Избранное

— Уймитесь! — ревел он. — Ради бога уймитесь! Я из-за вас собственного голоса не слышу.

Мисс Дженни мгновенно набросилась на него:

— А ты тоже хорош! Такой же несносный, как он. Упрямый и надутый осел. Носишься в автомобиле как угорелый по всей округе, воображая, будто кто-нибудь пожалеет, если ты сломаешь свою никчемную шею, а потом являешься к ужину вонючий, как конюх. И все потому, что ты был на войне. Уж не думаешь ли ты, что больше никто никогда ни на какой войне не был? Может, ты воображаешь, что, когда мой Баярд вернулся с Великой Войны, он тоже до смерти надоедал всем в доме? Нет, он был джентльмен, он и буянил как джентльмен, а не так, как вы, деревенщина из штата Миссисипи. Олухи несчастные! Ты только подумай, какие подвиги он совершал верхом на обыкновенной лошади. И никаких ему аэропланов не требовалось.

— А ты подумай, что это была за война — не война, а детские игрушки, — отвечал молодой Баярд. — Такая жалкая война, что дедушка не хотел даже остаться в Виргинии, где она происходила.

— А кому он там был нужен? — возразила мисс Дженни. — Человек, который мог выйти из себя только потому, что солдаты его сместили и выбрали себе другого полковника, получше. Разозлился и вернулся сюда во главе шайки оголтелых головорезов.

— Не война, а детские игрушки, — твердил молодой Баярд. — Да еще на лошади. Каждый дурак может воевать на лошади. Да только вряд ли он на ней чего добьется.

— По крайней мере он добился того, что его приличным способом убили, — отрезала мисс Дженни. — Он на своей лошади сделал больше, чем ты на этом своем аэроплане.

— Правильно, — шептал Саймон за дверью. — Что правда, то правда. Только белые люди так ссориться могут.

И так продолжалось день за днем — буря то утихала, то начинала бушевать с новой силой; потом она иссякла, но вдруг разразилась опять, когда старый Баярд вернулся домой со свежей порцией мази на лице. Но к этому времени у Саймона появились свои заботы, по поводу которых он как-то вечером решил посоветоваться со старым Баярдом. Молодой Баярд лежал в постели со сломанными ребрами, мисс Дженни свирепо и нежно его опекала, мисс Бенбоу приезжала читать ему вслух, и Саймон снова занял подобающее ему положение. Цилиндр и пыльник были сняты с гвоздя, запас сигар старого Баярда ежедневно уменьшался на одну штуку, и пара жирных лошадей растрачивала накопившуюся лень между домом и банком, перед которым Саймон, закусив сигару, как в былые времена, каждый вечер осаживал их щегольски закрученным кнутом со всей приличествующей случаю театральной помпой.

— Томобиль, — философствовал Саймон, — он хорош для удовольствия или для забавы, а вот для истинно благородного тона годится только одно — лошади.

Итак, Саймону наконец представился удобный случай, и, как только они выехали из города и упряжка побежала ровной рысцой, он не замедлил им воспользоваться.

— Знаете, полковник, — начал он, — похоже, что нам с вами пора уладить наши финансовые отношения.

— Что? — Старый Баярд на минуту отвлекся от знакомых возделанных полей и сияющих голубых холмов на горизонте.

— Я говорю, похоже, что нам с вами пора уже немножко позаботиться насчет наличных.

— Премного благодарен, Саймон, — отвечал ему старый Баярд, — но мне деньги сейчас не нужны. Но все равно, премного тебе благодарен.

Саймон весело рассмеялся.

— Ну и шутник же вы, полковник. Еще бы такому богачу нужны были деньги! — Он снова рассмеялся коротким елейным смешком. — Да, сэр, шутник вы, да и только.

Потом он перестал смеяться, и на минуту все его внимание поглотили лошади. Это были гладкие широкозадые близнецы по кличке Рузвельт и Тафт [64] .

64

…по кличке Рузвельт и Тафт. — Лошади Сарторисов названы именами двух президентов США от республиканской партии: Теодора Рузвельта (1901–1909) и Уильяма Говарда Тафта (1909–1913).

— Эй, Тафт, смотри не сдохни от лени!

Старый Баярд сидел, глядя на его обезьянью голову с лихо заломленным цилиндром на макушке. Саймон снова повернул к нему сморщенную добродушную физиономию.

— Но теперь нам надо обязательно как-то утихомирить этих черномазых.

— А что они сделали? Неужели они не могут найти человека, который бы взял у них деньги?

— Тут, сэр, дело вот какое, — пояснил Саймон. — Тут как-то все не так. Видите ли, они собирали деньги на постройку церкви вместо той, которая сгорела, и когда они эти деньги собрали, они отдали их мне — потому как я состою членом церковного совета и принадлежу к самому знатному семейству в округе. Это было еще на прошлое рождество, а теперь они требуют деньги обратно.

— Странно, — сказал старый Баярд.

— Да, сэр, — с готовностью согласился Саймон, — Вот и мне тоже так показалось.

— Ну, что ж, раз они так настаивают, отдай им эти деньги, и дело с концом.

— В том-то и загвоздка, — доверительным тоном сообщил Саймон и, вновь повернув голову, тихо и мелодраматично взорвал свою бомбу: — Денег-то ведь этих нет.

— Черт побери, так я и знал, — отвечал старый Баярд, мигом утратив свой легкомысленный тон. — Где же они?

— Я их дал взаймы. — Саймон все еще говорил доверительным тоном, с видом человека, неприятно удивленного непроходимой людскою тупостью. — А теперь эти черномазые говорят, будто я их украл.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что взял на хранение чужие деньги, а потом одолжил их кому-то другому?

— Но ведь вы же это каждый день делаете, — отвечал Саймон. — Это же ваш бизнес — деньги одалживать.

Старый Баярд яростно фыркнул.

— Немедленно забери деньги и верни их этим черномазым, а не то угодишь в тюрьму, слышишь?

— Вы рассуждаете так же, как эти нахальные городские черномазые, — обиженно возразил Саймон. — Но ведь эти деньги отданы взаймы, — напомнил он хозяину.

— Забери их обратно. Разве ты не получил под них никакого обеспечения?

— Чего?

— Чего-нибудь, имеющего ту же стоимость, чтобы держать у себя, пока эти деньги не выплатят обратно.

— Да, сэр, это я получил. — Саймон усмехнулся елейным, сатирическим, благодушным, полным невысказанных намеков смешком. — Да, сэр, это я получил, как не получить. Только я не знал, что оно обеспечение называется. Нет, сэр, не знал.

— Ты что же, отдал эти деньги какой-нибудь черномазой красотке? — настаивал старый Баярд.

— Дело было так, сэр… — начал Саймон, но собеседник тут же его перебил:

— Ах ты, черт тебя возьми! И теперь ты хочешь, чтоб я заплатил эти деньги? Сколько их там было?

— Я точно не помню. Эти черномазые говорят, будто там было не то семьдесят, не то девяносто долларов. Только вы им не верьте. Дайте им сколько, по-вашему, надо, они и успокоятся.

— Будь я проклят, если я им дам хоть что-нибудь. Пусть вытрясут эти деньги из твоей никчемной шкуры или отправят тебя в тюрьму — как им заблагорассудится, но будь я проклят, если я им хоть единый цент заплачу.

— Что вы, полковник, да неужто вы допустите, чтобы эти городские черномазые обвинили члена вашего семейства в воровстве?

— Погоняй! — завопил старый Баярд.

Саймон повернулся на сиденье, гикнул на лошадей и поехал дальше, направив сигару под немыслимым углом к полям своего цилиндра, широко расставив локти, лихо размахивая хлыстом и то и дело бросая снисходительные, полные презрения взгляды на черномазых, работавших на хлопковых полях.

Старик Фолз закрыл крышкой жестянку с мазью, аккуратно протер ее тряпкой, опустился на колени возле холодного камина и поднес к тряпке спичку.