Избранные произведения в одном томе

— Сколько еще? — спросил я, оттягивая время.

— После этой — трое.

— Скажите ему, что я быстро. Да, и пригласите миссис Бенчли.

Дженис на секунду остолбенела, однако ничего не сказала. Я сомневался, что к этому моменту в поселке имелся хотя бы один человек, который не знал бы, что днем раньше нашли чей-то труп. Пока что, впрочем, никто, кажется, не думал о Салли Палмер. Интересно, сколько еще это продлится?..

Вплоть до ухода Дженис я делал вид, что изучаю историю болезни. Ясно, что Маккензи не пришел бы без насущной необходимости, причем вряд ли у кого-то из утренних пациентов было нечто действительно серьезное. Я сам не знал, почему заставляю инспектора ждать, если не считать полного нежелания слышать, с чем он пожаловал.

Я пытался об этом не думать, занимаясь следующей пациенткой. Строил сочувственную мину, пока миссис Бенчли демонстрировала узловатые пальцы, давал совершенно бесполезные советы, выписывая очередной рецепт на успокоительные, и неопределенно улыбался ей в спину, пока она ковыляла к выходу. Теперь же откладывать дальше нельзя…

— Зовите его, — сказал я Дженис.

— Он, кажется, не в духе, — предупредила она.

Завидев Маккензи, я понял, что это еще мягко сказано. Лицо покрыто румянцем глубокого раздражения, а челюсть воинственно торчит вперед.

— Вы так любезны, доктор Хантер, — начал он, едва скрывая язвительные нотки. В руках Маккензи держал кожаную папку, которую и положил себе на колени, без приглашения усевшись напротив.

— Чем могу служить, инспектор?

— Кое-что хотелось бы прояснить.

— Труп идентифицировали?

— Пока нет.

Он вынул из кармашка коробочку с мятными лепешками и кинул одну в рот. Я ждал. Мне достаточно приходилось видеть полицейских, чтобы разучиться нервничать, пока они ведут свою игру.

— А я-то думал, что таких мест уже не осталось. Ну, вы понимаете: мелкий семейный доктор, обходы на дому, всякое такое прочее, — сказал он, оглядывая комнату.

Его глаза остановились на книжных полках.

— О, масса книжек по психологии. Интересуетесь, значит?

— Это не мои. Моего партнера.

— Угу… И сколько же пациентов у вас на двоих?

Интересно, куда он клонит?

— Я бы сказал, пятьсот — шестьсот.

— Неужто так много?

— Поселок невелик, но участок большой.

Он кивнул, будто мы беседовали о самых обычных вещах.

— В большом городе все несколько по-другому, да?

— Пожалуй.

— Скучаете по Лондону?

Теперь ясно, что за этим последует. И опять-таки удивляться нечему. Как под грузом, заныли плечи.

— Может быть, скажете, зачем пришли?

— После нашего вчерашнего разговора я навел кое-какие справки. Все-таки полицейский, знаете ли.

Он холодно уставился мне в лицо.

— У вас впечатляющая биография, доктор Хантер. Никак не ожидал такого от деревенского врача.

Расстегнув молнию на папке, инспектор принялся демонстративно копаться в бумагах.

— Медицинский диплом, затем докторская по антропологии, да еще какая… Потом стажировка в Штатах, в университете Теннесси. И возвращение в Англию на должность судмедэксперта-антрополога. — Он склонил голову набок. — Вы знаете, я даже не совсем понимаю, что это за штука такая, судебная антропология, а ведь прослужил в полиции лет двадцать. «Судебная» — оно, конечно, понятно. А вот «антропология»? Я-то всегда думал, что это когда изучают древние кости. Типа археологии. О том, как бежит мимо нас скоротечное время…

— Кстати, не хотелось бы вас подгонять, но меня все-таки пациенты ждут.

— О, я вас не задержу ни на лишнюю секундочку. Итак, копаясь в Интернете, я нашел кое-какие ваши статьи. И заглавия такие любопытные…

Он вытащил листок бумаги.

— «Роль энтомологии в датировке смерти». «Химия разложения человеческого трупа».

Маккензи опустил распечатку.

— Тонкая материя, не каждому по зубам… Словом, я позвонил одному своему другу в Лондон. Он инспектор в столичном управлении. Оказывается, он о вас наслышан. Сюрприз-сюрприз! Вы, судя по всему, работали консультантом по целому ряду дел из разряда особо тяжких. Да еще в нескольких подразделениях: Англия, Шотландия, даже Северная Ирландия. Мой приятель сказал, что вы — один из немногих дипломированных судебных антропологов во всей стране. Работали на массовых захоронениях в Ираке, Боснии, Конго. Да вы сами лучше меня знаете где… По его словам, когда речь идет о человеческих останках, вы, как говорится, «то, что доктор прописал». Не просто идентификация, а сколько прошло времени, отчего люди погибли… Он сказал, будто ваша работа начинается там, где опускают руки патологоанатомы.

— К чему все это?

— Да к тому, что мне не дает покоя одна мыслишка: почему вы вчера об этом умолчали? А ведь вам было известно, что найден труп; вы сами подозревали, что это могла быть одна из местных жительниц, и отлично знали, что личность погибшей нам надо установить до зарезу быстро.

Голоса Маккензи не повышал, хотя лицо побагровело еще больше.

— Моему другу в управлении все это показалось весьма странным, если не сказать больше. И что же у нас получается? Я, старший следователь, кому поручено дело об убийстве, лицезрею перед собой одного из крупнейших судмедэкспертов, который разыгрывает из себя участкового врача-терапевта.

Я не преминул мысленно отметить, что он наконец-то произнес слово «убийство».

— Я и есть терапевт.

— Да, но не только! Отчего такая таинственность?

— Оттого, что моя прежняя профессия в данном случае роли не играет. Сейчас я просто врач.

Маккензи задумчиво разглядывал меня, будто решая, нет ли здесь какой шутки.

— После того звонка я еще кое-где справлялся. Мне известно, что вы работаете терапевтом лишь последние три года. Оставили судебную антропологию и появились у нас после того, как ваши жена и дочь погибли в автокатастрофе. Пьяный водитель второй машины отделался легким испугом.

Я сидел неподвижно, как камень. У Маккензи хватило такта хотя бы внешне казаться смущенным.

— Не хотел я бередить старые раны, да если бы вы вчера были со мной откровенны, до этого, наверное, не дошло бы. В конце концов, дело в том, что нам нужна ваша помощь.

Я знал, что он ждет от меня вопроса «какая именно?», но задавать его не стал. Так или иначе, инспектор продолжил:

— Состояние трупа затрудняет идентификацию. Нам известно, что это женщина, и только. И до тех пор пока не будет установлена личность, у нас связаны руки. Мы не можем начать полномасштабное расследование, пока на сто процентов не будем знать, кто же жертва.

Против своей воли я вступил в разговор:

— Вы сказали «на сто процентов». У меня впечатление, что на девяносто девять вы все же уверены.

— Мы до сих пор не можем отыскать Салли Палмер.

Да, этого я ожидал, хотя все равно испытал шок оттого, что подозрения оправдались.

— Кое-кто припомнил, что она приходила в кабачок на барбекю, да пока что нет ни одного, кто мог бы сказать, что видел ее после того вечера, — продолжил Маккензи. — Прошло почти две недели. Мы взяли образцы ДНК у трупа и из ее дома, однако результаты появятся не раньше чем через неделю.