Избранные киносценарии 1949—1950 гг.

Иванов, Зайченко и Юсупов с автоматами в руках бегут по горящей, заваленной обломками зданий улице. Немцы стреляют по ним из укрытий, идет бой за разрушенный город, в котором до войны жили Иванов и Зайченко. Все вокруг сожжено, изуродовано.

— Вот это наш клуб, здесь я увидел ее в первый раз, — говорит Алексей, останавливаясь у развалин. — А там наша школа, наташина школа… одни развалины…

Бойцы огибают угол здания и наскакивают на фашистского офицера, наблюдающего в бинокль за боем.

Узбек подкатывается ему под ноги, а Иванов, схватив его, взваливает себе на плечи. Они бегут дворами и садиками.

— Хороший «язык» взяли, — с удовольствием восклицает Юсупов, — штабной «язык»! Дорогу не потерял?

— Я тут и слепой вывернусь. Свои места, — говорит Иванов, задыхаясь под тяжелой ношей.

Вдруг он останавливается.

— Ну-ка, Юсуп, посторожи его, — глухо произносит он и в ужасе разглядывает пепелище, на котором они находятся.

Тем временем Юсупов деловито обыскивает, обезоруживает и связывает пленного.

Юсупов торопит Алексея:

— Пойдем, дорогой, пойдем.

— Юсуп, Костя, да это наш дом, — растерянно шепчет Иванов. — Тут наша комната была… — показывает он на воронку, из которой торчат железные ножки исковерканной кровати. — Я, брат, тут родился. Эх, мама родная, моя старушка, что с тобой стало? — сквозь слезы шепчет Алексей и, опустившись на землю, щекой прислоняется к пеплу родного дома.

Немец презрительно молчит.

Узбек говорит ему:

— Это, слушай, не война… Что вы делаете? Детей убиваете, женщин убиваете — такого нигде нету. Сволочь ты, это самый верный слово будет.

— Я не сволочь, я есть офицер. История, ферштейст? История имеет закон. Дейчланд идет форвертс, вперед. Совет идет назад… назад. Вы — стара эпоха… Мы — нова эпоха, жизнь…

Алексей Иванов поднимает Лицо с земли, оно серо от пепла и слез.

— Это кто сказал?

— Адольф Гитлер, фюрер.

— Ага, он так сказал? Добре…

Узбек, нервничая, срывает с плеча автомат и направляет его на офицера:

— Как свинья умирать будешь! Ей-богу, клятва даю: ни один живой фриц не оставлю!.. Сюда стать!

Алексей останавливает Юсупова:

— Нет, милый, мы его не убьем… Мы ему такую казнь придумаем… Ты сам откуда? — спрашивает он офицера.

— Берлин. Унтер ден Линден.

— Ага, добро!.. Вот я как приду на твой Унтер ден Линден, кисель из твоего дома сделаю. Понял?

— В наш Берлин ни-ког-да война не будет. Ни-ког-да!

Юсупов хватает офицера.

— У-у, шайтан, шайтан, — кричит он, норовя задушить офицера.

— Погоди, Юсуп. Ты слышал, немец, что я тебе сказал? Один прах от твоего Берлина оставлю, — голос Иванова повышается до крика: — И не кричи тогда, что я жестокий, слышишь? Я добрый, я никого не трогал. Я к тебе не лез. Я добрый, но теперь ты, скотина, молчи, слова не вымолви. Ступай вперед!

Бойцы пробираются к своим. Иванов оглядывается:

— Прощай, родной дом!

Юсупов качает головой:

— Я твой политика не согласен… Если каждый фриц будем оставлять, большой себе убыток сделаем.

— Я хочу, чтобы он своими руками выстроил мне мой дом. Я хочу дожить до того, Юсуп, когда вот такая сволочь, как этот немец, сам скажет: «Да будет проклят Гитлер, что породил меня, да буду проклят и я, что породил Гитлера»…

Они идут по развалинам, среди пожаров. Уличный бой еще продолжается. Куда-то на руках волокут маленькую пушку, на перекрестке стреляет пулемет, но улицы уже заполняются народом.

Женщины бросаются к советским бойцам, обнимают Иванова, Юсупова, Зайченко, плачут у них на груди.

— Алеша! — раздается вдруг крик.

Их обступают.

— Вернулся?.. Иванов Алеша вернулся… живой.

— Нет, я еще не вернулся… Я еще иду на запад…

Он останавливается, чтобы спросить о Наташе.

— Мне ничего не скажете?

Все молчат. Только одна старуха говорит:

— Мы тебя считали погибшим, Алешенька, а ты жив… Может, и с хозяйкой твоей так же получится… Дай тебе господь счастья!

Иванов машет рукой и догоняет товарищей.

В небе мощный рокот бомбардировщиков.

Пленный фашист поднимает голову. Иванов говорит ему:

— Знаешь, куда летят? На твой Берлин, на Унтер ден Линден! Чувствуй… Мы люди не жадные — что вы нам, то и мы вам. Получите сполна!

Навстречу им движутся танки. Вся земля покрывается танками, орудиями, конницей, пехотой. В воздухе бомбардировщики, штурмовики, истребители. На экране наплывом появляется карта военных действий, на которой оживают стрелы, указывающие пути наступления советских войск, разрезающие фронт противника.

Слышен голос диктора:

Советские войска с двенадцатого января перешли в наступление на фронте от реки Неман до Карпат протяжением семьсот километров. Войска генерала Черняховского вели наступление на Кенигсберг. Войска маршала Рокоссовского, действуя по северному берегу Вислы, отрезали Восточную Пруссию от центральной Германии. Маршал Жуков двигался южнее реки Вислы на Познань. Маршал Конев — на Ченстохов — Бреслау. Генерал Петров преодолевал Карпаты. Генерал Толбухин вел бои в Венгрии. Генерал Малиновский — в Словакии.

Генерал Антонов докладывает у карты военных действий на исторической Крымской конференции.

ШЛА ИСТОРИЧЕСКАЯ ЯЛТИНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ.

Открывается весь зал Ливадийского дворца, где за большим круглым столом сидят товарищ Сталин, товарищ Молотов, Рузвельт, Черчилль, их советники и референты.

Все внимательно слушают.

— Вследствие неблагоприятной погоды эту операцию предполагалось начать в конце января, — говорит генерал Антонов, — однако ввиду тревожного положения, создавшегося на Западном фронте в связи с наступлением немцев в Арденнах против наших союзников, Верховное Командование советских войск отдало приказ начать наступление не позднее середины января.

Переводчики склонились за спинами Рузвельта и Черчилля.

Рузвельт следит за докладом Антонова.

Черчилль, беспокойно ерзая на стуле, обращается к референту:

— Выходит, они нас спасали?

— Да… — отвечает референт.

Антонов продолжает:

— Немцы сосредоточили на центральном участке фронта двадцать четыре танковые дивизии. Верховное Советское Командование путем вспомогательных операций на флангах растянуло основную ударную силу немцев, и цель, намеченная Верховным Командованием советских войск при наступлении, была достигнута. Советские войска за восемнадцать дней наступления продвинулись на пятьсот семьдесят километров и вышли на реку Одер, в районе Кюстрин, разгромив сорок пять дивизий немцев. Противник потерял свыше трехсот пятидесяти тысяч солдат и офицеров пленными и не менее восьмисот тысяч убитыми. В результате наступления советских войск переброшено с Запада на Восточный фронт шестнадцать дивизий, находится в пути пять дивизий и готовы к переброске тридцать дивизий. В самое ближайшее время можно подготовить операцию для окончательного разгрома противника.