Избранные места из «Экологии лабиринта»

Ирмегард ворчит и думает о чём-то нелицеприятном, пока травит верёвку через блок, установленный прямо над разбитым световым люком, ведущим в проклятый лабиринт под холмом, известным как Курган Кэла (или, иногда, Могила Кэла, хотя Ирмегард никогда не встречала никого, кто знал бы этого Кэла или вообще понимал, какого чёрта его тут закопали). Сорока футами ниже, в круге света, падающего из отверстия, стоит один из безумцев и машет ей рукой, будто корзина, спускаемая по верёвке, может попасть куда ещё, как не прямо в руки психу.

Мягкие летние лепёшки, печёночно-овсяные колбаски, запечённый батат, фаршированный стручками чёрного перца, пирог с корицей и сладкое вино соломенного цвета — вот вклад Ирмегард в опускающееся послание, и это всё, что она может предложить для полуденной доставки. Маллион, Тайло и подруга двоюродной сестры её тётки, Арна, могут шастать в темноте, вслед за безумцами, но когда Ирмегард приносит приготовленный обед, то спускает его по верёвке, сама оставаясь на дневном свете. Мысль, что в один прекрасный день она может услышать последние затихающие крики тех, внизу, одновременно пугает и в какой-то мере интригует — ворчуны больше всего на свете любят, когда их предсказания сбываются (и вообще, у двоюродной сестры тётки Ирмегард подруг хватает).

— Эй! Эй, там, наверху! — ожидавший безумец подхватил корзину и начал в ней рыться.

Ирмегард всматривается вниз. Думает, что фигура внизу может быть колдуньей, хотя и не помнит женщину в красных одеждах. Вздрогнув, понимает, что одежда пропитана свежей кровью. Искательницу приключений, похоже, это совершенно не беспокоит.

— Чего? — отзывается Ирмегард.

— Тут должно быть вино!

— Так оно там есть! — Ирмегард массирует виски. Последнее, что ей нужно, — это чтобы психи забирали свои монеты, объявив о недовложении, ведь она прекрасно знает, что всего несколько минут назад запихнула в корзину прохладный глиняный кувшин с выпивкой. Ирмегард может фантазировать о каком-нибудь невообразимом ужасе, разворачивающемся внизу, но правда горька: ей, как и всем, нужны деньги. — Если бы бутылка выпала из корзины, то наверняка бухнулась тебе прямо под нос, так что она точно там! Посмотри ещё раз!

VI

Как сладок успех! Тени сегодня добры! Удача заставляет сердце биться сильнее!

Сокровище тяжёлое. О, оно тяжёлое. Но у большого успеха и вес большой!

По крайней мере, так Глатфрап себя успокаивает. У него не так много опыта по достижению успеха. Как и у всех из народа Драгоценных глаз: они загнаны в ловушку между большими существами, приходящими с дневного света, чтобы крушить, убивать и грабить, и ещё более страшными тварями, скрывающимися внизу.

Народ Драгоценных глаз маленький, их немного, и они прячутся, чтобы остаться в живых.

Но они быстры.

Сегодня Глатфрап вышел из тени, когда большие существа опустили корзину с едой из слишком яркого мира наверху. Сегодня Глатфрап был быстр!

Теперь он катит приз по тропинке, ведущей к народу Драгоценных глаз: кувшин вина, размером почти с него. Глатфрап слышит, как оно плещется, и хотел бы попробовать его, поделиться им, но имеется более насущная потребность.

Он отнесёт вино в холодное место, место силы, где люди Драгоценных глаз боятся задерживаться. Глатфрап разольёт вино там в качестве подношения.

Народ Драгоценных глаз мал. Их немного. У них нет бога.

Но если они будут приносить жертвы, то обретут благосклонность.

Совершая подношение за подношением, они создадут своего собственного бога. И тогда тени будут добры к ним.

О да. Действительно добры.

VII

Малое заклинание для телепортации на близкое расстояние не требует такой тщательности, как заклинание для путешествия во времени.

Нет. Просто нет. С чего бы? Это же логично. Просто нет! В любом случае, Антар-Каладон, Повелитель Кровоточащих Самоцветов, Верховный Чародей, Осквернитель и Избавитель Фракса, не может в полной мере использовать свои конечности или свой обычный голос для внесения каких-либо исправлений, так что… всё должно быть в порядке! В порядке. План работает. Его планы всегда работают, даже если иногда отклоняются. Многие хорошие вещи отклоняются. Все согласны с тем, что реки — хорошие вещи. Их все любят, а они почти ничего не делают, кроме как отклоняются. Итак.

Антар-Каладон недавно опять переместился в очередную стену, в одном из ответвлений этого небольшого подземного лабиринта, построенного им сорок или сорок пять веков назад, и говорит себе, что он не волнуется, а просто анализирует теоретические границы любых потенциальных трудностей для собственного развлечения, пока его план движется к неизбежному триумфальному завершению. Он не принимает во внимание обескураживающее подозрение, что, возможно, случайно перевернулся пару раз во время телепортаций, из чего следует, что нынешний вектор движения не является прогрессирующим. Однако сие было бы вельми плохо, что, разумеется, означает, что такового быть не может. Точно так же отметается минутная жуть предчувствия, что он может сосуществовать одновременно с несколькими версиями самого себя, разделёнными всего несколькими ярдами земли и камня, движущимися в разных направлениях как физически, так и во времени, что ж, это тоже лучше всего списать на ненужное теоретизирование. Иначе это явилось бы свидетельством катастрофы! Немыслимо.

Кто-то шныряет поблизости. Гоблины. И это не гипотеза. Печально, но это факт. Гоблины, точно. А ещё мелкая нежить, мерцающие змеи, дьявольские стеклянные пауки и бандиты с поверхности. Когда Антар-Каладон выйдет на свободу, этот лабиринт нужно будет хорошенько почистить, ибо…

Голова у него мокрая.

Сначала он думает, что ошибся. Потом просто надеется, что ошибся. Но нет, его голова определённо мокрая.

Кто-то залил вином щели в полу. Вино стекает по его неподвижному телу.

Почему?.. Зачем гоблинам это понадобилось? Зачем им надо обливать его вином? Это унижает и просто-таки выбешивает…

Антар-Каладон продолжает произносить своё следующее заклинание телепортации. О, пусть на этот раз оно приведёт его куда-нибудь, где можно развернуться!

VIII

Обед давно позади, и вновь продолжается бой! Кровь заливает пол и стены, слишком много крови. Много пролито крови по меркам обычных людей. Но заглублённые искатели приключений страшно далеки от народа. У них имеются заклинания для поддержания себя в форме, и восстанавливающие артефакты, и всевозможные целебные отвары и мази. Каждый раз, когда жестокий клык паука протыкает кольчугу, они пьют зелья, и каждый раз, когда сгнившая рука скелета разрывает плоть, они пьют зелья, и каждый раз, когда древняя ловушка вонзает в них шипы, огонь или косящие лезвия, они пьют зелья. Они смеются и пылают страстью к риску, и они разбивают пустые флаконы из-под магических зелий о каменный пол позади себя. Оставляя за собой кровавый след из трупов и битого стекла, они продвигают битву, как пьяницы продвигают вечеринку, когда в какой-нибудь таверне заканчиваются бочонки хорошего пива.

За ними, конечно, идут сборщики. Но до их появления слышится тихое шуршание крошечных тел, скользящих по камням.

Улитки-фармагасты немногим больше человеческого ногтя, с панцирем и всем таким прочим, и они не такие уж медлительные. В подобных местах отдыхающие — не выживают. Фармагасты, конечно, не мыслят столь абстрактно и не могут задуматься, что время и необходимость сделали с их блестящими лавандовыми формами, дабы они смогли выживать за счёт остатков алхимических веществ, раскидываемых безумцами по подземельям. Глаза на стебельках нервно вращаются, рты нетерпеливо пульсируют, фармагасты залезают в разбитые флаконы и высасывают остатки из стекла, точно так же, как они высасывают последние капли волшебства из восковых пломб, корковых пробок, глиняных черепков и выброшенных кожаных мешочков. К тому времени, как пол содрогается под шагами приближающихся сборщиков, фармагасты исчезают в щелях, оставляя лишь слабые фосфоресцирующие следы слизи, свидетельствующие об их проползании.

В дополнение к кратковременным визуальным эффектам, сопровождающим успешное кормление, слизь обладает ещё одним уникальным свойством, редко замечаемым более крупными существами. Когда она высыхает и отслаивается, то становится просто ещё одним невидимым прахом в настоящей коллекции пыли, но этот порошок особенно питателен для некоторых редких видов грибов.

IX

— Отправляйся в Ад! — кричит Акайла Сетрис, размахивая мечом перед каким-то крадущимся существом, неким обитателем тьмы, неким безымянным и неопознаваемым чудовищем. Справедливости ради, оно, наверное, вполне узнаваемо, но это уже двадцать шестая комната за день, и они слишком весело проводят время, чтобы заниматься исследованиями. Феликс яростно молится об укрепляющей силе, Горандал смеётся, когда ему вливают целебное зелье прямо в свежую рану на шее, а Морлади пылает магическим гневом, пока кровь иных медленно высыхает на её бывшей лучшей одежде.