Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

Единственным утешением, хотя оно лишь усиливало мою неудовлетворенность, являлись прогулки через весь холм к прекрасным зеленым спортивным полям школы Бичфилд. Надежно спрятавшись в зеленой изгороди боярышника, я со жгучей завистью и тоской наблюдал за игроками. Здесь было все, о чем я только мечтал: зеленые, четко размеченные поля с белыми стойками ворот, где игроки – многие из них такие же маленькие, как я, – в форме разнообразных цветов, от алого до ярко-синего, били тут и там по мячу, бегали, пасовали, обводили друг друга и сталкивались в манере, ожидаемой от мальчиков, которые поедут в Феттс, Гленальмонд, Лоретто [628] или даже, как некоторые, в лучшие государственные школы Англии. Когда это зрелище становилось невыносимым, я в печали поворачивал к дому, так яростно заколачивая воображаемые голы, что отбивал себя пальцы на ногах о бордюр тротуара, после чего мама сокрушалась, что я порчу свои новые ботинки.

628

Феттс, Гленальмонд, Лоретто – привилегированные учебные заведения Шотландии.

Однажды в субботу в самом безлюдном конце террасы на дороге напротив сада номер семь я развлекался стрельбой по воображаемым мишеням. Внезапно один из камней вылетел куда-то вбок из моей руки и, описав смертельную параболу, врезался во фронтальное окно мезонета, над которым мы жили. Ужаснувшись ледяному звону разбитого стекла, я бросился наверх к маме.

– Ты должен немедленно пойти и извиниться. Эту леди зовут мисс Гревилль. Скажи, что ты заплатишь за стекло. Постой, дай-ка я вытру тебе лицо. – Когда я спускался, она сказала мне вслед: – Не забывай о хороших манерах.

Волнуясь, я нажал на звонок у входной двери мисс Гревилль. Краем глаза я увидел большую зазубренную дыру в окне. Пожилая горничная в аккуратном чепце и рабочей форме открыла мне. У нее были седые волосы и, как мне показалось, осуждающее выражение лица.

– Подожди здесь, – сказала она, когда я объяснил причину своего визита.

Пока я стоял в коридоре, меня поразил удивительный вид двух скрещенных весел на стене: оба подрезаны, лопасти окрашены в ярко-синий цвет. В глаза бросались и другие необычные предметы, в частности пара рапир, но в этот момент вернулась служанка и провела меня в гостиную, где мисс Гревилль, стоящая у рокового окна, повернулась, чтобы хорошенько рассмотреть меня. Я, в свою очередь, смотрел на нее.

Она показалась мне высокой, солидной женщиной, сорока пяти лет, большегрудой и чрезвычайно прямой. У нее было бледное полное лицо, которое выглядело еще полнее в обрамлении рассыпанных по накладным плечам светлых пышных волос и тугого, жесткого накрахмаленного воротника, скрепленного булавкой. Одета она была просто, даже строго: серая юбка и белая блузка, на которую свисала тонкая цепочка пенсне. Она выглядела непреложной леди, каковой и являлась, а также школьной учительницей, каковой и была в прошлом. Я слышал, как мама говорила, что мисс Гревилль когда-то преподавала в женской школе Святой Анны; я бы ее испугался, однако в ее манере общения не было ни надменности, ни претенциозности, что отделяли бы ее от презренных реалий жизни, одной из которых был я.

– Я к вашим услугам, мисс, это я разбил окно.

– Похоже что так. – У нее был высокий, ясный голос, ее акцент не был характерен для Ардфиллана, скорее, в ее случае данный акцент сам несколько пострадал. – По крайней мере, с вашей стороны это благородно – прийти по собственной воле.

Я молча принял комплимент, которого не заслуживал.

– Как это случилось?

– Извольте, мисс: я занимался метанием.

– Юный Кэрролл… полагаю, что вы – юный Кэрролл… не обращайтесь ко мне, как к девушке в чайной лавке. Можете называть меня «мисс Гревилль», по крайней мере для начала нашего знакомства. Что вы метали?

– Камни, мисс… Гревилль.

– Камни! Боже мой, какая дурная привычка! Я бы не возражала, если бы вы разбили мое окно мячом. Но камни! Зачем?

– Если вам интересно, – ответил я, начиная оживать, – я довольно метко бросаю камни. Я могу, если хотите, попасть в любую цель на той стороне дороги.

– Правда? – воскликнула она с интересом.

– Показать?

– Нет, только не камнями… – Она сделала паузу. – Разве вы никогда не бросали мяч?

– Нет, мисс Гревилль. У меня его нет.

Она внимательно, чуть ли не с жалостью посмотрела на меня, затем, предложив мне сесть, вышла. Я сел на край стула и, пока ее не было, огляделся. Большая комната озадачивала и даже пугала меня. Странные образцы мебели, которых я никогда не видел прежде, – не темные и блестящие под политурой, как наш лучший комплект красного дерева, но в основном выцветшего медового цвета стулья с сиденьями из цветных нитей, инкрустированный комод с китайским узором в желтых и золотых тонах, мягкий серый ковер с блеклым розоватым рисунком в центре. Цветы на подоконниках, а также в большой голубой вазе на длинном и плоском пианино, совсем не похожем на наше.

Едва мой взгляд остановился на каминной полке, на которой стояло много маленьких серебряных чашек, как вернулась мисс Гревилль.

– Можете взять это. – Я встал, и она протянула мне мяч. – У него своя история, которая, вероятно, вас не заинтересует. Он принадлежал моему брату.

– Того, с веслами? – вдохновляясь, спросил я.

– Нет-нет. Не гребца. Другого, младшего.

Она рассеянно улыбнулась, и хотя эту улыбку нельзя было назвать недоброй, она, к моему сожалению, была явно отрешенной. Я совсем не хотел сюда приходить, но, странное дело, теперь мне не хотелось уходить отсюда. Эти загадочные ссылки на Боба мокрого и Боба, предположительно, сухого [629] заинтриговали меня. Я сделал попытку продолжить разговор:

629

Игра слов: Боб – мужское имя; wet bob – гребец, буквально – мокрый боб.

– Разве вашему младшему брату не нужен мяч?

– Теперь ему ничего не нужно, – бесстрастно ответила она. – Он был убит два года назад под Спион-Коп [630] .

– О мисс Гревилль! – воскликнул я с сочувствием, на которое только был способен. – Он отдал свою жизнь за короля и страну!

Она бросила на меня взгляд, полный невыразимого отвращения:

– Не будьте столь пафосны, маленький резонер, иначе наше знакомство, доселе короткое и беспрецедентное, немедленно прекратится. – И она позвонила в колокольчик, дабы меня препроводили до дверей.

630

Сражение в период Второй англо-бурской войны за холм Спион-Коп 24 января 1900 г.

Мама, хотя и огорчилась тем, что я забыл сказать про оплату разбитого стекла, с интересом и удовольствием выслушала мой отчет о визите, из которого я тактично удалил последний пассаж. С тех пор как мы сюда переехали, она проявляла вежливый интерес к нашей соседке. Однако мяч при ближайшем рассмотрении оказался довольно бесполезным. Жесткий, кожаный, с залатанным швом, он не подпрыгивал и во всех отношениях никак не подходил для моих обычных игр. В тот же вечер я показал его отцу.

– Это мяч для крикета, – пояснил он. – И им играли.

– Она рассказала Лоуренсу, что у мяча есть история, – заинтересованно пояснила мама.

– Несомненно, – иронически улыбнулся ей отец. – По словам жилищного агента, у этой дамы полно историй. Некогда они были очень важными людьми. Большое поместье недалеко от Челтенхема. Но ее папан почти все профукал, и она занялась преподаванием. Сначала в колледже Челтенхема, затем в Святой Анне. Но теперь она все это бросила.

– Интересно почему? – задумалась мама.

Улыбка отца стала шире.