Избранное
Шрифт:
Ольга. Объясни, Федя, почему ты принял чужое имя.
Фёдор. Мне казалось... (и в его улыбке явилось что-то от того мальчика Феди на разбитом портрете)... что им ещё страшнее станет, когда Колесников снова нагрянет, уже убитый. (Сквозь кашель.) Наверно, он теперь не спит, не спит...
Молчание.
Я протянул вам жизнь... и расписки в получении не требую.
Егоров. Не сердись, товарищ. Партизан имеет право на любые вопросы. (Лежащему
Молчание.
Раз сама совесть наша молчит, дело ясное. Голосую. Кто против принятия этого человека в наш истребительный отряд... пусть поднимет руку.
Старик. Чего, в герои не просятся... туды самовольно вступают.
Егоров. А ты, Паша?
Молчание. Егоров снимает с его лица рогожу. Тот лежит с открытыми глазами.
Паша, Павел... ты что? Ты слышишь меня, Паша?
Молчание. Ближние сдёрнули шапки. Егоров прикрыл вновь лицо мёртвого.
Итак, единогласно. Ну, дай я поцелую тебя, новый Колесников!
Татаров (зло и настойчиво). В губы, в губы!
Егоров обнял Фёдора. Где-то вверху лестницы шум и голоса. Слышна команда: «Ganzer Zug halt! Link, um! Rich euch!» [32] И, сбросив с себя личину, выпрямившись в рост, сумасшедший устрашённо прижимается к стене.
32
Взвод, смирно! Налево равняйся!
Егоров. Приготовьтесь, товарищи.
Все, кроме Фёдора, сбиваются в кучку на правом ближнем плане.
Ольга. Итти в ногу, глядеть легко, весело. На нас смотрят те, кто ещё сегодня вечером сменит нас. Красивыми, красивыми быть, товарищи!.. (Фёдору.) Вставай, Федя. Пора... (Тихо.) Всё еще любишь её?
Фёдор. Да.
Фёдор присоединяется к остальным. За дверью показываются люди.
Татаров. Раньше в барабаны били при этом. Я в описаниях читал. Что-то не слыхать...
Мальчик шарит шапку на нарах.
Старик. Шапку-то оставь, Прокофий. Тут недалеко.
Дверь открылась. Входят солдаты, Шпурре, Мосальский. У офицера фотоаппарат в руке.
Татаров. Видать, карточку будут сымать на память. Своим мамашам пошлют!
Шпурре (показывая на выход, свистяще). Добрро пожжаловат!
Все разом двигаются вперёд. Конвойный офицер предупредительно выставляет руку — три пальца.
Егоров. По-трое, значит...
Короткое замешательство, никто не смотрит в глаза друг другу. Егоров выбирает глазами первую партию.
Ну, я пойду (Фёдору), ты, конечно, и...
Татаров. ...и я. Пойдём, пойдём... я им покажу, я им покажу, сволочам, как наши умирают. (Фёдору.) Ты на плечо мне опирайся, Андрей. Плечи-то у меня пока здоровые.
Фёдор. Ничего, я сам. (Ольге.) Если увидишь мать, объясни ей... я не был пьян в ту ночь, накануне. Я просто не спал тогда две ночи, негде было...
Солдаты окружают их и уводят. Последним покидает подвал Мосальский.
Ольга. Слушайте, офицер... Офицер говорит по-русски?
Мосальский наклонил голову.
Здесь есть беременные.
Мосальский (поморщившись от слова). Верёвка выдержит, мадмуазель.
Ольга (упавшим голосом) ... и дети!
Мосальский. Вы задерживаете меня, мадмуазель. (Прокофию.) Сколько тебе лет, Статнов?
Прокофий (с вызовом). Семнадцать.
Иронически поклонившись, Мосальский уходит. Уже по своему почину Прокофий поднимается по ящикам к окну.
Народу сколько нагна-али...
Он вынул тряпку из пробоины в окне. Ветерок пахнул в лицо его горсткой снега. Снова пальба зениток.
Дедушка, а что... Сталин большого росту?
Старик молчит, он слушает гул наверху.
Ольга. Где ты, отец, Сталина видел?
Старик. Так, по сельскому хозяйству видались. Диковинку я одну вырастил... (Точно видя заново.) Залища просто-орная была, и нас поболе тыщи. А пустынно вроде и как-то каменно. И вошёл один человек, и враз местечка лишнего не стало. Тесно стало и пламенно.
Мальчик отвернулся от окна. Всё затихло. Слышен дважды повторённый на площади возглас: «Сталин, Сталин!» Голос замирает на полуслове.
А росту он будет вполне обыкновенного.
Залпы зениток ближе и громче.
Салют, что ль, заместо барабанов дают?
Прокофий (вцепившись в решетку). Дедушка, парашуты, парашуты. В небе тесно стало, дедушка!
Он соскочил, уткнулся в колени старика, и всё, что скопилось за день, разряжается теперь нестыдными, ребячьими слезами.
Сталин, Сталин пришёл...