Избранные ходы

— Спасибо за предложение, но думаю, что меня не поймут. Вы, я вижу, не ощущаете обстановки.

— Вам видней, — сказал Артамонов. — А то на ваши выборы можно было бы кредит списать.

— Это понятно.

— Тогда надо протаскивать кандидата из своей среды. Я не понимаю, чем не губернатор Макарон, — предложил Орехов. — Просто вылитый. Комплекция у него самая что ни на есть сенаторская! А мозги — перекомпостируем.

— Хорошая идея. Хотя задатки крупного политического деятеля в нем скрыты на редкость глубоко, — сказал Мошнак.

— Но обстановку интуичит, согласитесь. Плюс — живой вес.

— Не спорю, в нем есть здоровое начало. Но медвежьего покроя мужик в плащ-палатке, не застегивающейся на животе… Визуально это очень трудно обыграть перед населением, — высказал сомнение Мошнак.

— Зато — военный врач в прошлом, — вступился за Макарона Орехов. Может заколоть и тут же откачать. Исповедует системный подход.

— Свободный журналист, — затоковал Артамонов. — Обличитель. А прессе пока еще верят. Когда она совсем пожелтеет, выдвигаться будет поздно.

— Редактор самой тиражной газеты, — перехватил инициативу Орехов. Любой избиратель, даже если и захочет пройти мимо, все равно воткнется в Макарона. Тут деваться некуда. Все обложено личностью.

— Одна беда — не прописан, — вздохнул Макарон.

— Цена вопроса — ящик водки, — успокоил его Артамонов.

— Думаю, что «Самосад» и «Ойстрах» в финансах не откажут, — уверил собрание Орехов.

— Им за вас такой абадон учинили! — донес Мошнак. — Платьев чуть не разорвал их за «Лишенца».

— Но из учредителей же они все равно не вышли! Значит, и в поддержке не откажут, — обнадежил Орехов.

— Куда им деваться! — сказал Макарон. — С вами только свяжись.

— К тому же, у Давликана с дивой начинается роман.

— Не начинается, а заканчивается. Он ее рисовал, когда нас и в помине не было.

— И общество трезвенников присоединится, — вспомнил Артамонов. — Оно давно по нам плачет. Вернемся, я позвоню Завязьеву.

— Изнанкина с Флегмой подтянут многотиражки, — не усомнился в «сестрах» Орехов. — А рабочих на этом градообразующем монстре — тысяч двадцать, не меньше.

Совершенно неожиданно по персоне Макарона выявился большой разброс мнений. Особенно, когда после бани к беседе присоединились дамы.

— Его неделю на воде с хлебом держать надо! — сказала Дебора. — А ногти, посмотрите какие! По сантиметру толщиной.

— Ну, отморозил человек, что поделаешь. Не ампутировать же, — прикрыл Макарона от гигиенических нападок Артамонов. — Так он ближе к электорату.

— А прическа! Здесь уже никакие имиджмейкеры не спасут. И эта трехдневная щетина, — вздохнула Улька. — И семейное положение сомнительное.

— Верно. Холостого не изберут, — сказала Дебора. — Здесь попахивает меньшевизмом.

— Это нетрудно поправить, — поклялся исполнить наказ Макарон. Теперь Лопате не открутиться. Спутница сенатора — звучит солидно.

— И, наконец, бутерброды с салом, — дожала Дебора. — С ними навсегда придется завязать.

— Почему навсегда?! — возмутился Макарон. — Достаточно до первого тура!

— А плащ-палатку куда? — не унималась Улька. — От нее необходимо избавиться.

— Наоборот, ее надо выпячивать, — воспрепятствовал Орехов. — Она может стать символом жесткой руки.

— Макарон и жесткость несовместимы, — заявила Дебора.

— Верно, — примкнул к ней Артамонов. — Он сдастся под напором первых же просителей, подпишет все письма, и от бюджета не останется камня на камне. И главное — подпишет не нам, а каким-нибудь проходимцам.

— Иметь нетрадиционное для политика такого ранга обаяние — слишком дорогая ноша, — сказала Дебора.

— Как ты считаешь, аксакал, — окончательно насели на Макарона, сможешь ты навести в регионе порядок? В качестве стеба.

— Если родина прикажет…

— А знаешь ли ты, уважаемый кандидат, что, выдвинув свою кандидатуру, ты теперь уже не тайно, а открыто выступишь против вооруженного силовыми структурами и прикрытого идеологическим фронтом вросшего в кабинеты аппарата? — пытал Макарона Артамонов, как замполит. — Мы еще только размышляем о регистрации, а над твоим поражением уже трудятся целые цеха и мастерские по защите формации. Правильно я говорю, Капитон Иванович? обратился он за поддержкой к Мошнаку.

Банкир сидел в гуще спорщиков, как на заседании КВН, и не знал, что делать — смеяться или запоминать.

— До завершения регистрации — месяц, — сказал он что-нибудь на всякий случай.

— Наш кандидат имеет неоспоримое преимущество перед остальными — он играет в шахматы! — превознес Макарона Артамонов до самых небес. — К тому же он единственный, кто способен различить инопланетян.

Откиснув и подзарядившись у пирамиды, магнаты уселись в «Chrysler» и отбыли на родину. Компания была довольна машиной. Да и само это корпоративное имущество мертвой хваткой притерлось к «лишенцам». Едва заикнулись отдать его за долги, тут же отказали тормоза. Стоило вывесить объявление о продаже, Макарон въехал в жатку и испортил товарный вид. Если за руль садился кто-то не из команды, «Chrysler» глох, ел много бензина, у него начинали стучать пальцы — словом, он пытался всячески сжить со свету непрошеного седока. А как только за руль восседали хозяева, вновь преображался, как коза соседки Макарона — тети Пани: животина, прознав, что ее собираются забить, заплакала человеческими слезами. Тетя Паня тоже заплакала и оставила козу. Теперь она дает столько молока, что не каждой корове под силу.

Машина была семиместной. Наряду с Беком, для которого имелась специальная банкетка между передними сиденьями, в салоне легко размещались Артамонов и Дебора с дочкой, Орехов с Улькой и Макарон. Седьмое место пустовало. Оно в очередной раз навело аксакала на мысль привезти на жительство Лопату.

— Мотану-ка я за ней прямо сейчас, — объявил он. — Мне кажется, теперь я ее уговорю. Хватит ей болтаться без нас.

— Хорошая идея, жилье есть.

Все, что касалось жилья, было приятной правдой. Макарону выстроили дом. Один на плану. По собственному проекту аксакала — с камином и высокими потолками. На окраине Крупский-айленда, почти в лесу. Макарону достался участок в ряду домов работников вагонного завода, которые тупо брали на предприятии ядовито-зеленую охру и покрывали ею дома. Макарон, не ведая об устоях, выкрасил свой терем в ярко-желтый цвет. Соседи прозвали его эксцентриком.

Макарон не мог жить без солнца, поэтому первое, что он купил из мебели, — солярий. Когда этот белоснежный гробик вносили в дом, соседей охватил столбняк. Вечером Макарон влез в аппарат примерить и опробовать. Лег, включил лампу и принялся ловить кайф. Вдруг крышка гроба открылась, и Макарона начали молотить черенками лопат, пытаясь проткнуть. Руководила атакой тетя Паня.

— Ах, ты, сука зубатая! — приговаривала она. — Щас мы тебя по рогам!

Чисто человеческий вопль Макарона отсрочил кончину. Так познакомились с тетей Паней. А потом и подружились.