Избранные произведения

— Я много раз выходил с ним…

— Ты был тогда совсем ребенком, и Падуа вполне мог сойти за слугу. А сейчас ты взрослый, и он возомнит о себе бог знает что. Наконец, это должно быть неприятно твоей матери. Вообще-то Падуа неплохие люди. Капиту — милая девочка, хоть в глазах у нее что-то дьявольское… Ты заметил, какие у нее глаза? Манящие и лживые, как у цыганки. Да это еще пустяки, но ее тщеславие и льстивость… просто непереносимы. Донья Фортуната — почтенная женщина, да и муж ее, не отрицаю, человек достойный, занимает хорошую должность, живет в собственном доме. Однако мало быть честным и порядочным человеком, надо еще уметь выбирать себе подходящих друзей. У Падуа прямо тяга ко всякому сброду. А ведь с кем поведешься… И говорю я так не со зла, не потому, что он плохо отзывается обо мне и смеется над моими латаными сапогами.

— Извините, — перебил я, остановившись, — сосед никогда не отзывался о вас дурно; напротив, недавно он сказал при мне, что вы человек очень способный и говорить умеете, словно депутат в парламенте.

Жозе Диас просиял, но, сделав над собой усилие, подавил улыбку:

— Мне не за что его благодарить. Люди благородного происхождения — не чета ему — высоко ценили меня. Я остаюсь при своем мнении.

Мы поднялись на террасу и молча стали глядеть на море.

— Вы всегда думаете только о моем благе, — начал я через некоторое время.

— А как же иначе, Бентиньо?

— В таком случае у меня к вам просьба.

— Просьба? В чем дело? Говори, приказывай.

— Мама…

Я запнулся, слова застряли у меня в горле. Жозе Диас, обеспокоенный моим странным поведением, ласково потрепал меня по плечу, взял за подбородок и заглянул мне в глаза так же пристально, как накануне тетушка Жустина.

— Что случилось с мамой?

— Мама хочет сделать из меня священника, но это невозможно, — выговорил я наконец.

Изумленный Жозе Диас отшатнулся от меня.

— Да, невозможно, — продолжал я, не менее, чем он, удивленный собственной смелостью, — у меня нет склонности. Я всегда слушаюсь маму и, если она пожелает, стану кем угодно, даже кучером омнибуса. А священника из меня не получится. Эта прекрасная будущность не для меня.

Не подумайте, что я бойко выпалил все это одним духом, нет, я путался в словах и шептал их чуть слышно. Тем не менее Жозе Диас внимал мне с ужасом. Он, конечно, не ожидал от меня сопротивления, пусть даже такого робкого; но больше всего поразился он, когда я сказал:

— Рассчитываю на вашу помощь.

Приживал широко раскрыл глаза и поднял брови, на лице его не выразилось особого удовольствия от того, что я выбрал его своим покровителем. Он был ошеломлен. Как я осмелился завести разговор на подобную тему, мне и самому трудно было уразуметь, а приживала мои слова окончательно сбили с толку. Оправившись немного от удивления, Жозе Диас спросил:

— Что же я могу сделать для тебя?

— Очень многое. В нашем доме вас уважают. Мама часто обращается к вам за советом, не правда ли? Дядя Косме считает вас одаренным человеком…

— Они слишком добры ко мне, — возразил польщенный приживал, — а между тем сами в первую очередь заслуживают всяческого… Никогда не слышал я и слова порицания твоим родственникам, а почему? Потому что они благородны и добродетельны, твой дядя совершеннейший рыцарь, а мать святая. Даже среди знатных семей редко встречается такая возвышенность чувств, и если я наделен каким-нибудь даром, как утверждает сеньор Косме, то заключается он в одном — в умении распознавать и ценить то, что хорошо и достойно восхищения.

— А также в умении защищать друзей.

— Но чем же тебе помочь, ангел мой? Разубедить донью Глорию невозможно; она давно лелеет свои планы и дала обет… Да теперь и поздно. Вчера она соблаговолила сказать мне: «Жозе Диас, пора отправить Бентиньо в семинарию».

Робость не такая мелкая монета, как кажется. Будь я посмелее, весьма возможно, я не сдержался бы и назвал его лжецом, признавшись тем самым, что подслушивал за дверью и, следовательно, мы с ним друг друга стоим. А я ограничился возражением, что поговорить с матерью еще не поздно.

— Время не ушло, все зависит от вас.

— От меня? Но я хочу только одного — быть полезным тебе и способствовать твоему счастью.

— Тогда мы еще успеем. Ведь я отказываюсь не из лени и готов на все — если мама велит, я поеду в Сан-Пауло изучать право.

Глава XXVI ЮРИСПРУДЕНЦИЯ ПРЕКРАСНА

По лицу Жозе Диаса было видно, что мысль эта привела его в великолепное расположение духа. Он замолчал и отвернулся. Я не сводил с него глаз.

— Боюсь, уже поздно, — сказал он, — но, чтобы доказать свою готовность помочь тебе, я поговорю с доньей Глорией. Не знаю, удастся ли убедить ее, но я сделаю все, что в моих силах. Так, значит, ты не хочешь быть священником? Юриспруденция прекрасна, друг мой… Ты поедешь в Сан-Пауло, в Пернамбуко или еще дальше. Есть хорошие университеты и за границей. Изучай право, если таково твое призвание. Я поговорю с доньей Глорией, но не рассчитывай на меня одного — посоветуйся с дядей.

— Хорошо.

— Обратись к богу и пресвятой деве, — закончил он, указывая на небо.

Небо заволокло тучами. Над морем кружились большие черные птицы; они то взмывали ввысь и парили в воздухе, то опускались к самой воде, почти касаясь ее. Но ни причудливые облака, ни фантастическая пляска птиц не могли отвлечь моего внимания от собеседника. Согласившись последовать его совету, я тут же добавил:

— А бог сделает то, что вы пожелаете.

— Не кощунствуй. Богу подвластны и земля, и небо, и прошедшее, и настоящее, и будущее. От него зависит исполнение твоих желаний, а я приложу все усилия… Раз ты не желаешь стать священником и предпочитаешь право… Юриспруденция прекрасна, хоть я отнюдь не умаляю значения теологии, она превыше всего, равно как жизнь священнослужителя самая святая. Почему бы тебе не отправиться изучать юридические науки за границу? Что может быть лучше — поехать учиться в университет и одновременно попутешествовать. Мы увидим незнакомые страны, услышим чужую речь. Донья Глория, наверное, не будет тебя сопровождать; разве она захочет возиться с паспортами и бумагами, жить в гостиницах, переезжать с места на место… О да! Юриспруденция — превосходнейшая вещь!

— Иначе говоря, вы попросите маму не отдавать меня в семинарию?

— Попросить-то мне не трудно, но что из этого выйдет… Ангел души моей, если бы стремление услужить превратилось в возможность повелевать, мы с тобой давно бы уже находились на борту корабля. Ах! Ты и не представляешь себе, что такое Европа! Ах, Европа!..

Жозе Диас сделал пируэт. Снова побывать в Европе было мечтой его жизни, много раз заводил он об этом речь, но и моя мать, и дядя Косме оставались равнодушными к описанию заморских достопримечательностей. И вдруг открывается возможность последовать за мной в Европу и пробыть там целую вечность, пока я буду учиться.