Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-22

Домой Роберта уже давно не спешила.

Потому что не было смысла спешить.

Дома ее никто не ждал.

Уже очень много лет Роберта Михайловна Ольшанская жила одна в своей роскошной трехкомнатной квартире на двадцать первом этаже «централа» высотки на Котельнической. Эти квартиру ей сгоряча дали тридцать девять лет назад — вместе с государственной премией, вместе с докторской степенью, которую она получила в обход кандидатской, вместе с должностью в Официальной службе, вместе с полным пакетом социальных и медицинских услуг.

Все они тогда испытывали воодушевление и подъем. Роберта, в которой на короткое время проснулись совершенно ей несвойственные женские желания, даже немного исправила форму носа и подкорректировала фигуру, по ее словам — помолодела и похудела.

Однако дальше дело не пошло.

Слишком много было работы.

А потом…

* * *

Все открылось пятнадцать лет назад. Тогда они в очередной раз выклянчили правдами и неправдами назначение на Терру-ноль, наскоро закупили подарки, и приехали. Дома предстояло пробыть неделю, дальше их ожидала работа инструкторами в одном из базовых адаптационных лагерей Официальной службы. Три месяца поистине райской жизни — лучше любого отпуска. Тогда еще была жива Эдри, которая могла отдать такое назначение им двоим.

…Теперь подобные сказочные назначения доставались только людям…

Первый раз встретились с Робертой на следующий день, наскоро, в холле первого этажа; с трудом уговорили подождать десять минут; Скрипач смотался домой, притащил ей сумку, в которой лежали «сувениры» для нее и для Гриши. Ит еще в тот момент обратил внимание, что улыбается она несколько напряженно, но спрашивать не стал, все они в тот момент торопились. Ночью Скрипач куда-то исчез и вернулся лишь под утро, сонный, задумчивый и немного пьяный.

— Где тебя носило? — упрекнул его Ит, справедливо подозревая, что рыжий, по своему обыкновению, решил навестить грузчиков и завис с их веселой компанией.

— Ммм… я был у нее, — сообщил Скрипач негромко.

— Что?! — Ит аж задохнулся от возмущения. — Ты охренел? Рыжий, опомнись, что ты делаешь?! Она же замужем и…

— Уже нет, — хмыкнул Скрипач. — Теперь уже нет.

— Как?..

— Ну вот так. — Скрипач сел на кровать рядом с Итом, строго посмотрел на него. — Тут, понимаешь, такое дело…

— Не понимаю, — покачал головой Ит. — У них же все нормально было.

— Нормально и есть, — пожал плечами Скрипач. — Именно, что нормально. Только он уже почти два года живет во внешке, а с ней даже не связывается.

— Он ее бросил?

— Да нет, — дернул плечом Скрипач. — Просто разошлись. Берта говорит, что ничего не осталось. Не сразу, постепенно. Он ведь ушел не к кому-то, а просто ушел — от нее.

Ит покачал головой.

— Я до сих пор помню, как она тогда радовалась, — еле слышно произнес он. — Ведь ей же очень этого хотелось…

— Да, все так, — согласился Скрипач. Стащил ботинки, забрался на кровать. — Тогда радовалась. А сейчас… Ит, я за нее испугался. Она… из нее словно воздух выпустили. И это не из-за Гришки, это почему-то еще.

— Вы…

— Ну да, мы, — огрызнулся Скрипач. — Да, да, да, если для тебя это настолько важно. По старой памяти. Только знаешь, мне кажется, что с нами то же, что и с ней. Что-то в нас перегорело. Или сломалось.

Ит задумался. Возможно, рыжий прав — действительно, так и есть. И перегорело, и сломалось, и износилось. Радость, пожалуй, была только от Маден, все прочее, весь остальной мир словно выцвел, потерял смысл и значение. Он вспомнил свои прежние аналогии, ту же ледяную глыбу, заполнившую собой душу, и его словно кольнуло изнутри — уж больно неприятным оказалось открытие.

— Рыжий… — прошептал он едва слышно. — Знаешь… черт-те что. Это не ты меня тогда спас. Это я тебя тогда убил. И ее убил. И…

— Чего? — опешил Скрипач.

— Ты же сам видишь. Пустота. Мы все снова оказались в пустоте. — Ит сел, запустил руки в волосы. — Даже Ри, и тот оказался, ты заметил? У него вообще главная цель в жизни — прятать Джесс от Марии. Бродит как тень, оживает только тогда, когда к Джесс собирается. Что мы наделали, а?..

— Ты о чем сейчас? — не понял Скрипач.

— Мы ошиблись, — с ожесточением ответил Ит. — Мы все трое ошиблись. Фатально. И теперь…

— В следующий раз я тебя будить не буду, — пообещал Скрипач. — Ложись. Развел демагогию, слушать тебя тошно. Ложись, говорю. Все. Поболтали.

— Ты не понимаешь.

— Да все я понимаю. — Скрипач со вкусом зевнул. — Смысл жизни потеряли, угу. И чего теперь? Удавиться?

Ит не ответил.

В этот момент он стоял на краю черной пропасти, и смотрел вниз — в тщетной надежде разглядеть хоть что-то. У пропасти не было дна, и второго края тоже не было.

Но понимать это он начал только теперь.

…Через месяц Ит привез в Москву свою группу — на экзамен. Рыжий остался в лагере. Уже была осень, холод (хотя какой тут холод, если разобраться, разве плюс пять — холод?), да еще ко всему полетел движок у катера, и они полтора часа проторчали на реке, дожидаясь вызванного буксира. Отправив группу в гостиницу, Ит поплелся домой — он основательно продрог, устал, а дома, он помнил, был коньяк и банка тушенки. Магазины по позднему времени, конечно, позакрывались. «Что-то мы стали много пить, — безучастно думал он, бредя по промозглой мокрой набережной под мелким дождем, — безобразно много стали пить. Раньше такого не было. И поводы мы теперь находим очень ловко. Сейчас, например. Замерз — уже повод. Замерз, устал, перенервничал… С Орбели поругались, дочь в университет уехала, погода плохая… Черт, стыдно. Очень стыдно, но ведь там действительно стоит полбутылки неплохого коньяку, и почему нет, собственно, ведь никто не узнает».

Перед тем как идти к себе, Ит решил заглянуть в холл «централа», посмотреть на свой любимый плафон, картину на потолке — трое детей и самолетик. Что-то в этой картине было, он и сам не мог понять, что именно. Может быть, дети на ней оставались детьми. Может быть, там всегда было теплое и спокойное лето. И небо — невинное и навеки чистое. И радость — которую невозможно смутить ничем.

…Когда-то в этом холле его избил Рыжий. Хорошо избил, и за дело… Может быть, это тоже имело какое-то значение, но сейчас Иту было все равно — он и так очень редко позволял себе такие свидания с этой картиной, чтобы думать о том, что было когда-то, и пробовать что-то анализировать.

Уже на выходе он столкнулся с Робертой. Та стояла перед дверью, отряхивая воду со старого, потрепанного зонта. Светлый плащ совершенно промок, Ит вдруг с удивлением понял, что Роберта, по всей видимости, долго шла под дождем без всякого зонта вовсе.

— Привет! А что ты тут делаешь? — удивилась она, заметив Ита. — Вы разве не в лагере?

— В лагере, — кивнул тот. — Группу привез на экзамен, а сюда зашел… просто так.

— Ясно.

— А ты что делала на улице? — запоздало сообразил Ит.