Избранное

Сабиру был приятен этот веселый, согревавший его душу допрос.

— Наверное, опять какая–нибудь шутница, — сказал он. — Однажды я уже оказался жертвой глупого розыгрыша.

И все–таки — вдруг эта женщина звонила от Рахими? Жена или вдова? А может, Керима — чисто из любопытства. Она искушенная женщина, которая так просто не поверит на слово. Настолько же умна, насколько опасна и сладостно — деспотична.

Он сидел в углу «Витр Куан» и вспоминал подробности своего странного сна. Пришла Ильхам и заняла свое место. Он заказал еду, и они обменялись приветливыми улыбками.

— Я вижу, вы сейчас не так оптимистично настроены относительно объявления, — сказала она. — Но так, наверно, и лучше.

Ничего ты не знаешь о том, что сбило мою уверенность.

— Лучше?

— Да. Эти поиски могут оказаться долгими.

— Послушайте, ну позвольте хоть разок заплатить за вас.

— Вы гость, а не я.

— Вы очень добры, госпожа Ильхам. А можно просто на «ты»?

— Ради Бога.

— Очень любезно с твоей стороны.

Они обедали, получая удовольствие от общения друг с другом. Правда, в ее голубых глазах он замечал порой сосредоточенность на какой–то посторонней мысли, разгадать которую не мог, но не расспрашивал, надеясь, что она сама раскроет ему, что ее тревожит. Вспомнил мрак исхода ночи, растворение в волнах наслаждения и удивился собственному, почти хладнокровному раздвоению между двумя женщинами.

— Я иногда думаю, что ты взял отпуск специально для выполнения этой задачи, — сказала она.

Прощупывает. Пытается узнать больше о нем. Его кольнуло беспокойство, и он ответил:

— Я нигде не служу. Принадлежу к знати.

— Возделываешь свои угодья?

— Это мой отец — помещик.

Сабиру показалось, что ее разочаровало его заявление.

— Я управляющий его недвижимостью, — пояснил он. — Эта работа потяжелее любой службы.

Уже дважды солгал ей, самому противно. Другой женщине он пока не сказал ни слова лжи.

— Главное, что ты не живешь в праздности. Тунеядство — враг человека.

— Это верно. А я вот уже две недели страдаю от безделья. Но как ты узнала?

— Нетрудно догадаться, к тому же кое–что слышала о тебе.

— Ценность имеют только собственные наблюдения и опыт.

— Основательное мнение.

— В твоем возрасте тебе не было дано познать некоторые стороны жизни, как это мне довелось.

— Если ты вообразил, что я ребенок, то я рассею это заблуждение.

Боже мой, как я люблю ее. Какое счастье быть рядом с ней!

Он сделал еще один шаг вперед:

— Ты почти все обо мне знаешь. Может, о себе немного расскажешь?

— А что я такого знаю о тебе?

— Фамилию, имя, работу, отца, мои дела в Каире. И то, что ты мне нравишься.

— Ну–ну, не надо путать факты с фантазией.

В душе он отметил, что это, пожалуй, единственная правда, которую она узнала. Стало душновато, словно окна в помещении закрыли наглухо, а свет полудня померк за стеклами. Они увидели большое облако, за которым скрылось солнце. Пытаясь настроить ее на более откровенный лад, Сабир сказал:

— Что ж, я по крайней мере знаю твое имя и должность.

— А что еще тебя интересует?

— Какие у тебя таланты? Когда ты начала работать?

— Три года назад. Именно тогда я закончила коммерческую школу. Но продолжаю учебу и сейчас.

Снова кольнуло беспокойство. Только не спрашивай меня о моей специальности. Здесь ложь не пройдет. Впрочем, можно рассчитывать на ее интеллигентность и деликатность.

— А семья твоя, видимо, в Гизе?

— Я живу только с мамой. Вообще–то мы выходцы из Кальюбии. Дядя сейчас обосновался в Гелиополисе. Но мы, как и ты, потеряли близкого человека.

— Кого же? — удивился он.

— Отца. — В ее глазах мелькнуло замешательство. Сабир вспомнил свой удивительный сон и пересказал ей его, слегка видоизменив, чтобы он соответствовал его первой лжи. Отцы пропадают чаще, чем ты себе представляешь. Вдруг они разыскивают одного и того же отца?

— А как ты потеряла отца?

— Иначе, чем ты своего брата. Вот видишь — я тебе раскрываю свои семейные тайны.

Он взглянул на нее с упреком, поспешив тут же скрыть свои чувства выражением искренней заинтересованности.

— Дело в том, — сказала Ильхам, — что отец бросил мою мать, когда я была еще в колыбели.

— Удрал?

Она звонко рассмеялась, а он поправился:

— Ну, то есть скрылся?

— Он известный юрист в Асьюте. Может, ты даже слышал о нем — профессор Амру Заид.

Напряжение спало, и он шутливо сказал:

— А я уж подумал, Сайед Сайед Рахими.

— А что, хотелось бы тебе оказаться моим дядей? — спросила она со смехом.

— Вот уж нет!

Ее смуглое лицо порозовело.

— Мама с самого начала настаивала на том, чтобы я осталась с ней. Отец легко согласился на это, поскольку оформлял свой второй брак, и они договорились об алиментах. Потом мама уехала со мной в дом моего дедушки в Каире, а после его смерти мы живем с ней одни.

Он слушал ее историю с подспудным чувством недоверия, которое, впрочем, он испытывал ко всем женщинам и особенно матерям. Но ведь, с другой стороны, у него нет никаких оснований не доверять Ильхам, которая никогда и не слышала о сутенерах, шантажистах, проходимцах. Мог бы ты рассказать свою жизнь в таких же деталях? На душе стало мрачно, словно тучей заволокло небо.

— Однажды мой дядя заявил, что я все–таки должна познакомиться с отцом. Мама возражала, говоря, что он недостоин этого и никогда сам не стремился повидать свою дочь. Так я и выросла, словно у меня нет отца. А дядя твердил, что, когда я повзрослею, без отца мне не обойтись.

— Свобода, достоинство и покой, — сказал он почти машинально.

Она пренебрежительно пожала плечами.

— Мама все–таки настояла на своем. Боялась, что отец задумает вернуть меня к себе. А я безоговорочно была на стороне матери. Мы сошлись на том, что работа важнее отца, и я осталась.

Да что ты говоришь, красавица! Разве работа может заменить свободу, достоинство и покой!

— Я была очень прилежной и закончила школу, победив по конкурсу, объявленному в газете. А потом поступила в коммерческий институт.

— А что отец? Ты хоть иногда о нем думаешь?

— Теперь его словно и не существует. Он сам такой выбор сделал.

— Потому что ты в нем не нуждаешься?

— Вовсе не поэтому. Я и в маме не нуждаюсь, но я люблю ее и не представляю себе жизни без нее.