Избранные произведения. Том 3
Шрифт:
После снегопада потеплело, и в зимнем воздухе угадывался запах близящейся весны.
В такие вечера они любили подолгу гулять вшестером, но сегодня всё расстроилось. Муниру взялся проводить домой этот долговязый щёголь, её родственник, – по правде сказать, это обидело Лялю и Хаджар. Да и ребята чудные. Куда-то после спектакля девались Хафиз, Наиль. Конечно, не было Галима…
– Ляля, неужели скоро так все мы и разойдёмся по своим тропкам? – произнесла Хаджар с горечью. Она боялась потерять и эту свою, школьную, семью.
Ещё не остыв от первого сценического успеха, лукаво улыбаясь каким-то своим мыслям, Ляля шутливо ответила:
– Нет, моя Хаджар, я уверена – мы пойдём большой
Хаджар посмотрела на Лялю:
– С тебя, пожалуй, станется. Осмелилась же ты выйти на сцену после единственной репетиции. Всё-таки, Ляля, ты молодец… Я… даже не знаю, как и сказать. Я горжусь тобой.
Польщённая Ляля засмеялась. Потом сказала серьёзно:
– Нет, Хаджар, здесь не смелость. Я не хотела, чтобы класс опозорился.
– А я разве хотела? Но не смогла бы сделать того, что сделала ты, – сказала Хаджар искренне то, что думала.
– Если бы очень захотела – смогла бы.
– Нет, как бы ни захотела, мне всё равно не удалось бы. Я несмелая.
Ляля неожиданно громко рассмеялась:
– Ты что?
– Очень интересно…
– О чём ты?
– Жизнь – интересная. У дэу-ани [4] есть моя фотография, на ней я ещё совсем маленькая. Грязная, оборванная. Чёрные кудряшки стоят дыбом. Если очень расшалюсь, дэу-ани показывает мне карточку: «Смотри, какая ты была».
4
Дэу-ани – здесь приёмная мать.
– Хороший человек, Ляля, твоя дэу-ани.
– Золото, жемчужина!
Хаджар стояла, засунув руки в рукава, не ожидая никакого коварства. Вдруг Ляля толкнула её в мягкий сугроб и сама бросилась за ней. По гулкой улице далеко разносились девичьи смеющиеся голоса. Потом Ляля подняла подругу. Они стряхивали одна с другой снег, и Хаджар, показывая Ляле свои мокрые варежки, деланно бранила её.
– Хаджар, душа моя, не сердись на меня. Ладно?
– Сумасшедшая ты, Ляля.
– Да, я сумасшедшая, ветреная, словом, «джиль-кызы». Прости меня, пожалуйста.
Когда наконец они добрались до дому, Валентина Андреевна, их учительница химии, приютившая Хаджар, была уже в постели. Боясь её разбудить, девушки тихо разделись.
– Это вы, девочки? – окликнула Валентина Андреевна. – Я и не заметила, как вы вошли. Ужин на плите, кушайте, – наверно, проголодались.
– Нет, мы сыты, Валентина Андреевна!
– Не вставайте, мы сами управимся.
И, пожелав Валентине Андреевне спокойной ночи, они скрылись в комнате Хаджар.
– Тебе хочется спать? – Ляля обняла Хаджар за шею.
– Нет.
– И мне сейчас ни за что не уснуть. Хочешь, я расскажу тебе, где нашла меня моя дэу-ани?
Хаджар кивнула, – мало видавшая сама ласки, она любила слушать рассказы о сердечных людях.
– Это было давно, больше десяти лет назад, ещё жива была моя бабушка. Мы жили недалеко от санатория «Агидель». А дэу-ани и дэу-ати [5] приехали туда на отдых. Они каждый день ходили купаться на реку и любили, сидя в тени прибрежных деревьев, смотреть, как покачиваются на воде лилии.
5
Дэу-ати – здесь приёмный отец.
Ты не можешь себе представить, Хаджар, сколько лилий на Белой! И какие они чудесные! А какой у них странный характер.
Ты, наверное, думаешь, у цветов нет характера? А я тебе говорю – есть. Я сама в этом убедилась. С восходом солнца лилия опускается в воду, а на закате всплывает, и лепестки у неё раскрываются. Лилия боится солнца. И почему мне дали такое имя [6] , просто не понимаю. Мне – сколько ни будь солнца – всё мало. Ну да ладно, не об этом речь. Я говорила о дэу-ани и дэу-ати. Дэу-ати обычно вешал мохнатое с кистями полотенце на плечи, а дэу-ани наматывала своё чалмой на голову – боялась солнечного удара. Она была очень полная.6
Ляля – по-татарски «лилия».
И дэу-ати казался рядом с ней особенно худым и высоким. У дэу-ани, ты знаешь, лицо большое, цвет лица тёмный, будто она загорела, но глаза у неё особенные… Она, бывало, сядет с нами, деревенскими ребятишками, на траву и рассказывает что-нибудь или читает. Мне тогда, пожалуй, семи ещё не исполнилось, я была очень нелюдимой и всегда держалась немного поодаль. Платье длинное, до пят. Стою, а сама озираюсь по сторонам. Подними кто руку, я исчезну, как горная коза, не успеют даже моргнуть. Однажды дэу-ани спросила у ребят: «Чья это девочка?» Ребята отвечают: «Бабушки Зулейхи. Ляля её зовут».
«Ляля! Подойди ко мне, моя умница», – обратилась она ко мне.
Вместо ответа я взвизгнула – и бежать. Ребятня тоже, будто стая воробьёв, рассыпалась кто куда.
Они слушались меня, я тогда неплохая драчунья была. Правда. Дэу-ати про меня тогда сказал: «Дикарка». А дэу-ани я сразу понравилась.
Вечером дэу-ани опять встретила нас. Ребята расселись в кружок на полянке, возле самого берега Белой, а я в середине, потряхиваю кудрями и кружусь волчком. Как сейчас помню, солнце было на закате, и вся река сверкала такими волшебными – видела когда-нибудь? – золотыми рыбками. В кустах щебетали птички, где-то далеко-далеко играли на курае [7] , и нежная мелодия медленно плыла над Агиделью. И вот дэу-ани принялась рассказывать нам сказку.
7
Курай – свирель, дудка.
Помнишь, Хаджар, сказку про девушку Гюльчечек? Она убежала от злой старухи. Та обернулась серым волком и пустилась догонять девушку. Гюльчечек упала на колени, стала умолять старый вяз, и он спрятал её в своём дупле…
– Помню, помню, – сказала Хаджар, и синие глаза её задумчиво сузились. – Потом Гюльчечек от серого волка спасло озеро, потом скворец понёс её волосы к брату, а он сделал из них струны для скрипки, и они заговорили человеческим голосом. Мне очень нравилась эта сказка…
– Красивая сказка! Я до сих пор люблю её. А тогда я так и замерла, точно меня заколдовали. Дэу-ани заметила это.
…А через несколько дней умерла моя бабушка, и я осталась совершенно одна. Тогда-то и пришла дэу-ани и спросила меня, хочу ли я быть её дочерью. У неё были очень добрые глаза, и я согласилась.
Они взяли меня с собой в Казань. Осенью я начала учиться и одновременно поступила в балетную школу… Не спишь, Хаджар?
Ляля рукой коснулась лица Хаджар. Оно было мокрое.
– Ты плачешь? – вскрикнула Ляля удивлённо и растерянно.
– Как много хороших людей у нас! – вырвалось из глубины сердца Хаджар. – Моя Валентина Андреевна тоже такая… Я часто думаю, что было бы со мной, живи я не в Советской стране, а где-нибудь там, на Западе…