Избранные произведения
Шрифт:
— Вот, черт, кто же это написал? — воскликнул Ивар Эллингсен.
— Ну, конечно, сам ханжа пастор, — отозвался Холк.
— Нет, — резко сказал Рандульф. — Под статьей есть подпись А. К. Л. Это — Абрахам Кнорр Левдал.
— Нет, нет, этого не может быть! — закричали остальные.
Что и говорить, он опустился, и это весьма печально, но до такого падения он все же не мог дойти, никак не мог.
Тогда Рандульф швырнул «Свидетеля истины» на стол — и все увидели под статьей буквы А. К. Л. Сомнений быть не могло.
Холк и Гарман просто лишились дара речи, а Эллингсен стал
Возвращаясь из клуба домой, Ивар Эллингсен случайно встретил Педера Педерсена.
— Кто это написал о празднике в «Свидетеле истины»? — спросил Ивар без обиняков.
— Какой праздник ты имеешь в виду?
— Конечно, наш праздник.
— О нем мне ничего не известно, к нему я не имею никакого отношения, — кротко ответил Педер Педерсен. — Пастор послал меня собирать пожертвования для нашего праздника, праздника в пользу слепых. Не знаю, слышал ли ты что-либо о нем, Ивар Эллингсен?
— Покорнейше благодарю, — проворчал Эллингсен и двинулся дальше. Но Педер Педерсен зашагал с ним рядом.
— Пастор велел мне обратиться именно к тебе, Ивар.
— Вот как! Он, этот… этот…
— Да, он мне так сказал: раз ты знаком с Эллингсеном, то ступай к нему сам. Правда, час душевного прозрения для Эллингсена еще не наступил, но ведь он человек разумный и дальновидный, не может же он в конце концов желать своего собственного разорения.
— Он сказал, что я желаю своего разорения? — переспросил Ивар и презрительно рассмеялся.
— Уж не думаешь ли ты, что «Эллингсен и Ларсен» окажутся сильнее всего города?
— Мы ни с кем силой не меряемся.
— Но теперь ты остался один, Ивар! Один, окруженный явными безбожниками и врагами Христа.
— И все это из-за нашего праздника? — спросил Эллингсен уже менее уверенно.
— А ты думаешь, что из твоей дружбы с этими клубными кутилами выйдет что-нибудь путное?
— Не так уж они опасны.
— Но ты же сам знаешь, Ивар Эллингсен, что ни одна порядочная девица не придет после этого в твою лавку. Ты ведь сам это отлично понимаешь.
На это Ивар Эллингсен ничего не ответил, но почувствовал, что мурашки забегали у него по спине. Он знал, с какой легкостью капризный поток служанок по любому поводу, даже гораздо менее значительному, чем эта история с праздником, вдруг решительно меняет свое направление. И так как в этот момент они как раз подошли к дверям дома Эллингсена, то Ивар Эллингсен пригласил Педера Педерсена войти.
Было девять часов вечера, и лавка была уже закрыта. Эллингсен зажег в конторе газовую лампу, и свет от нее упал через открытую дверь на прилавок, сплошь заваленный кулечками с праздничными подарками. Эллингсен притворил дверь.
— Сегодня пастор
несколько раз вспоминал, что «Эллингсен и Ларсен» всегда, на все праздники, посылали нам пожертвования.— Что правда, то правда.
— Почему это он вдруг связался, спросил меня пастор, с самыми отъявленными забулдыгами в городе? Не к лицу это ему — человеку семейному…
— Да ведь дело вовсе не в этих господах из клуба, — сердито произнес Эллингсен и покраснел. — Вы же это сами прекрасно знаете.
— Но что тебя связывает с этими безбожниками? Ведь теперь все — и амтман, и Кристиансен, и капеллан Дуппе, и Серенсен, и Иверсен, — все до одного поспешили отказаться от этой затеи.
— Как, разве Иверсен тоже?
— А ты что, не знаешь Иверсена? Он ведь вынужден во всем следовать за директором банка, — промолвил с улыбкой Педер Педерсен.
— Но я-то с какой стати должен следовать за директором банка? — упрямо проговорил Эллингсен.
— А тебя никто и не заставляет, — терпеливо ответил Педер Педерсен и вновь начал уговаривать. — Пастор сказал, что неверие…
— К черту неверие! — взорвался, наконец, Ивар Эллингсен. — Ведь не в этом же дело! Смотри! — и он пинком ноги широко распахнул дверь в лавку. — Видишь вот эти маленькие кулечки, я хотел раздать их уличным мальчишкам, которым редко достаются сладости, — ведь я сам был таким. Только этого я и хотел, этому я радовался. А неверие и распутство здесь ни при чем. И ты, Педер Педерсен, это знаешь, да и пастор тоже.
— Ну, тогда ты нас удивляешь еще больше. Если бы ты послал все эти кулечки нам…
— Никогда! — вырвалось у Ивара Эллингсена.
— …то все сласти попали бы в те самые рты, для которых ты их предназначил.
— Да уж, конечно, в те самые! — буркнул Эллингсен и усмехнулся.
— Нет, похоже, что ты и впрямь твердо решил стать врагом господа, — произнес Педерсен уже более резким тоном. — Но радости тебе это не принесет, можешь мне поверить, ибо тот, кто идет не с нами, — тот идет против нас! Надо знать, как сказал пастор, кто твои друзья и кто твои враги.
У Эллингсена засосало под ложечкой. Что толку в его упорстве. Если пастор Крусе захочет его разорить, то он, конечно, сумеет это сделать — в этом сомневаться не приходится. Но до чего все это противно!
— Уверяю тебя, эти сладости попадут по назначению, — показав на кулечки, продолжал свое Педерсен.
— Может быть, ты и прав, Педер. В некотором смысле здесь, пожалуй, и нет разницы, — медленно, не поднимая глаз, проговорил Эллингсен. — Но имей в виду, сам я при всем этом присутствовать не желаю. Это я тебе твердо говорю, Педер Педерсен.
— Да никто тебя и не неволит, Ивар. Порвать с безбожниками — это одно уже многого стоит.
Но тут бедный Ивар Эллингсен вспомнил о праздничном комитете.
— Нет, нет, это невозможно! — закричал он и схватился за голову. — Я ведь дал слово. Да кроме того, Малена… девочки!..
— Завтра утром пароход отправляется в прогулочный рейс на весь день. Видишь, какое удачное совпадение. Я знаю многих дам, — продолжал Педерсен с улыбкой, — которые намерены отправиться завтра на эту морскую прогулку.