Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Шофер дремал, уронив голову на руль. Я бросил свой саквояж на заднее сидение и произнес бодрым громким голосом.
– Добрый вечер, я тот самый Джозеф, которого вы ждете.
Шофер ничего не ответил, не шелохнулся.
– Видите, я оказалась права. Никто вас тут не встречает, – послышался за моей спиной голос дамы.
Она и толстяк Густав стояли рядом. Я не заметил, как они подошли. Я смотрел, не отрываясь на своего шофера, на рукоять ножа, торчавшую
– Его убили только что, – просипел я, – что же мы стоим? Надо вызвать доктора, полицию! Где тут телефон?
– Не тревожьтесь, о нем позаботятся городские службы, – сказала дама и взяла меня за локоть, – пойдемте, пойдемте, мой милый. Не надо смотреть. Зрелище не из приятных, особливо перед сном, согласитесь.
Густав сзади нежно обнял меня за талию, я слишком поздно заметил, как мой верный «глок» перекочевал в его карман. Густав успел удалиться на приличное расстояние, обежал автомобиль, высоко подпрыгнул и забрал с заднего сиденья мой саквояж.
– Марта, любимая кошечка нашей красавицы, госпожи супруги его высокопревосходительства, подарила нам счастье в виде трех прелестных котяток. Ой, такие халесинькие-халесинькие, пусистенькие-пусистенькие, с розовыми носиками, – пропел он и отправил воздушный поцелуй куда-то во мрак, в глубину пустынных улиц.
Глава двенадцатая
Москва, 1918
Заместитель наркома здравоохранения Петя Степаненко на этот раз явился в лазарет ранним утром, зашел прямо в ординаторскую, один без охраны. Михаил Владимирович не ожидал его увидеть. До конца дежурства осталось еще два часа.
– Езжай-ка с ним, папочка, он хотя бы приличным завтраком тебя накормит, – шепнула на ухо Таня.
Петя явно не выспался, был в дурном расположении духа, лицо его припухло, заплывшие глазки бегали, прятались от прямого взгляда.
– Опять к товарищу Кудиярову? – спросил профессор.
– Как вы догадались? – зло усмехнулся Петя.
Никогда еще Михаил Владимирович не видел бывшего студента таким смурным.
– Петя, вы здоровы? – спросил он на всякий случай.
– Спасибо. Здоров. Спал мало, к тому же не успел позавтракать.
В автомобиле никого, кроме шофера, не было. Как и в прошлый раз, Петя повез профессора сначала на Воздвиженку, в бывший «Гавр». Прислуживал тот же лакей с бакенбардами. Яичница с ветчиной, опять красная икра, масло, свежий ситник.
– Петя, откуда столько икры?
– Из царских еще запасов, вот, доедаем. Да вы мажьте гуще, не смущайтесь, профессор, икра отличная.
Гадкая мыслишка, что еда ворованная, довольно сильно портила аппетит. Но голод оказался сильнее.
От запаха настоящего бразильского кофе у профессора закружилась голова. На десерт официант принес вазочку с шоколадными конфетами.
«Нет, – жестко сказал себе Михаил Владимирович, – нет, ни за что на свете!»
Заместитель наркома после сытного завтрака размяк, порозовел, вальяжно раскинулся, закурил,
прихлебнув кофе, вытянул руку с тонкой чашкой и задумчиво произнес:– Хороший саксонский фарфор всегда напоминает мне Цюрих. Именно там, в эмиграции, я стал настоящим революционером. Кафе, фокстрот, разврат, самодовольство, эгоизм и пошлость руководящих классов меня глубоко возмущали, болью и гневом пронзали мне сердце.
Михаил Владимирович не слушал его. Он не мог оторвать взгляд от шоколада. В саквояже у него лежала пустая жестянка из-под порошков. Если протереть ее салфеткой, можно положить туда хотя бы три конфетки. Или, пожалуй, четыре. Ничего страшного, если Миша съест конфетку. Считается, что детям до полутора лет шоколад вреден. Ерунда. От одной штучки никакого диатеза не будет. К тому же он шоколада никогда в жизни не пробовал.
– Меня возмущало угнетение рабочего класса сытыми скотообразными людьми, которые далеко не являлись духовно развитыми особями, истинным цветом интеллигенции, – продолжал рассуждать Петя. – По большей части они представляли узколобых упитанных эгоистов, развращенных, лишенных идеалов, тупо стремящихся к карьере, к богатству.
«Да что я мучаюсь, в самом деле?» – разозлился профессор.
Он достал из саквояжа жестянку, тщательно протер ее изнутри ресторанной салфеткой и положил туда четыре конфеты. Петя никакого внимания на это не обратил.
– Настоящий переворот в моей душе случился после того, как я прочитал книгу Ильича «Что делать?». Это великая книга, там даны ответы на все вопросы, мучившие передовых мыслящих людей многие годы. Это катехизис революционера. – Петя допил кофе, загасил папиросу. – Вам, профессор, не мешало бы ознакомиться, авось пригодится.
– Да, непременно, – кивнул Михаил Владимирович и без всякого стеснения положил в жестянку еще три конфеты.
– В следующий раз я, пожалуй, подарю вам экземпляр. Почитаете, подумаете. Пора уж вам определиться. Атмосфера накаляется с каждым днем. Я не хотел огорчать вас, однако согласно марксистской теории количество непременно переходит в качество. Дворянское происхождение, генеральский чин, – Петя стал загибать пухлые пальцы, – опять же, зять воюет у Деникина.
– Погодите, Петя, я не совсем понимаю. Количество чего?
– Да вот, извольте ознакомиться. – Петя достал из портфеля несколько мятых, грязноватых листочков, исписанных чернильным карандашом, крупным корявым почерком.
«Считаю своим долгом сообщить, что гр. Свешников М.В., бывший царский генерал, видный профессор, скрывается в должности рядового хирурга, очевидно с целью. Вышеозначенный гр. Свешников внешне лоялен, но, в сущности, крайне вреден и политически подозрителен».
Михаил Владимирович вернул листочки Пете, покачал головой.
– Да, я вижу, дело принимает серьезный оборот. Это товарищ Добрюха писал, я хорошо знаю его почерк. Он подвизается у нас в лазарете по хозяйственной части. Видимо, новый главный врач товарищ Смирнов сам не решился, поручил Добрюхе, но и тот оказался не лыком шит, подпись свою не поставил. Храбрецы, нечего сказать. А что, Петя, если я прочитаю великую книгу «Что делать?», это как-то облегчит мою участь?
– Не время для шуток, Михаил Владимирович. У нас с вами серьезный разговор.
– То есть вот эти грязненькие бумажки – это действительно серьезно? Меня арестуют? Поставят к стенке из-за них?