Вот еще один скончался год…Мы беспечно-веселы при этом.Так и жизнь когда-нибудь уйдет,Вслед надеждам, радостям и бедам.Но уж так устроен человек,Что с былым легко он расстается…Потому что не окончен бег,Потому что дальше жить неймется.Угадать бы, что нас ждет потом –За салютом, озарившим лица,За шампанским в блеске золотом,За привычкой – всласть наговориться.Новый год… Привет тебе от нас!Мы не в миг расстанемся с минувшим.Ибо долог в нас еще запасПрежних грез, что нелегко нарушить.Новый год… Поклон тебе от всех.И от тех, кого ты осчастливишь.И от тех, чьи славу и успехТы уже, наверно, не увидишь.Поседевший, как твои снега,Я стою, уставший от бессонниц.Я хочу, чтобы моя строкаПри
тебе была б еще весомей.
«Когда вам беды застят свет…»
Когда вам беды застят светИ никуда от них не деться, –Взгляните, как смеются дети,И улыбнитесь им в ответ.И если вас в тугие сетиЗатянет и закрутит зло, –Взгляните, как смеются дети…И станет на сердце светло.Я сына на руки беру.Я прижимаю к сердцу сынаИ говорю ему: «СпасибоЗа то, что учишь нас добру…»А педагогу только годик.Он улыбается в ответ.И доброта во мне восходит,Как под лучами первый цвет.1970
«Я лишь теперь, на склоне лет…»
Марине
Я лишь теперь, на склоне лет,Истосковался о минувшем.Но к прошлому возврата нет,Как нет покоя нашим душам.Да и какой сейчас покой,Когда в нас каждый миг тревожен.Несправедливостью людскойОн в нас безжалостно низложен.Прости, что столько долгих летМы жили на широтах разных.Но ты была во мне, как свет,Не дав душе моей угаснуть.И как бы ни были крутыМои дороги, чья-то ярость, –Я помнил – есть на свете ты.И всё плохое забывалось.1993
Чужая осень
Во ФранкфуртеХолодно розы цветут.В МосквеЗацветаютУзорыНа стеклах.Наш «бьюик» несетсяВ багряных потемках –Сквозь сумеркиСтрогихНемецких минут,Сквозь зарево кленовИ музыку сосен,Сквозь тонкое кружевоЖелтых берез.Я в эти красотыНенадолго сослан,Как спутникВ печальные залежи звезд.Со мной переводчица –Строгая женщина.Мы с нею летимСквозь молчаньеИ грусть.И осень ееТак прекрасна и женственна,Что я своим словомНарушить боюсь.Нас «бьюик»Из старого леса выносит.Дорога втекаетВ оранжевый круг.Как всё здесь похожеНа русскую осень!Как Русь не похожа на всё,Что вокруг!1979
Крест одиночества
Илье Глазунову
В художнике превыше страсти долг.А жизнь на грани радости и боли.Но, чтобы голос Неба не умолк,Душа не может пребывать в неволе.Твой перекресток – словно тень Креста.Пойдешь налево – поминай как звали.Пойдешь направо – гиблые места.А позади молчание развалин.Но ты остался возле алтаря.И кто-то шепчет: «Божий раб в опале…»Другие, ничего не говоря,Тебя давно на том Кресте распяли.Минует жизнь…И ты сойдешь с Креста,Чтоб снова жить неистово в грядущем.И кровь твоя с последнего холстаНезримо будет капать в наши души.В художнике превыше страсти долг.Превыше славы – к славе той дорога.Но, чтобы голос Неба не умолк,Душа должна возвыситься до Бога.1992
Случай на охоте
Я выстрелил. – И вся земляВдруг визг собаки услыхала.Она ползла ко мне скуля,И след в траве тянулся алый.Мне от вины своей не скрыться.Как всё случилось – не пойму!..Из двух стволов я бил волчицу,А угодил в свою Зурму.Она легонько укусилаМеня за палец… –Может быть, о чем-то, жалуясь, просилаИль боль хотела поделить.Ах, будь ты проклята, охота,И этот выстрел наугад!Я всё шептал ей: «Что ты, что ты…», –Как будто был не виноват.Зурма еще жива была,Когда я нес ее в песчаник.А рядом стыли два ствола,Как стыла жизнь в глазах печальных.Неосторожны мы подчас.В азарте, в гневе ли, в обиде –Бьем наугад, друзей не видя.И
боль потом находит нас.1974
«Левитановская осень…»
Левитановская осень.Золотые берега.Месяц в реку ножик бросил,Будто вышел на врага.Красоту осенней чащиНанести бы на холсты.Жаль, что нету подходящихРам для этой красоты.А холодными ночамиИстерзали лес ветра.Всё у нас с тобой вначале,Хоть осенняя пора.2001
Встреча пушкина с анной керн
А было это в день приезда.С ней говорил какой-то князь.«О боже! Как она прелестна!» –Подумал Пушкин, наклонясь.Она ничуть не оробела.А он нахлынувший восторгПереводил в слова несмело.И вдруг нахмурился.И смолк.Она, не подавая вида,К нему рванулась всей душой,Как будто впрямь была повиннаВ его задумчивости той.– Что сочиняете вы ныне?Чем, Пушкин, поразите нас? –А он – как пилигрим в пустыне –Шел к роднику далеких глаз.Ему хотелось ей в ладониУткнуться. И смирить свой пыл.– Что сочиняю?Я… не помню.Увидел вас –И все забыл.Она взглянула тихо, строго.И грустный шепот, словно крик:– Зачем вы так? Ну, ради Бога!Не омрачайте этот миг… –Ничто любви не предвещало.Полуулыбка. Полувзгляд.Но мы-то знаем –Здесь началоТех строк,Что нас потом пленят.И он смотрел завороженноВслед уходившей красоте.А чьи-то дочери и женыКружились в гулкой пустоте.1974
«Сандаловый профиль Плисецкой…»
Сандаловый профиль ПлисецкойВзошел над земной суетой,Над чьей-то безликостью светской,Над хитростью и добротой.Осенняя лебедь в полете.Чем выше – тем ярче видна.– Ну как вы внизу там живете?Какие у вас времена? –Вы Музыкой зачаты, Майя.Серебряная струна.Бессмертие – как это мало,Когда ему жизнь отдана!Во власти трагических судебВы веку верны своему.А гения время не судит –Оно только служит ему.Великая пантомима –Ни бросить, ни подарить.Но всё на Земле повторимо,Лишь небо нельзя повторить.Сандаловый профиль ПлисецкойНад временем – как небеса.В доверчивости полудетскойОмытые грустью глаза…Из зала я, как из колодца,Смотрю в эту вечную синь.– Ну как наверху Вам живется? –Я Лебедя тихо спросил.1982
«Зураб сказал…»
Зурабу Церетели
Зураб сказал:Металл проснуться должен,Чтоб музыку отдать колоколам.А до того он, словно царь, низложен,И ждет мелодий молчаливый Храм.Зураб сказал:Нет ничего прекрасней,Чем сумеречный звон колоколов,Когда закат под эти ноты гаснет,И всё понятно, и не надо слов.И вот над возродившимся соборомПоплыл впервые колокольный звон.И тихо замер потрясенный город,Как будто исповедовался он.Минует всё. Останется искусствоИ к Богу устремленные глаза.Металл проснулся от чужого чувства,Как в небе просыпается гроза.И я стою, как пушкинский Евгений,Пред новою загадкою Петра,Вновь убеждаясь – всё, что может гений,Понятно только гениям добра.1999
Кабинет Лермонтова
Старинный стол. Свеча. Свет из окна.Бумаги лист. И кожаное кресло.Гусиное перо. И тишина.И профиль, вычерченный резко.Стою благоговейно у дверей.И вновь хочу представить те мгновенья,Когда он назначал свиданье Ей.Она являлась – Жрица вдохновенья.И если оставалась до утра,Ее уста таинственно вещали…И взгляд Ее на кончике пераСтарался удержать он на прощанье.И засыпал внезапно у стола,Едва Она исчезнет простодушно.И снова ждал, как и Она ждала,Когда Господь соединит их души.И лишь однажды не пришла Она,Как будто знала, что он смертью занят.Старинный стол. Свеча. И тишина.И чистый лист – как боль Ее и память.2003