Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22

«Предписывается всем Советам немедленно произвести аресты правых эсеров, представителей крупной буржуазии и офицерства. Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам. Нам необходимо немедленно, раз и навсегда, очистить наш тыл от белогвардейской сволочи. Ни малейшего промедления! Не око за око, а тысячу глаз за один. Тысячу жизней буржуазии за жизнь вождя! Да здравствует красный террор!»

Под постановлением подписались нарком юстиции Курский и нарком внутренних дел Петровский. Ни Свердлов, ни Ленин своих автографов под этим документом не оставили.

Свердлов явился в кабинет вождя со стопкой бумаг, как обычно, зло блеснул своими пенсне на Федора.

– У меня есть уважительная причина, я ранен, – ехидно заметил вождь, пробежав глазами машинописный текст, – а вы, Яков, могли бы и расписаться, для истории. Вы принесли, наконец, дело Каплан?

Свердлов ничего не ответил, шлепнул на стол папку. Вождь несколько минут молча листал, читал, качал головой.

– Яков, вы понимаете, что это никуда не годится? Чушь, полнейшая чушь! Курам на смех! Где протоколы допросов? Где показания свидетелей?

– Владимир Ильич, все тут, перед вами.

– Тут передо мной чушь! Женская рука с браунингом! Один говорит, она целилась в спину, другой говорит, она целилась в грудь. У нас какое официальное время покушения? Семь с половиной вечера. А в показаниях Гиля он меня только в десять привез к Михельсону, плюс еще час я выступал. Яков, вам не приходило в голову, что в одиннадцать уже тьма кромешная и никакой женской руки с браунингом никто не разглядит?

– Что касается времени, так тут у нас есть пространство для маневра, – спокойно заметил Свердлов, – по-старому одиннадцать вечера, а по-новому восемь. Владимир Ильич, это только черновики, товарищи не успели отредактировать. Вы же потребовали срочно принести.

– Тут не редактировать, тут все заново переписывать надо! Яков, скажите честно, вы сами потрудились прочитать? Нет? Ну, так хотя бы послушайте!

Вождь стал читать нарочито театрально, видно, спектакль продолжал забавлять его.

– «Подойдя к автомобилю, я услышал три резких звука, которые я принял не за револьверные выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. Вслед за этими звуками я увидел толпу народа, разбегавшуюся в разные стороны. Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: „Держите убийцу тов. Ленина!“ – и с этими криками побежал на Серпуховку, по которой в одиночном порядке и группами бежали в различном направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди».

– Ну и что? – Свердлов невозмутимо повел кожаным плечом. – Я лично не нахожу пока никаких несоответствий.

– Не находите? Ладно, читаем дальше!

«Я увидел бежавших двух девушек, которые, по моему глубокому убеждению, бежали по той причине, что позади них бежали другие люди, и которых я отказался преследовать. В это время позади себя, около дерева, я увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил ее, зачем она сюда попала. На эти слова она ответила: „А зачем вам это нужно знать?“, что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина.

На Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина. После этого я еще раз спросил: «Вы стреляли в тов. Ленина?», на что она утвердительно ответила, отказавшись указать партию, по поручению которой стреляла. В военном комиссариате Замоскворецкого района эта задержанная мной женщина на допросе назвала себя Каплан и призналась в покушении на жизнь Ленина».

– Владимир Ильич, я же сказал, это черновики, – еще раз повторил Свердлов и нервно закурил.

– Яков, знаете, как это называется? Халтура! В одной руке зонтик, в другой портфель. А оружие она во рту держала? И дальше, там про какие-то гвозди, стельки. Ну что вы дымите и молчите? Объясните мне, главному персонажу сей исторической драмы, почему у опытной матерой террористки, которая от лица партии правых эсеров пришла меня шлепнуть, в ботинках были гвозди?

– Владимир Ильич, видите ли, когда ее привели в районный комиссариат, она сразу разулась, попросила что-нибудь положить в ботинки, пожаловалась, что изранила ноги гвоздями. Ну и какой-то красноармеец дал ей несколько бланков вместо стелек. А потом при повторном обыске на Лубянке нашли эти стельки и арестовали всех сотрудников комиссариата.

– Молодцы! Отличная работа! И что, сотрудники так и сидят? Или их уже выпустили?

– Конечно, Владимир Ильич, всех выпустили.

Ленин хмыкнул и опять уставился в бумаги.

– Всех. Замечательно. И лиц, задержанных на квартире номер пять, в доме десять по Большой Садовой, тоже выпустили? Ну, да, я вижу. «Давид Савельевич Пигит, беспартийный марксист и интернационалист. Имеет обыкновение после каждого незначительного акта против Совнаркома быть арестованным. Так, он был арестован после убийства графа Мирбаха и освобожден по просьбе ряда коммунистов. Ныне предлагаю освободить его без таковых ходатайств… Засаду с квартиры снять. Кингисепп, Петерс, Аванесов».

Он захлопнул папку и раздраженно отбросил ее прочь.

– Архиглупо, архинебрежно! Запомните, Яков, этой безобразной халтуры я никогда не читал, в глаза не видел! «Имеет обыкновение быть арестованным»! Умственные недоноски!

Свердлов хотел сказать еще что-то, но не успел. Ленин опять захохотал, замахал рукой.

– Все, идите, Яков, унесите это от меня подальше, иначе помру от смеха!

Свердлов взял папку со стола, сверкнул своими пенсне.

«Да, я знаю, меня здесь не должно быть», – хотел сказать Федор, но, разумеется, промолчал.

– Ушел, сволочь, – пробормотал Ленин, когда закрылась дверь, – и не куда-нибудь, а в мой кабинет. Засел там, как у себя дома, устроился основательно, с комфортом, распоряжается, руководит в свое удовольствие, Бончу сказал: видите, и без Ильича отлично справляемся. А Бонч, верный мой дружок, конечно, прибежал мне об этом доложить, чтоб поднять настроение. Троцкий заигрывает с англичанами, с американцами, у него своя отдельная игра, хитрая, умная. Соломку подстилает, чтоб мягче падать.

Он снова засмеялся, громко, на высоких нотах. Смех был похож на истерику. Но стих через минуту, когда в комнату вошла Крупская.

– Володя, что? Что опять случилось?

– Ничего, Надюша. Все в порядке.

Федор не знал, был ли между ними разговор о расстреле Фанни Каплан. Больше речи об этом не заходило. Вероятно, вождь легко убедил жену, что поспешная казнь – недоразумение, в котором виноват Свердлов.

– Ты же знаешь Якова, он человек решительный и жесткий. От ошибок никто не застрахован.

Надежда Константиновна сразу поверила и не стала задавать лишних вопросов. К тому же значительно более, чем судьба бедной слепой Фанни, ее волновали участившиеся визиты к вождю красавицы Инессы. В связи с нездоровьем и вынужденным заточением Ильич желал видеть «дорогого друга» почти каждый вечер.