Избранные произведения в двух томах: том I

— Я инженер Морозов. Вот мои документы… Живу в Москве. Вы адрес можете записать… Эту девочку мы нашли в поле — забилась в ямку какую-то и сидела… Весь поезд обошли, никто ее не знает.

Начальник станции сказал со вздохом:

— Право, не придумаю, куда нам деть этих ребят несчастных… Детский дом и ясли у нас давно уже эвакуировались… Больница тоже на днях…

— Вот я же и говорю! — воскликнул инженер. — У нас с женой нет детей… Если окажется, что родные ее погибли, мы хотели бы взять с собой девочку… Ну, усыновить, что ли… Как я ее взял на руки, так она за меня… Ну, вы же видите?

Он поднял палец, за который ухватилась маленькая ручонка. Слезы текли по его толстым щекам. Он заметил это не сразу. Девочка парализовала его движения, он не мог достать платка. Потребовалось опять вмешательство Мусеньки.

— Я же понимаю, что нельзя просто взять и увезти… Возможно, что ее будут искать родные…

— Как ее зовут, вы не спрашивали?

— Молчит, ни слова не отвечает. Испугалась очень.

Начальник станции подошел к нему и наклонился над девочкой.

— Как тебя зовут?

Она посмотрела на него испуганными голубыми глазами и спрятала лицо на груди инженера.

Плотненькая курносая телеграфистка, стоявшая у окна, шагнула к ним и решительно отстранила начальника.

— Постойте. Николай Иваныч, дайте я спрошу. А ну-ка, дочка, давай поговорим! Ты что же это с дядиным пальцем сделала? А? Смотри, белый весь стал, а ну-ка, отпусти его, а то дяде больно… Вот так, умница, дай-ка ручку сюда… А язычок у тебя есть? Есть. Хороший язычок. А как тебя зовут, дочка? А? Томочка? А? Светланочка?.. Знаю, знаю! Ирочкой зовут. Нет? Опять не угадала? Ну, ты сама скажи.

Девочка прошептала что-то.

— Как? Как? Погромче скажи. Оля Ивашова? Да?

Телеграфистка выпрямилась и торжествующе повторила:

— Оля Ивашова! Николай Иваныч, запишите.

— А сколько тебе лет? А?

— Три года.

Начальник станции сказал:

— Вот что мы сделаем. Поезд пойдет на Москву не раньше как через два-три часа. За это время мы успеем позвонить в больницу и здесь проверим, нет ли такой фамилии в найденных документах… А впрочем, вероятнее всего, что ее родные… — он махнул рукой. — Во всяком случае, как только приедете в Москву, вам нужно будет сейчас же затаить…

Зазвонил телефон, он взял трубку, потом встал, спокойно сказал:

— Тревога, — и потянулся к сумке с противогазом.

Нудно завыла сирена, застонали гудки.

— Я должен идти… Возьмите ваш паспорт. Адрес я записал. Увозите ребенка, вы же видите, что у нас делается… Ведь это по десять раз в сутки. Сидите пока здесь. Они далеко, может быть, это еще и не к нам.

Через несколько часов инженер Морозов и его жена опять ехали в поезде, на этот раз даже в пассажирском вагоне.

За окнами была черная ночь, в поезде было темно.

Муся спала, положив голову на плечо мужа.

На руках у инженера, закутанная в большой платок, спала девочка. Он осторожно и неумело поддерживал ее толстыми руками, боялся уронить. Ему было приятно, что она лежит и прижимается к нему, такая мягкая, тепленькая, доверчивая. Прошел проводник с фонарем.

Узкий пучок света скользнул по лицу девочки, пробежал по золотистым волосам.

Она шевельнулась и открыла глаза.

— Мама! — сказала она.

— Да, да, — сказал инженер. — Мы едем к маме. Спи, Олечка… Как тебя мама зовет? Оля? Олечка?

Девочка посмотрела на него, вздохнула, закрыла глаза и тихо ответила:

— Леля.

VI

Бомбардировщики должны были вылететь с наступлением темноты.

Это было очень сложное и ответственное задание.

Майор Сорокин был взволнован, поэтому внешне казался особенно спокойным и бесстрастным.

Механики хлопотали около машин, осматривая и проверяя каждую деталь.

И всюду мелькала и вклинивалась короткая, остренькая, всегда аккуратно подстриженная, черная бородка майора.

Механики говорили (не в глаза ему, конечно), что майор Сорокин «бородой все видит».

Но вот черная бородка, осмотрев машины, двинулась к землянке летчиков.

Майор любил говорить, что человек хотя и самая выносливая, но зато и самая деликатная из всех машин, поэтому требует неослабного к себе внимания.

Подвластные майору ребята, те, которые полетят сегодня, по расписанию должны были спать.

Майор спустился по деревянным ступенькам и вошел, наклонив голову, в землянку.

Там был непорядок. Никто не спал. Все лежали или сидели на койках с мрачными и злыми лицами.

Две койки были даже совсем пустые.

— Где Балашов и Воронов? — спросил майор. — Почему вы не спите?

— У Балашова несчастье, товарищ майор, — ответил лейтенант, сидевший ближе всех к двери.

— Он письмо нехорошее получил, — сказал другой.

Майор нахмурился.

— Какое письмо? Что у него случилось?

— У него жена и дочка убиты, товарищ майор. В поезде под бомбежку попали.

Майор нахмурился еще больше. Может быть, он вспомнил сквозистый куст около шоссе и крутой вираж маленького самолета.

— Днем бомбили, — продолжал лейтенант, — видели, мерзавцы, что делают. Только женщины и ребятишки были в этом поезде. Из пулеметов их расстреливали. Мало кто в живых остался.

— Где же Всеволод? — спросил майор. — Как он… вообще?

— Вы же знаете, товарищ майор, он все молчком, а это хуже. Сначала сидел как каменный, никак мы добиться не могли, что у него случилось. А потом сунул нам письмо и убежал.

— И вы его отпустили одного?.. Эх, ребята!

— Да нет же, товарищ майор, Воронов за ним пошел и куртку ему понес… Холодно ведь, не лето. Да он совсем недалеко, там, за землянкой, стоит, ничего такого особенного не делает.

Он протянул майору письмо.

— Другое еще было. От жены. Вот что в сумочке у нее нашли. Он его с собой взял.