Избранное
Шрифт:
Так как Эмили была от природы лишена чувства юмора, то она даже не улыбнулась при мысли, что, взяв себе в любовницы работницу с фабрики (Эмили не сомневалась, что это так и есть), Филипп только следует семейным традициям, против коих он, по его мнению, восставал. Не кто иной, как его дед Франсуа Летурно, поселил в Экс-ле-Бэн, в вилле на самом берегу озера Бурже, красавицу ткачиху из Клюзо, и именно с целью более удобного сообщения с виллой и ткачихой он приобрел в 1912 году свой первый автомобиль марки «шенардэ уолкер».
— Ах, как я бываю проницательна, особенно до первого глотка виски! произнесла Натали потягиваясь. — Держу
Она легко поднялась с кресла.
— Ну, иду укладываться, — сказала она. — Прощайте.
Она быстро прошла через столовую и захлопнула за собой дверь. Но начавшийся приступ кашля задержал ее в коридоре.
Оба мужчины в молчании слушали ее сухой кашель, а Натали все кашляла. Повернувшись к Валерио, Филипп вдруг заметил, что его отчим напряженно, чуть не со слезами на глазах прислушивается к доносящемуся из коридора кашлю. Филипп был потрясен и подумал, что он столько лет прожил возле Валерио Эмполи, а, по сути дела, совсем его не знает. Кашель Натали и ему тоже разрывал сердце.
— Почему вы не запретите Натали пить? — вдруг спросил он отчима.
— А что мы можем предложить ей взамен? — ответил вопросом Эмполи.
— Ну знаете! — сурово ответил Филипп. — Теперь уж вы говорите, как ребенок.
— В нашем мире все — только дети, — сказал Эмполи. — Но Натали славная девчушка, вся разница лишь в этом.
Они снова замолчали. Натали уже ушла из коридора. Теперь она, должно быть, в своей комнате деятельно готовилась к отъезду: все звонки ко всем слугам звонили одновременно. То, что Натали назвали при нем «славной девчушкой», вдруг открыло Филиппу глаза.
— Что тебя связывает с этой работницей из Клюзо? — внезапно спросил Эмполи.
— Ничего, — быстро ответил Филипп. — Этот роман существует только в воображении Натали.
— Значит, она не твоя любовница?
— Конечно, нет, — ответил Филипп.
— Так я и думал… Кто же тогда побудил тебя так яростно выступать против реорганизации фабрики?
— В Клюзо есть известное количество честных мужчин и женщин, — твердо ответил Филипп. — Эти люди совершенно не похожи на нас, — упрямо продолжал он. — И я пытаюсь заслужить их уважение.
— Ты имеешь в виду коммунистов? — спросил Эмполи.
— Да, — ответил Филипп.
— И ты тоже, — сказал Эмполи. — Мы теперь судим о событиях в зависимости от них, от коммунистов… даже когда по нашему приказу их убивают или сажают в тюрьмы. Ты газеты читаешь?
— Нет, не читаю.
— Ты бы понял тогда, что мы пользуемся их словарем, даже когда затеваем против них крестовый поход. Они уже выиграли битву.
Валерио произнес эти слова самым безразличным тоном, как будто бы он откуда-то издалека наблюдал и описывал забавное зрелище, никакого отношения к нему, Эмполи, не имеющее. И это обстоятельство тоже открыло Филиппу глаза на многое.
— Что вас привязывает к моей матери? — вдруг без всякого перехода спросил он.
— Здоровье, я имею в виду душевное, — не задумываясь ответил Эмполи.
Очевидно, он не раз задавал себе этот вопрос, потому что тут же заговорил:
— У нее нет ни сердца, ни души. Обыкновенная французская мещаночка, которая упорно, изо всех сил «создает себе положение» и не замечает ничего и никого, кроме поставленной перед собой ближайшей цели. Она совершенно не понимает того, что происходит в мире, ничем не интересуется. Она постепенно и обдуманно подымается
по ступенькам общественной лестницы — я пользуюсь ее собственным выражением — и не видит, что ступеньки-то уже давно сгнили.— Ее отец был банкир, — напомнил Филипп.
— Подумаешь, ардешский Крез! — усмехнулся Эмполи.
— А при жизни моего отца она была вашей любовницей? — в упор спросил Филипп.
Но Валерио, не ответив на этот вопрос, продолжал начатую мысль:
— А ты заметил, что, когда твоя мать входит в гостиную, за ней всегда начинают ухаживать самые богатые из присутствующих мужчин?
— Я не посещаю гостиных, — отрезал Филипп.
— Мужчин, которые все могут купить, привлекают холодные женщины, продолжал Эмполи. — Холодность, когда она достигает такой высокой степени, что исключает всякую мысль о притворстве, — единственный вид гордыни, которая не склоняется ни перед чем. А ведь мужчины постоянно ищут женщину, о которой они могли бы сказать: «Вот мое первое и последнее поражение».
— Оказывается, Натали гораздо больше похожа на вас, чем я думал, произнес Филипп.
Эмполи пропустил это замечание мимо ушей.
— Твоя мать, — продолжал он, — воспользовалась мной, как раньше она пользовалась твоим отцом и дедом. А сейчас она использует мою сестру. Если ей удастся войти в семейство Дюран де Шамбор, она сделает одну из самых головокружительных карьер нашего времени.
Он взял Филиппа под руку и увлек в соседнюю комнату. Там они стали у окна, выходившего в английский сад; отсюда были видны ворота и Лионское шоссе.
— Лет через десять, — вдруг сказал Валерио, — Советский Союз и Китай будут производить стали больше, чем все остальные страны, вместе взятые. Никто не решится на них напасть. Тогда даже в Америке начнется развал… А Эмили будет слишком стара, чтобы начать новую жизнь с народным комиссаром.
Он не отходил от окна и не спускал глаз с аллеи сада. Вдруг он повернулся к Филиппу.
— Но твоя мать до последнего своего вздоха будет пытаться делать карьеру. — Он улыбнулся и сказал, слегка декламируя: — «Мы усваиваем науку жизни лишь тогда, когда жизнь уже прошла. Сто учеников успели схватить дурную болезнь прежде, чем приступили к изучению взглядов Аристотеля на воздержание».
— Что это? — удивился Филипп.
— Монтень… Ты разве не читал Монтеня?
— Нет, — признался Филипп.
— «Как, — продолжал Эмполи, — как утолит человек свои желания, которые растут по мере того, как их удовлетворяют? Пока я мыслю о предмете, он удаляется, и мысли уже нет».
Филипп прервал отчима:
— Как по-вашему, она помогла моему отцу отправиться на тот свет?
— Существует немало способов помочь ближнему отправиться на тот свет, ответил Эмполи.
Филипп даже не был потрясен словами отчима. Уже давно он приучил себя к этой мысли, хотя ни разу она не представала перед ним так ясно. Впрочем, он совсем не помнил отца.
Эмполи опять повернулся к окну и поднял занавеску. Филипп проследил за его взглядом. Из виллы вышла Натали в непромокаемом плаще, с маленьким чемоданчиком в руках и косынкой на голове.
— Даже причесываться не стала, — вздохнул Эмполи.
Натали направилась к гаражу. Через минуту «альфа-ромео» развернулась на аллее французского сада и скользнула к воротам, которые распахнул сторож. Натали поставила машину у обочины тротуара. Почти тут же подъехало такси, из него выскочила Бернарда.