Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16

— Господи помилуй, Мэри! — закричал Кон. — Не понимаю, чего вы все беспокоились. В ту минуту, как старина Мэнсон заговорил, я уже знал, что он из них вышибет все, чем их начинили!

Эндрью улыбнулся — слабо, радостно, неуверенно.

Они втроем пришли в гостиницу около часу дня. Здесь ожидал Денни. Он пошел им навстречу, серьезно усмехаясь. Гоппер уже сообщил ему новость по телефону. Денни не делал никаких комментариев. Только сказал:

— Я голоден. Но здесь завтракать не стоит. Пойдемте все куда-нибудь, я угощу вас хорошим завтраком.

Они завтракали в ресторане Коннота. Хотя на лице Филиппа не было и следа волнения и он говорил больше всего с Коном об автомобилях, но завтрак вышел очень веселый.

Потом Денни сказал Эндрью:

— Наш поезд отходит в четыре. Гоуп — в Стенборо, ожидает нас в гостинице. Мы можем купить задешево тот дом, о котором говорили. Ну, а теперь мне нужно сделать кое-какие покупки. Встретимся в Юстоне без десяти четыре.

Эндрью смотрел на Денни, думая о его дружбе, обо всем, чем он ему обязан с той первой их встречи в маленькой амбулатории Блэнелли. И сказал неожиданно:

— А что, если бы меня исключили?

— Но вас же не исключили, — качнул головой Филипп. — И я уж позабочусь о том, чтобы этого с вами никогда не могло произойти.

Денни ушел за покупками, а Эндрью проводил Кона и Мэри на Педдингтонский вокзал. Когда они, молчаливые теперь, ждали на перроне поезда, он повторил свое приглашение:

— Непременно приезжайте к нам в Стенборо погостить.

— Приедем, — обещал Кон. — Весною, когда я налажу свой автомобильчик.

После того как они уехали, у Эндрью оставался в распоряжении еще целый час. Он инстинктивно сел в автобус и скоро очутился на Кензал-Грин. Прошел на кладбище и долго стоял у могилы Кристин, думая о многом. Был ясный солнечный день с свежим ветерком — такой, как любила Кристин. Над его головой, на ветке унылого, темного от копоти дерева, весело чирикал воробей. Когда Эндрью, наконец, пошел с кладбища, боясь опоздать на поезд, перед ним в высоком небе плыла сияющая гряда облаков, своей формой напоминавшая зубчатые стены крепости.

Арчибальд Кронин Дама с букетом гвоздик

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Иностранка®

* * *

Дама с букетом гвоздик

Глава 1

Именно она, миниатюра Гольбейна, собрала дождливым ноябрьским днем антикваров в «Верноне», поскольку на аукционе не было ничего сравнимого с ней ни по стоимости, ни по значимости. Несколько неожиданно присланная семьей Неллер из Роксонского аббатства, миниатюра была широко известна как «Дама с букетом гвоздик». Это исключительное по своей изысканности произведение представляло собой крошечный портрет мадемуазель де Керси, дочери посла при дворе Генриха Восьмого, написанный около 1532 года, вскоре после возвращения Гольбейна в Лондон из Базеля – в период творческого расцвета мастера.

Длинная галерея была переполнена, когда ровно в половине пятого миниатюру выставили на продажу. Из уважения к собравшимся, в котором угадывалась легкая ирония, торги были начаты с двух тысяч гиней, цена тут же выросла до пяти тысяч, на мгновение замерла, затем устремилась к семи, поколебалась, после чего с паузами, свидетельствовавшими об убытии конкурентов, дошла до девяти тысяч четырехсот гиней, когда не осталось никого, кроме двух сильных соперников. Здесь она остановилась.

– Девять тысяч четыреста гиней.

Учтивый и бдительный аукционист, занимавший высокую красную трибуну, – волосы тщательно расчесаны на прямой пробор, в темный галстук аккуратно воткнута жемчужная булавка – внушительно повторил цифру, не отрывая взгляда от бесстрастного лица Бернарда Рубина, смотревшего куда-то в сторону. Похоже, что нынешняя ставка была его пределом. И все-таки в конце концов его прищуренный глаз, едва различимый под жестким краем шляпы-котелка, с каким-то кислым упрямством моргнул, и аукционист сразу же пробормотал:

– Девять тысяч пятьсот гиней.

В следующий миг с противоположной стороны помещения был подан почти незаметный знак.

– Девять тысяч шестьсот, – невозмутимо заметил аукционист.

– Девять тысяч семьсот! – Рубин мрачно двинулся дальше, но снова кто-то бросил ему вызов.

– Девять тысяч восемьсот гиней, – объявил аукционист и повернулся в сторону Рубина.

Но Рубин со всей очевидностью выбыл из игры, он и так уже превысил лимит, и теперь всем своим видом стоически отмежевывался от происходящего. Если что-то и вывело старого Бернарда Рубина на первое место в торговле антиквариатом, так это способность вовремя останавливаться.

– Девять тысяч восемьсот гиней, – повторил аукционист, обводя взглядом переполненный зал.

Тишина.

– В последний раз: девять тысяч восемьсот гиней.

Опять тишина, зловещая и бесповоротная, прерванная резким стуком молотка.

– Продано за девять тысяч восемьсот гиней… мисс Лоример.

Кэтрин Лоример незаметно поднялась со своего места за длинным столом и направилась к открытым двойным дверям в конце просторного зала. Несколько человек, вежливо расступившись перед ней, пробормотали поздравления, но, если не считать ее слабой улыбки, она, казалось, не обратила на них внимания. На самом деле в тот момент ей было бы трудно вести себя как-то иначе, поскольку, несмотря на обретенную с опытом выдержку, она чувствовала, как болезненно колотится сердце от напряжения, пережитого в эти последние бесконечные секунды. Ей приглянулась эта миниатюра, но еще одна ставка от Рубина означала бы конец ее планам.

Спустившись по ступенькам, старый Бернард присоединился к ней и заковылял рядом в загадочном молчании. Его машина, черно-серебристая модель «континенталь», огромная и дорогая – Бернард не преминул сообщить всем о ее цене, – стояла у края тротуара. На выходе Кэтрин и Рубин остановились, встреченные шумом и пестротой улицы, запруженной транспортом, и городским гулом Лондона, из-за чего аукционный зал казался чем-то отстраненным и совершенно ненастоящим.

– Нам не по пути? – спросил Рубин.

Так он обычно предлагал ее подвезти.

Было уже около пяти, и Кэтрин, поддавшись внезапному порыву, решила не возвращаться к делам, а отправиться домой. Она кивнула, затем, из-за дождя и тумана, слегка поежилась и быстро шагнула к машине.

На Кинг-стрит было почти не проехать, а на Пикадилли, забитой омнибусами и такси, вообще пришлось стоять. Когда машина двинулась, остановилась и снова двинулась в сторону Керзон-стрит, полуприкрытые глаза Рубина из-под резко очерченных семитских бровей со странной ироничной проницательностью обратились на Кэтрин.

– Вы дали слишком много, мисс Лоример, – сказал он наконец.

– А вы не слишком ли много на себя берете, мистер Рубин?

Рубин тихо рассмеялся:

– Может быть, может быть! – Он позволил себе роскошь легко согласиться, сделав паузу, чтобы полюбоваться идеальным бриллиантом на мизинце левой руки. – Наверное, у вас все очень хорошо, если вы можете забираться так высоко. А, мисс Лоример?

– О, не так уж плохо. – Тон Кэтрин был совершенно непринужденным.

– А, ну что ж, это прекрасно! Это чудесно! Особенно когда остальные из нас, занятых в торговле, переживают тяжелые времена. Ни денег, ни клиентов, нигде никакой активности. Но вы… вы можете позволить себе заплатить десять тысяч за крохотную вещицу Гольбейна. Вот так просто! Слишком хорошо, чтобы быть правдой.