглядывает через край, поросший зеленым мхом, и обнаруживает десятки окурков, которые Бруно набросал в неподвижную, затянутую ряской воду, потом оборачивается и осуждающе грозит Бруно пальцем.
В кармане халата Анаис (который он, к ее неудовольствию, иногда накидывает по утрам) Бруно нашел влажный комочек «Клинэкса» [179] , пару зубочисток и еще — о, радость! — полпачки сигарет с фильтром. Он протягивает их незнакомцу, тот трясет уродливой головой с низким лбом и крупными черными порами на коже.
179
«Клинэкс» — косметические салфетки в специальной гигиенической упаковке.
— Гиги, — произносит он задумчиво, затем стремительно взлетает на забор и перемахивает через него, словно циркач, соскакивающий с трапеции на сетку.
Еще дома, в Антверпене, Анаис торжественно поклялась своей матери, что в день операции, четырнадцатого, ровно в одиннадцать часов, преклонит колена в какой-нибудь живописной церквушке и зажжет свечку перед образом святой Девы Марии. Можно, конечно, помолиться и в соборе, но лучше — в скромной простенькой деревенской церквушке без всяких прикрас.
Совершив молитву, Анаис с шумом вваливается в дом, а следом за ней входит мускулистый карлик, который ухмыляется с таким видом, будто шутки ради собрался укусить Бруно за крестец.
— Это господин Мири, — объявляет Анаис. — Господин Мири хочет пить.
И мчится на кухню.
— Господин Мири будет нашим переводчиком.
Карлик, не дожидаясь приглашения, присаживается прямо на спинку софы, рядом с Бруно.
— Я поставила три свечки, — кричит Анаис, — франков на двести.
— Меня зовут Мири, — карлик говорит по-французски короткими рублеными фразами и поглаживает Бруно по плечу.
Он сообщает, что к ним обоим очень благосклонно отнеслись местные жители, до него дошло много весьма лестных отзывов о них, особенно о мадам Наис, которая явилась для всех достойным примером благочестия. Впрочем, деревенские — язычники, они скорее напьются как свиньи, чем зажгут свечку перед святыми великомучениками Флором и Лавром, как это сделала мадам Наис.
— Единственные святые, которые были сиамскими близнецами, — растроганно поясняет Анаис.
Она приносит банку диет-колы для Бруно и стакан пива — карлику.
— Да, близнецы, — говорит карлик, — близнецы, tout court [180] .
— За Флора и Лавра! — провозглашает Бруно.
— Великомучеников, — подхватывает карлик. — Царь Лициний приказал утопить их в источнике, когда они не захотели укладывать камни в языческий храм. Впрочем, я не за этим пришел.
— Да, не за этим… —
подхватывает Бруно.— Вот именно!
Соскользнув со спинки софы, карлик прошелся по комнате и прислонился к комоду, словно собираясь открыть собрание.
180
Одним словом (франц.).
— В качестве представителя праздничного комитета я хотел бы узнать, не согласитесь ли вы, как человек посторонний и, следовательно, беспристрастный, быть нашим судьей.
— Никогда. — Бруно выпаливает это слово с местным гортанным выговором. — Jamais. В игре участвует моя жена, так что я никак не могу быть беспристрастным.
— Но ведь речь идет совсем не о футболе, глупенький!
— Конечно нет, мсье Бруно, отец Бим этого никогда бы не одобрил. В женском футболе требуется женщина-судья.
Невзирая на все уговоры, Бруно наотрез отказался быть в воскресенье судьей на ежегодном чемпионате по поеданию улиток.
Перекошенное лицо Мири с умными глазами навыкате и тонкими, в ниточку, губами приближается к лицу Бруно. Карлик трет указательным пальцем по его черепу.
— Тот ли это цвет, который предопределил для вас Господь, мсье Бруно?
— Получилось чуть-чуть в синеву, — признала Анаис.
— У нас не принято, чтобы люди меняли цвет, которым наградили их Господь и родная мать. В деревне скажут, что вы переняли эту манеру у Гиги.
— Гиги! — выпаливает Бруно. — Кто он такой, этот Гиги?
— Блаженный, да еще и проклятый за свою блажь.
Выясняется, что Гиги — это человек, которого отец Бим вышвырнул из дома. При рождении ему было дано совсем другое имя, но он его никогда не носил. Он уехал в столицу, а когда вернулся через много лет — бедный, больной и почти облысевший, — он захотел, чтобы в деревне его называли Буги-Вуги. Этот номер не прошел, и люди упорно зовут его Гиги.
— Где он сейчас? — спрашивает Бруно.
— Отец Бим нашел для него другое пристанище. Любовь к ближнему у отца Бима на первом месте. Это он настоял в управлении провинцией, чтобы нам провели уличное освещение, это он устроил меня на работу церковным сторожем, хотя людям, подобным мне, это запрещено церковью.
— Но ведь вы такой же человек, как все, — недоумевает Анаис.
Само собой разумеется.
— Я был как все, мадам Наис.
Карлик приподнимается на цыпочки.
— Я родился не таким, какой я сейчас. Ведь если б я таким родился, у меня были бы des proportions parfaites [181] . И тогда я не был бы мужчиной, в то время как мой член достигает двенадцати гродонье в длину, то есть примерно два фута шесть дюймов.
181
Правильные пропорции (франц.).
— Правда? — изумляется Анаис.
Карлик скромно кивает.
— Proficiat [182] , — говорит Анаис.
Карлик снова кивает.
— Это измерение провел один американский матрос. Два фута и шесть дюймов, зачем бы ему лгать?
— В самом деле, зачем? — соглашается Бруно.
— А почему это запрещается? — допытывается Анаис.
— Ложь не запрещена, мадам Наис, если жизнь человека под угрозой, а у таких, как я, это происходит постоянно.
182
Поздравляю (лат.).