Избранные письма. 1854-1891
Шрифт:
Публикуется по автографу (ГЛМ).
221. И. И. ФУДЕЛЮ. После 17 сентября 1890 г., Оптина Пустынь
(…) Вчера получил письмо и, не медля, отвечаю на тревожные вопросы: 1. Не поссорился ли я с Соловьевым? Ответ: не только не поссорился, но все обнимались и целовались. И даже больше он, чем я. Он все восклицал: «Ах, как я рад, что Вас вижу!» Обещал приехать ко мне зимою. Да не надеюсь: до глупости увлекается своими писаниями. Поседел! Безумие! (…)
Владимир Сергеевич сознался мне, что, хотя он находит меня «умнее Данилевского, оригинальнее Герцена и лично религиознее Достоевского», он потому до сих пор не собрался писать обо мне особой статьи, что теоретически он со мной все-таки во многом не согласен, а практического побуждения нет, потому что мои мысли не в ходу, как мысли старого славянофильства (…). «Думал сделать это по чувству справедливости и начал даже («Хотите, привезу вам начатые листы»), да побоялся оскорбить резкостью;
Впервые опубликовано в журнале: «Русская мысль». 1917, Ноябрь-декабрь. С. 25, 26.
222. А. А. АЛЕКСАНДРОВУ 20 сентября 1890 г., Оптина Пустынь
Милый Анатолий Александрович! Сегодня четверг, а в понедельник я возвратился к «очагам» и «пенатам» моим, развеселый оттого, что не вижу более ни паровых машин, ни конок, ни тысячей хамов, что не слышу треска пролеток по мостовой, что сплю на собственном волосяном тюфяке, а не на дьяволом изобретенном пружинном матрасе, который движется под тобой тогда, когда ты этого совсем не желаешь, и т. д., и т. д. Истратил, прожил, проездил рублей до 400 в один месяц, измучился и теперь, избавившись от «цивилизации», ежечасно восклицаю: «Благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его!»
В Москве все знакомые и приятели были мне до того рады, что я и не ожидал! Удивился. Оно, конечно, приятно… Но вот поди, угоди человеку! Несколько хороших, строгих даже и справедливых критических статей при сердечном ко мне равнодушии больше бы меня утешили, чем эта личная любовь без статей… Эта любовь (личная), которую мне обнаружили все бывшие сослуживцы по цензуре (особенно сухой председатель и лукавый Назаревский), Грингмут, юноша Погожев [806] , отчасти Дениска [807] , Вл(адимир) Серг(еевич) Соловьев (все обнимает и целует и говорит: «Ах! Как я рад вас видеть!») и двое новых знакомых, отставные нигилисты (Говоруха-Отрок и Л. Тихомиров [808] ) — эта любовь заслужена, вероятно, какими-нибудь уживчивыми и ничтожными сторонами моего характера: «добрый малый», «хороший старик» и т. д.
806
Погожев — неустановленное лицо.
807
Дениска — Я. А. Денисов.
808
Лев Александрович Тихомиров (1852–1923) — революционер, член Исполнительного комитета партии «Народная воля». Бежал за границу, где вместе с П. Л. Лавровым издавал «Вестник Народной воли». Впоследствии отказался от своих убеждений, вернулся в Россию и стал деятельным сотрудником консервативных изданий «Русское обозрение» и «Московские ведомости».
Но, приближаясь — все более и более к последнему дню расчета со всем земным, хотелось бы знать, наконец, стоят ли чего-нибудь твои труды и твои мысли или ничего не стоят! Такое упоминание моего имени, какое теперь, за последние два-три года, стало все чаще и чаще случаться, ни самому автору, ни читателям ничего не объясняет. «Великая заслуга указать на болгар» и т. д., «блестящее изложение», «самобытный ум»; «оригинальный публицист» и т. д. (и сумасшедшие очень оригинальны и все уроды). А я бы желал, чтобы мне самому люди умные объяснили, в чем я действительно полезен и в чем только даровит, но заблуждаюсь… Мне самому, для себя нужна честная и строгая критика!
Собирается кой-кто теперь — после моих прямых укоров за это публичное молчание (при величайших похвалах в разговорах, где никогда почти систематически нельзя высказаться) — Юр(ий) Николаев (Говоруха), Вл(адимир) Серг(еевич) Соловьев и т. д. Посмотрим!.. (…)
А у нас здесь важная новость: от. Исаакий [809] (архимандрит) умирает — вчера первый удар, сегодня — еще хуже. Переворот большой для обители. Все изменится. Для меня же, по правде сказать, все равно. К нему я равнодушен лично; для Оптиной особенно полезным его не считал (слишком купец), а со всеми возможными преемниками его я настолько хорош лично, что за себя мне опасаться нечего. Если же Вы спросите меня, которого из этих возможных преемников я считаю лучшим, то я прямо скажу: ни одного, «все хуже»… Для Оптиной в наше время нужен игумен образованный, а такого человека между оптинскими иеромонахами нет. Есть деловые, добрые, практически умные, но все, за исключением скитоначальника отца Анатолия [810] , купцы по роду и по духу. И посмотрите, что именно от. Анатолия-то они и не выберут. Не выберут потому, что слишком идеален, а они, эти старшие здесь, хоть и честные, искренние монахи в своей специальной сфере, но в деле управления помешаны на хозяйстве, а о том, какую историческую великую роль играет в XIX
веке в России Оптина Пустынь и как важно для мирян ее идеальное влияние, они мало думают. Они все неясно понимают, что кругом их на свете теперь делается, а живут мыслию все по «старинной простоте»: внешние, телесные труды монашества да хорошее хозяйство — вот и ладно… Конечно, пока от. Амвросий жив, он все будет озарять и согревать — но ведь и ему 79-й год! (…)809
От. Исаакий (Иван Иванович Антимонов, 1810–1894) — сын богатого курского купца. С 1862 г. настоятель Оптиной Пустыни.
810
От. Анатолий (1822–1894) — монах Оптиной Пустыни. С 1874 г. скитоначальник и духовник всего братства.
Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб, 1911. С. 104–108.
223. О. А. НОВИКОВОЙ. 20 сентября 1890 г., Оптина Пустынь
Да, Ольга Алексеевна, видно, «нам запрещено судьбой снова свидеться!» Я выехал из Оптиной в Москву 16 августа, а Ваше письмо пришло сюда без меня в 20-х числах и пролежало у меня в доме до 17 сентября, т. е. до дня моего возвращения; значит, я пробыл в Москве от 18 августа до 14 сентября, а Вы были также в Москве от 2-го до 5-го сентября. И мы друг о друге ни от кого не слыхали и не подозревали оба, что живем так близко друг от друга (я жил на Страстном бульваре в гостинице «Виктория»).
Теперь Бог знает, когда я соберусь опять в Москву! Езда по железным дорогам, даже ив 1-м классе, при срочности и поспешности всех порядков их, мне теперь очень тяжела; ноги у меня ослабели, шум и многолюдство мне все несноснее и несноснее, вид этой всесюртучной, всепиджачной и всепальтовой толпы все ненавистнее и ненавистнее, треск экипажей по мостовым, дороговизна, чужая прислуга, которую бить за ее европейский вид закон не позволяет… Нет! Это слишком все глупо! (…)
Теперь я вернулся домой и не нарадуюсь, что, кроме осенних мух, которые стучатся в потолок и окна, почти ничего не слышу в своем просторном и тихом доме. (…)
О себе теперь мало имею что сказать интересного. Живу здесь вот уже 4-й год очень хорошо и покойно. Тишина и свобода полные. Здоровье вообще лучше, чем в Москве, но ходить ленюсь, и потому ноги стали слабы, а сам в теле толст и тяжел. (…)
Чего Вам пожелать — не знаю. Потому что не знаю, что Вам теперь может доставить большее удовольствие. Вы
хотели от меня длинного письма («несколько страниц»). Послушайте — на что это? Жизнь моя не такого рода теперь, чтобы описание ее было занимательным. Ну, а литература? Эх, Ольга Алексеевна! Ну — сами знаете…
Ваш К. Леонтьев.
Дивлюсь одному: это умению Вашему представляться проще и поверхностнее умом, чем Вы на самом деле! Доколе это? Например: «революция (т. е. обращение всех в среднего европейца) есть борьба противу зла». Что такое зло? Только по-церковному оно ясно. Ай! Ай! Ай! Comme tout cela est peu sincere! [811]
Публикуется по автографу (ГБЛ).
224. О. Л. НОВИКОВОЙ. 19 октября 1890 г., Оптина Пустынь
811
Как мало во всем этом искренности (фр.).
(…) Вот моя аскетическая философия, она меня много утешает, и без нее с моими известными Вам претензиями было бы очень трудно доживать мне век.
От этих «претензий» я foncierement [812] отказаться не в силах, как не мог, например, Дюмурье [813] на чужбине отказаться от мысли, что он призван к великим стратегическим делам, и почти всем державам предлагал тщетно свою шпагу против Наполеона, но разница в том, что он сердился и роптал, а я ежеминутно вспоминаю слова Жозефа де Местра: «Самые возмутительные несправедливости человеческие суть нередко лишь орудия Высшей Божией правды»! Вы грешны в одном чем-нибудь (или даже во многом, положим), и Бог попускает людям чинить Вам неправду совсем в другом отношении… Человек вместо церкви пошел в кабак и сидел там смирно, а его там ни за что, ни про что прибили. Ясно? Sapienti sat! [814] (…)
812
Вполне (фр.).
813
Шарль Франсуа Дюмурье (1739–1823) — французский генерал. Во время французской революции 1789 г. — министр иностранных дел, затем командующий Северной армией. Одержал блестящие победы при Вальми и Жемаппе, однако после поражения при Неервиндене бежал к австрийцам. Не встретив поддержки, странствовал по Европе.
814
Понимающему достаточно (лат.).