Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 1
Шрифт:
– Нет.
– И на каком основании?
– На основании служебной инструкции, дающей право в исключительных случаях задерживать подозреваемое лицо до выяснения всех обстоятельств, связанных с ним.
– Подозреваемое в чем?
– Сейчас мы пытаемся выяснить, как вы сумели покинуть запертый самолет.
– Дверь не была заперта.
– Правда? – Представитель смотрел так, словно не верил ни одному моему слову. – А вот я слышал другое, входные люки перед уходом запирались. Это стандартная процедура.
Я молчал.
– Как вы это объясните?
Я не знал, как это объяснить. Я вновь думал, что будет, если я сейчас побегу.
– В ваших интересах говорить только правду и ничего, кроме правды.
– Кто последним выходил из салона?
– На предварительной
Если сейчас потребовать адвоката, я окажусь за решеткой в компании совсем незнакомых и совсем неприятных людей. На вечер у меня были другие планы.
Я сказал:
– Нет.
– Чудно. Итак, с самого сначала. Вы сели на рейс.
– Сел.
– С вами еще кто-то был?
– Нет.
– То есть вы были одни?
– Да.
– Только что вы говорили, что салон был полон пассажиров, ложившихся спать.
Я думал, что лучше: держать рот закрытым или наоборот? Можешь застрелить, но я ничего подписывать не буду, сказал я про себя.
– Так и было.
– Так. Дальше. Вы легли тоже?
– Да.
– Если мне будет позволено спросить, вы укрылись чем-то?
– Нет.
– Вам не дали одеяло?
– Дали. Просто не захотел.
– Так. Дальше? Закрыли глаза и уснули.
– Нет. Смотрел в иллюминатор.
– Вы не заметили ничего необычного?
– Где?
– В среде пассажиров вам не показалось что-то необычным, что-то, что выглядело странным, подозрительным, выдавало бы нестандартность ситуации?..
– Например, что?
Администратор задумался.
– А когда вы проснулись, что вы увидели?
– Ничего. Я же говорю, я едва не спятил.
– Могу представить. Но в целом, можно сказать, что вы отдохнули?
– Можно.
– И сколько вы спали, вы сказать не можете?
– Я же уже сказал, я не ношу часов.
– Ясно. Однако, если вам ранее случалось проникать в помещения, запертые для других, то вы знаете, что сделать это бывает как минимум непросто.
– Я требую адвоката.
– У вас есть такое право. Вам нужен адвокат?
Я сидел, вспоминая, что принято говорить в таких случаях.
Администратор задумчиво покивал, как бы для самого себя, потом спросил:
– То есть, если я правильно вас понял, когда вы проснулись, было темно?
– Вы правильно поняли.
– Когда ложились, было тоже темно?
– Да. То есть нет. То есть свет выключили, но не весь.
– Другими словами, вас забыли в самолете.
– Именно эту мысль я пытаюсь донести.
– Еще вопрос. Вы обычно помногу спите? В общем и целом?
– Не жалуюсь.
– Но до сих пор проблем со сном за собой не замечали?
– Нет. Это наводящий вопрос.
– Скажите, мне просто интересно, как можно проспать собственную высадку?
– Я думал, вы мне расскажете.
– В целом, ваши показания могли иметь довольно правдоподобный вид, вот только рейс, на котором, как вы утверждаете, вы летели, совершил посадку позавчера.
Теперь была моя очередь смотреть на него и недоверчиво искать, где скрывался подвох.
– Как вы это объясните?
Я не знал, как это объяснить.
– Уверен, здесь какая-то ошибка, – сказал я.
– Возможно, – согласился администратор. – Мы ничего не исключаем. В данный момент все возможности на столе.
Я спросил:
– Так мне принесут извинения?
Администратор, не меняя положения, смотрел на меня долгим немигающим взглядом.
– За что? За то, что вы выспались?
Я видел, куда все шло. В случае составления иска компания, потерявшая пассажира, могла самое большее оказаться в щекотливом положении. И тогда любое слово, произнесенное со стороны официального лица, уже могло идти в натуральном денежном выражении. С другой стороны, иск непонятно на что, выдвинутый в адрес компании, еще нужно доказать и доказывать его будут совсем не бесплатно, а вот любой пикантный шум со счастливым финалом вокруг той же компании всегда будет иметь вид известности, то есть, в конечном итоге, то же – с вполне конкретным
денежным выражением.– И что, – спросил я, еще сдерживаясь, – такое явление администрация рассматривает как нормальное?
– Все хорошо бывает только на порносайте, – холодно заявил администратор. Он уже тоже открыто умывал руки.
Я не нашелся, что ответить. Теперь вся обстановка выглядела в похоронных тонах.
– Что ж, у нас нет к вам больше вопросов.
Администратор вдруг вложил билеты в мой паспорт, поставил штамп и придвинул ко мне.
– Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании.
Анхраманью и его лучшие качества
1
За большими отмытыми окнами бара было лето и много солнца. Здесь всегда было слишком много солнца, побережье захлебывалось им, как тяжелым сном, и стекла почти всех закусочных и бистро с этой стороны тротуара делали тонированными. Почти всех – но только не этого. Владельцу бара уже раз десять и в самых вежливых формах намекалось, что на комфорте не экономят, что бизнес от лишнего уюта только выиграет, но у него были какие-то особые соображения и по поводу вида за окном, и вида того, что в самом баре, – стекла стояли, как стояли, вынимая их двух стареньких общипанных кондиционеров всю душу. В вечернее время лучше было занимать столик снаружи.
– Что с этим миром не так? – с тихим отчаянием произнес хозяин, держа в руке высокий пластиковый стакан, который обычно использовался под хранение свежих салфеток. – Кого нужно убить, чтобы гребешки сели, наконец, одинаковыми, ровными, радующими глаз уголками, а не торчали, как трусы монахини?
Со стуком поставив стакан на стол, он удалился, по пути задерживаясь и поправляя на столиках края скатертей.
По причине раннего утра бар был практически пуст, сидела только пара каких-то ненормальных с книгами. Они в это время всегда сидели тут, нагнетая на редких посетителей тоску. Коллектив официантов в нашем с Юсо лице пользовался небольшим перерывом перед началом горячей трудовой недели, предаваясь спору о вреде технологии на искусство. Рядом маячил Хуанита, он работал. Тур-Хайами, как всегда, сидел сторонним наблюдателем. Мы с Юсо чувствовали, что перерыва нам не хватит, поэтому его бросало в холод, а меня в жар. Нашего с ним темперамента было достаточно, чтобы подорвать устои местной островной гряды, он был спорщик даже чище, чем я, Хуанита задумчиво разносил по столам вазочки и только качал головой. Он был мелкий и небритый, как Джейсон Стэтхем, все старались его любить, но не у всех это получалось. Тур-Хайами, удобно сложив на столике руки и положив на них подбородок, сидел, как сидят перед стеклом аквариума, наблюдая день из жизни бойцовых рыбок. Как всем аборигенам, на искусство за пределами островной гряды ему было наплевать. Но Юсо свалить оказалось не так просто. Его знаменитое хладнокровие северянина сегодня подвергалось суровому испытанию. Тема спора была: можно ли назвать полноценным искусством, когда изображение переносится на холст не с живой натуры, а с монитора ноутбука? Меня тема касалась самым непосредственным образом: у меня дома прямо посреди моей маленькой студии лежал мой походный противотанковый ноутбук, и все это знали. Юсо с ходу заявил, что это жульничество, и теперь явно об этом жалел. Я повис на нем волком. Я сказал: жульничество – это когда, имея в доступном наличии живую натуру, подменяют ее неживым фотоснимком. Это – признание некомпетентности. Это – как минимум непрофессионально. Это некрасиво. Это позволительно тем, кто делает первые шаги, и абсолютно непозволительно тем, кто претендует на свое место в искусстве. Именно поэтому ни один уважающий себя живописец не поставит рядом с мольбертом мертвый снимок. Мы говорим об этике. Мы говорим о честности художника перед самим собой. Но у меня есть другой пример.