Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22

– Кто стрелял? – раздался голос поблизости.

– Заложник стрелял, – сообщил Вадим, поднимаясь из травы.

– А, вот вы где! – К ним шли два спецназовца. – Хорошо стреляешь, заложник.

– Там парнишка убитый, неподалеку от сарая, – сказала Маша, – Васей звали. Это он нас нашел, спас и вывел. А сам погиб.

– Да, мы его видели, – кивнул один из спецназовцев.

– Ахмеджанова взяли? – спросил Вадим.

– Нет пока. Идите лесом к дороге. Только особенно не высовывайтесь. – Они вскинули автоматы, затопали назад, к поселку, и растворились в темноте.

Идти пришлось в гору, подъем становился все круче, выстрелы звучали все тише. Пылающий поселок остался позади. Редкий лесок на горном склоне жил своей спокойной и таинственной ночной жизнью. Пели цикады, кружились голубоватые огоньки светлячков.

– Устала? – спросил Вадим и провел рукой по Машиным волосам. Волосы были влажными от ночной росы.

– Ничего, – ответила она, – устала, конечно, но это не важно.

– Там, впереди, поляна, если хочешь, можем немного посидеть, отдохнуть.

– Нет. Лучше уж идти. Если я присяду, сразу засну. А ты знаешь, куда мы идем?

– Приблизительно знаю.

– Ну, раз хоть приблизительно знаешь, тогда дойдем куда-нибудь, – улыбнулась Маша.

– Нам в любом случае надо выбраться к шоссе. А там посмотрим.

– Далеко оно?

– Думаю, через час-полтора доберемся. Не бойся, мы не заблудимся, где-нибудь наткнемся на оцепление. Они ведь обязаны оцепить все окрестности. Или с патрулями встретимся.

– А они нас не пристрелят? Так, ненароком, в темноте?

– Надеюсь, что нет.

Луна осветила небольшую поляну, заросшую высокой травой.

– Подожди, я потерял тропинку, – сказал Вадим, остановившись, – все-таки лучше немного отдохнуть. На траве сидеть мокро, вон там, видишь, поваленное дерево.

– Оно тоже наверняка мокрое, все в росе. Но если хочешь, давай посидим. Терять все равно нечего, и так мы с тобой уже до нитки промокли. Я раньше думала, на юге ночи сухие, без росы.

Они присели на ствол поваленного дерева на краю поляны. Вадим обнял Машу за плечи и поцеловал в висок.

– Замерзла?

– Знобит немножко. Но это ерунда, я всегда мерзну.

– Смотри не простудись.

Маша тихо засмеялась:

– Прямо как в том анекдоте про интеллигента, который попал под асфальтовый каток. Знаешь?

– Нет. Расскажи, я сто лет не слышал ни одного анекдота про интеллигента. Сейчас все про «нового русского».

– Это старый анекдот. Попал интеллигент под асфальтовый каток, стал плоским, как тряпочка. Рабочие думают, что с ним теперь делать? Положили на порог бытовки и вытирали об него ноги, чтоб добро не пропадало. Он стал грязный с одной стороны. Его на другую перевернули, он опять стал грязный. Уборщица постирала его, повесила сушить. А он простудился и умер.

Но Вадим не слушал ее. Он перестал дышать, быстро прикрыл ладонью рот Маши.

– Тихо! – шепнул он ей прямо в ухо. – Шорох какой-то. Здесь гадюки водятся...

Он огляделся, поднял автомат. Но было тихо. Он глубоко вдохнул влажный ночной воздух. Что-то неуловимо изменилось. Он даже не понял сразу, что именно. «Померещилось», – решил он, но тут заметил – совсем близко, метрах в десяти от них, образовалась широкая прогалина между кружевными верхушками травы – будто нечто большое, тяжелое примяло траву. Вновь послышался шорох. Вадим щелкнул затвором автомата и вскочил на ноги. Луна светила достаточно ярко, чтобы разглядеть черневший в траве силуэт.

Вадим решил сначала выстрелить в воздух, но вместо выстрела раздался пустой щелчок. Он успел выругать себя, что не прихватил запасную обойму. Черный силуэт выскочил из травы. Вадим и Маша узнали Ахмеджанова.

Через секунду два тела сплелись в жуткий сопящий клубок. Вадим успел перехватить руку чеченца, зажатый в ней нож выскользнул в траву. Упал и автомат, которым Вадим собирался ударить Ахмеджанова по голове.

Они дрались безмолвно. Силы их были равны – один возраст и примерно одинаковая комплекция. Из-за перенесенной месяц назад операции Ахмеджанов был чуть слабей физически, но это с лихвой компенсировалось дикой ненавистью к противнику. Доктор только защищался, чеченец нападал.

Маша лихорадочно искала в траве нож. Все ее существо сосредоточилось на этом ноже. Сейчас она найдет его и всадит в спину, обтянутую черной джинсовой рубашкой.

Дерущиеся откатились к высокому, поросшему мхом камню. Луна ярко освещала их, но Маша боялась смотреть в ту сторону. Белая рубашка, белая голова Вадима, Ахмеджанов как сплошное черное пятно – все переплелось, перепуталось, они по очереди одолевали друг друга.

«Нож! Нож!» – повторяла про себя Маша, шаря в траве. Наконец рука ее нащупала твердую рукоять. Пластмасса стала мокрой и скользкой от росы, но держать ее было удобно из-за специальных углублений для пальцев. Подбежав к дерущимся, Маша замахнулась, целясь в черную спину, и вдруг услышала короткий глухой стук. Чеченец изловчился и шарахнул Вадима затылком о камень.

Доктор сразу обмяк, белое пятно рубашки стало медленно сползать вниз. Из Машиного горла вырвался странный, хриплый крик.

– Вадим! – Сырой ночной воздух отнес этот, словно чужой, крик далеко, к горящему поселку. «Ди-им...» – равнодушно ответило эхо.

Запястье ее правой руки стиснули стальные пальцы чеченца, она услышала хруст собственных суставов, но никакой боли не почувствовала. Левой рукой Ахмеджанов сдавил ей горло. Нож упал в траву. Машу охватила какая-то дикая, звериная ярость. В ушах стоял глухой звук удара седой головы Вадима о камень, она видела в темноте белые, коротко стриженные волосы над высоким лбом на фоне черного мха. Лица она разглядеть не могла, соленый туман застилал глаза.

Ей удалось вывернуться и резко ударить чеченца головой в челюсть. Он коротко застонал, сплюнул кровь и осколок зуба, и этой минутки Маше хватило, чтобы вмазать ему изо всех сил острой коленкой в пах. Он скорчился, руки его ослабли. Маша вырвалась и побежала.

Она мчалась по высокой траве, задыхаясь, слизывая с губ соленые грязные слезы, от которых песок скрипел на зубах. Новые замшевые босоножки отяжелели от ночной росы. Сердце колотилось у горла. Несколько раз она спотыкалась, чуть не падала, но неслась дальше, подгоняемая топотом, сопением, бранью чеченца.

– Стой, стой, сука! Я все равно убью тебя! Если ты не остановишься сама, я изрежу тебя на куски! Ты умрешь очень больно!

В школе Маша была чемпионкой среди старших классов в беге на короткую дистанцию. Но только на короткую – шестьдесят метров. Она бегала очень быстро, но и уставала быстро. Сейчас она чувствовала, как ноги становятся ватными, а в ушах нарастает тяжелый пульсирующий звон. От пота и соленых слез саднила маленькая царапина на шее, оставленная финкой Максуда. Это придало еще немного сил, но совсем немного. Споткнувшись о торчавшие из земли корни, Маша упала.