Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22

— Лен, я не понял, ты серьезно? — от волнения у Мишани совсем сел голос. — В Лизину коляску подложили взрывчатку?! А где были вы с Лизой?

— Метрах в пятнадцати. Мы не дошли. Она взорвалась на несколько минут раньше. Мы просто упали на землю. Нет, ты не волнуйся, с нами все в порядке, только промокли насквозь.

— Надо звонить Сереге…

— Ни в коем случае! Не вздумай ему говорить, пока не вернется. Ты же его знаешь, он с ума сойдет. Ты уж как-нибудь сам с этими фээсбэшниками пообщайся. А что касается жены гитариста, то она действительно погибла.

— О Господи! Когда?

— Позапрошлой ночью. Около половины третьего. Вколола себе смертельную дозу морфия. Потом уронила горящий окурок на одеяло. А за полчаса до этого я говорила с ней по телефону. Мы не договорили. К ней пришла какая-то женщина, Но Катя успела рассказать мне много интересного. Например, о некой докторше, которая лечит ее, гениальной врачихе, такой известной и популярной, что даже имени нельзя называть — как только люди слышат ее имя, сразу просят телефон, рвутся на прием. Не исключено, Мишаня, что именно докторша и навещала Катю той ночью. Трубка лежала рядом с аппаратом, когда она пошла открывать дверь. Я издалека услышала, как Катя назвала женское имя. То ли Инна, то ли Галина.

— Регина… — неожиданно для себя произнес Сичкин.

— Возможно, Регина, — согласилась Лена, — было плохо слышно. А что, тебе просто так пришло в голову это имя? Или есть кто-то конкретный на примете?

— Не знаю… Пока не знаю. Надо скорее выздоравливать и выходить на работу.

— Неужели тебе стало интересно? Мишаня, что с тобой? Скажи мне, что я фантазирую, что Катя — наркоманка и ничего удивительного в ее случайной смерти нет. Никакого криминала не просматривается. Еще скажи мне, что взрывчатку в коляску подложили мальчишки-хулиганы — для смеха. Или какой-нибудь случайный псих пошутил.

— Лен, прекрати издеваться. Когда ты летишь в Сибирь?

— Послезавтра.

— Хорошо, что вас с Лизой какое-то время не будет в Москве.

— Да, майор Ивлев из ФСБ тоже так считает.

Охранник едва узнал в задрипанной полунищей тетке Регину Валентиновну. — Гена, — сказала она, вылезая из салатового «Опеля», — заплати вот этому полтинник.

— «Зелеными»? — спросил Гена шепотом.

— Какие у тебя есть, такими и заплати. — Она быстро прошмыгнула в ворота офиса.

— Эй! А деньги? — закричал ей вслед водитель. — Не ори, — успокоил его охранник и вытащил из кармана пятнистых штанов три скомканные десятитысячные купюры, — хватит с тебя и тридцатки. Уматывай отсюда, мужик, по-хорошему.

Водитель открыл было рот, чтобы поспорить, но, вглядевшись в свирепую низколобую физиономию вооруженного охранника, раздумал, выхватил деньги и быстренько укатил от глухих железных ворот.

В вестибюле Регина налетела на горничную.

— Женщина! Вы куда? Вы как сюда попали? — Горничная преградила ей путь.

— Молодец, Галочка, — потрепала ее по щеке Регина, — проявляй бдительность и впредь. Только, пожалуйста, никогда ни к кому не обращайся «женщина». Это невежливо.

Сорвав с головы черную вязаную шапочку, Регина тряхнула своими холеными волосами цвета спелой пшеницы и спокойным шагом проследовала к себе в кабинет.

— Регина Валентиновна, простите, я вас не узнала, — испуганно шелестела губами горничная ей вслед.

Запершись в кабинете, Регина скинула с себя жалкие одноразовые тряпки, под которыми было тонкое французское белье. Его она сняла уже в маленькой кабинетной душевой, осторожно и бережно. Стоя под горячим душем, она смывала с себя все запахи и звуки этого грязного, хамского города.

Ей вдруг вспомнилось, как лет пятнадцать назад один из ее пациентов, крупный чиновник из аппарата ЦК КПСС, жаловался, что постоянно ему снится один и тот же кошмарный сон: будто он едет в метро в час «пик», потом стоит в нескончаемой очереди в гастрономе за докторской колбасой, потом несет кусок этой бумажной серо-розовой колбасы в нитяной сумке-авоське. А под ногами хлюпает безнадежная гнилая слякоть, и войлочные боты, которые называют «прощай, молодость», промокли насквозь.

Конечно, за пятнадцать лет Москва стала совсем другой. Нет очередей, колбасы навалом, но все равно ощущение хамства и грязи осталось. Магазинное изобилие и мчащиеся шикарные иномарки только подчеркнули и обострили его…

Выключив воду, Регина стянула с головы непромокаемую шапочку, закуталась в пушистую махровую простыню. «Что теперь? — думала она. — Попробовать вариант с ядом? Но сейчас это вдвойне опасно. А может, переждать? Может, пока вообще ничего не стоит предпринимать?»

И тут послышался осторожный стук в дверь.

— В чем дело? — спросила она недовольно.

— Регина Валентиновна, — раздался за дверью испуганный голос секретарши Инны, — Вениамину Борисовичу нехорошо. К нему пришел какой-то журналист, вам лучше зайти в зал прослушивания.

— Сейчас иду! — Регина выхватила из шкафа первое, что попалось под руку, надела на голое тело клетчатую шотландскую юбку и толстый белый свитер ручной вязки. Сунув голые нога в мягкие замшевые туфли без каблуков, она мельком взглянула в зеркало, провела щеткой по волосам и быстро вышла из кабинета.

Веня был бледен как смерть. Руки его тряслись. Он стоял в узком проходе между стульями с открытым ртом и не мог произнести ни слова.

Тут же, у сцены, сидел темноволосый парнишка лет двадцати пяти, с приятным умным лицом. Регина отметила мельком, что парнишка этот совсем не похож на журналиста, занимающегося поп-музыкой. Ни серьги в ухе, ни длинных волос, никаких двусмысленностей в одежде. Дорогие джинсы, аккуратный темно-синий свитер, чистая добротная обувь.

— Здравствуйте, — поднялся он навстречу Регине и протянул руку:

— Георгий Галицын, журнал «Смарт».

Регина вздрогнула, но на рукопожатие ответила. И тут же увидела, что в левой руке парень держит маленький диктофон.

— Веня, в чем дело? — Она подошла к мужу вплотную.

— Я… Мне стало нехорошо, — выдавил он, с ужасом глядя Регине в глаза.

— Мы просто разговаривали, — мягким извиняющимся голосом стал объяснять Галицын, — Вениамин Борисович сам назначил мне встречу. Может, вызвать врача?

— Сколько кассет вы успели записать? — быстро спросила Регина.

— Одну.

— Отдайте ее мне, пожалуйста.

— Почему? — удивился журналист. — Там записан обычный разговор, мы говорили о Тобольске. Я могу дать вам прослушать.

— Вы мне отдадите эту кассету и уйдете отсюда, — сказала Регина с вежливой улыбкой.

— Да пожалуйста! — пожал плечами Галицын. — Если вы считаете, что ваш муж мог сказать что-то неприличное, возьмите. — Он вытащил из диктофона микрокассету и протянул Регине.

— Не обижайтесь, молодой человек, — смягчилась она взяв кассету у него из рук и спрятав в карман юбки, — Вениамин Борисович сегодня не в том состоянии, чтобы давать интервью. Я знаю ваш журнал. Будет лучше, если вы придете в другой раз. Вениамин Борисович с удовольствием ответит на ваши вопросы. А сейчас — всего доброго. Извините.