Избранное

Стасис берет меня за локти, прислоняется щекой к волосам, я слышу, как бурно колотится его сердце. Прямо запечатанный вулкан…

Нашел место!.. Я высвобождаюсь. Лицо Стасиса вдруг становится злым, он рывком притягивает меня к себе.

— Мы на военном кладбище, Стасис, но не на фронте. Не рвитесь в бой…

Он обиженно отходит.

— Чем жить, как вы себя все бережете, лучше сто раз умереть!

— Наверное, лучше, но мне нравится жить.

Я сажусь на скамейку возле плиты, под которой лежат останки праха майора Тарана И. Я. двадцать первого года рождения. Мальчики, мальчики, женихи мои… Коротков, Максимов А. М., Ремизов Алексей Федорович, Конуркин Алексей Матвеевич… Я не знаю, как было Лешкино отчество, а фамилия его была Бровкин. Бровкин Л. 1925—1943…

1965

Самая первая любовь великого человека

Прежде чем встретиться с ним, мы с Наташкой лазали по угольным шахтам Сахалина, мокли среди сахалинской тайги под неуклонным, как смена времен, дождем лета тысяча девятьсот шестьдесят второго года, ели каракатицу в Александровске и мускул морского гребешка в Южно-Сахалинске. Мы плыли в нейтральных водах по проливу Лаперуза, и за стенкой нашей каюты кто-то мрачно острил: «Довольно дрыхнуть! Японцы атаковали наш корабль!..» Нас обвеяли все соленые океанские ветры, полусжарило солнце и сохранил морской бог от килевой и бортовой качки. Мы пережили учебную атомную тревогу, отравились паровой навагой, но несмотря на все эти события, благополучно достигли материка.

Во Владивостоке, после не менее увлекательных приключений, уложившихся, правда, в более краткий отрезок времени, мы попали в гостиницу. Здесь мы должны были встретить ЕГО. Правда, об этом мы не подозревали…

Мы просто взяли мыло и полотенца и уселись в унылом гостиничном коридоре, дожидаясь своей очереди в душ. Сидеть было скучно, потому что за долгое совместное путешествие все между нами было обговорено. Две тетки, очередь которых была раньше нашей, обсуждали нашумевший в городе уголовный процесс, а единственный мужчина, чья очередь, по словам дежурной, была непосредственно перед нами, пока отсутствовал.

— Посмотри!.. — сказала вдруг Наташка грудным голосом, который появляется у нее во время особых приступов нежности. — Посмотри, какой звереныш!..

«Звереныш» был лет шести от роду с челкой на лбу и темными, сосредоточенно-расчетливыми глазами. Он подбрасывал вверх большую мухобойку и старался ее сбалансировать, поймав на ладонь.

— Пойди сюда, звереныш! — сказала Наташка. — Что ты делаешь?

Он кинул на нее из-под челки оценивающий взгляд, и долгий опыт общения с подобными, прощавшими ему все за «внешнюю красоту» тетями, по-видимому, безошибочно подсказал, что и здесь он может вести себя, как ему нравится. Переменив направление полетов мухобойки, «звереныш» принялся ловить ее перед нашими носами.

— Ну, перестань! — В тот вечер я была не в духе, а в такие минуты шутки со мной плохи. Кроме того, я не люблю наглых детей.

Он сразу понял это и отошел на прежнюю дистанцию.

— Я работаю, — сухо пояснил он. — Я отрабатываю номер.

— Номер?.. — заворковала Наташка. — Ну, пойди сюда!.. Какой номер, ну, расскажи!

Он опять кинул быстрый взгляд сначала на Наташку, после на меня — и предпочел остаться на прежнем расстоянии.

— Я работаю в цирке.

— В цирке? Работаешь?.. — стала подыгрывать Наташка. — Занятно… Ты был в цирке, тебя водила мама?

— Я работаю в цирке, — терпеливо повторил он. — А у мамы аппендицит, она в больнице, а папа теперь работает на трапециях один.

Это было сказано просто и веско.

— Ну, и что ж ты делаешь в цирке? — поинтересовалась я.

Он перестал кидать мухобойку и подошел близко ко мне.

— Я выхожу с Вяткиным. Вяткин разговаривает и дает мне конфеты. А все смеются.

— Над чем смеются?

— Надо мной.

— И тебе это приятно?

Он пожал плечами:

— Я работаю.

— Между прочим, мы тоже работаем в цирке. — Не знаю, зачем я это выдумала, возможно, мне захотелось поднять Наташкины шансы на успех. К тому же не стоило показывать, что я зауважала его: поняв это, он снова начал бы кидать мухобойку у наших носов. Видимо, его слишком избаловали поклонницы.

— В каком цирке? — Он не удивился, ему, наверное, казалось, что в цирке работает большая половина человечества.

— В московском.

— Мы поедем в московский цирк показываться. Вот мама выйдет из больницы, и поедем. Вы с чем работаете?

— Она работает с тиграми и гиенами. — Мне все еще хотелось набить Наташке цену, тем более что сама она продолжала заискивающе улыбаться маленькому циркачу. В принципе Наташка не сентиментальна, но дети и белые медвежата могут ее раскиселить вконец. — С гиенами, тиграми и белыми медведями. И вообще она дочка знаменитого… — Я назвала фамилию известной династии цирковых артистов. — Слыхал?

— Да. Ваш отец работал с голубями.

— С кем? — Наташка изумилась с непосредственностью школьницы.

— С голубями… — медленно произнес он, разглядывая ее. — И всё ви врете! — заключил он вдруг, произнося «вы» на одесский манер. Принялся кидать мухобойку, потеряв к нам какой-либо интерес.

Две тетки ушли мыться, мужчина еще не приходил, а дежурная, обратив к нам взоры, со вздохом восхищения кивнула на «звереныша».

— Разговаривает — взрослому не уступит!.. Великим человеком будет, лет через десять газеты о нем будут писать. Да, Сашенька?

Великий человек не удостоил ее ответом. Вероятно, он считал все само собой разумеющимся и не таким уж важным. Он по-прежнему пытался поймать и удержать в равновесии на ладони мухобойку.

— Ты сам врешь. Ты не работаешь в цирке! — Это был ход не ахти какой тонкий, но почти беспроигрышный: просто мне стало жаль мелькнувшего и исчезнувшего в глазах великого человека интереса ко мне. — Видишь, у тебя ничего не получается.

Он остановился и озабоченно поглядел на меня.

— Но я только учусь. Я еще недавно начал.

Как и следовало ожидать, противник был недостаточно искушен в демагогии.

— Просто у тебя нет способностей. Те мальчики, с которыми я работаю в цирке, сразу ловят палку от мухобойки на ладонь, и она стоит у них, как ваза на столе.

— Сразу?.. — задумчиво переспросил он и прислонился к стене. Он был подавлен.

Вообще-то мне было его немного жалко. Победа доставалась нечестным путем: силы были неравны.

— Неправда! — бурно начала жалеть его Наташка. — Ты очень способный, у тебя очень хорошо получается. Подойди ко мне, звереныш, не слушай ее!

— Я же не тигренок. — Он пожал плечами. — Ну вас!.. — Он сосредоточенно думал о чем-то. — Но я только второй раз тренируюсь, — сказал он мне. В глазах его появилось тревожно-зависимое выражение.