Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман

Полковник повернулся к Барнстейблу и, низко поклонившись, ответил ему с мрачной учтивостью:

— Сэр, мои незначительные заслуги не стоят такой благодарности. Если я не сумел сделать мисс Кэтрин Плауден такой, какой мечтал видеть свою дочь честный Джон Плауден, капитан королевского флота, вину следует искать в моей неумелости воспитателя, а не в каких-либо врожденных качествах молодой девушки. Я не могу сказать вам: возьмите ее, сэр, раз вы ею уже завладели и вне моей власти это изменить. Мне остается лишь пожелать, чтобы она была вам такой же преданной женой, какой она была воспитанницей и подданной.

До сих пор Кэтрин стояла рядом с возлюбленным, державшим ее за руку, но теперь оттолкнула его руку и, откинув упавшие на лоб темные кудри, гордо подняла голову. Глаза на бледном от волнения лице пылали негодованием.

— Джентльмены, — сказала она, — вы, я вижу, находите возможным располагать мной, как вещью: один отдает, другой берет! Но разве дочь Джона Плаудена не имеет права распоряжаться своей особой? Если она стала в тягость опекуну, то может переехать в какой-нибудь другой дом, не затрудняя мистера Барнстейбла тяжелой задачей изыскания для нее каюты на корабле, где, вероятно, и без того тесно.

С этими словами она гневно отвернулась от Барнстейбла и подошла к кузине. Так сердятся молоденькие девушки, когда их вздумают выдавать замуж, не спросив предварительно их согласия. Барнстейбл плохо разбирался в тонких изгибах женской души и помнил только прежние слова своей возлюбленной. Он был ошеломлен и не мог понять, как необходима его возлюбленной для открытых и решительных действий в его пользу моральная поддержка Сесилии. Он также не мог понять, в силу каких причин девушка, уже так много сделавшая втайне для своего возлюбленного и не раз признававшаяся в своей склонности к нему, в решительную минуту, когда все взоры были устремлены на нее, отказалась подтвердить это вновь! Все присутствующие, кроме опекуна его возлюбленной и Борроуклифа, глядели на него со сдержанным сочувствием.

Полковник снова ласково посматривал на свою воспитанницу, решив, что она раскаивается, а пленный капитан не скрывал насмешливого удивления, к которому примешалась злоба по поводу своей неудачи.

— По-видимому, сэр, — вдруг яростно обратился к нему Барнстейбл, — вы нашли что-то забавное в этой молодой леди, но ваше веселье весьма неуместно! У себя в Америке мы не терпим подобного обращения с женщинами!

— А мы у себя в Англии не ссоримся в присутствии женщин, — ответил Борроуклиф, окинув Барнстейбла не менее яростным взглядом. — Но смею вас заверить, как раз в эту минуту, сэр, я думал о том, сколь изменчива судьба, и ни о чем другом. Еще полчаса назад я считал себя счастливым человеком — я надеялся преуспеть в своих планах и опрокинуть замысел, которым вы собирались меня поразить. А теперь я несчастнейший из смертных, потому что не смею и надеяться на повышение!

— А я тут при чем, сэр? — с жаром спросила Кэтрин,

— Ну конечно, это случилось не из-за вашего упорного содействия моим врагам, мисс Плауден, — с притворным смирением ответил Борроуклиф, — и не из-за вашего жаркого им сочувствия или вашего невозмутимого хладнокровия за ужином. Нет! Просто мне пора уже оставить службу. Раз я больше не могу с честью служить своему королю, я должен служить теперь только богу, как и все инвалиды на свете! Одно из двух: либо мой слух ослабел, либо стена возле луга каким-то волшебным образом искажает звуки.

Кэтрин, не дожидаясь окончания этой фразы, отошла в дальний угол комнаты, чтобы скрыть горячий румянец, заливший ей лицо. Теперь она поняла, каким образом враг проник в планы Барнстейбла. Она начала упрекать себя за ненужное кокетство, когда вспомнила, что половина ее беседы с возлюбленным у той стены, на которую намекал Борроуклиф, шла на темы, не имевшие ничего общего с заговорами и военными действиями. Однако чувства Барнстейбла были далеко не столь тонки, как у его возлюбленной, а мысли слишком заняты средствами достижения намеченной им цели, чтобы так быстро понять иносказательный намек капитана. Резко обернувшись к Гриффиту, он самым серьезным тоном заявил:

— Я считаю своей обязанностью, мистер Гриффит, напомнить вам, что, согласно данным нам инструкциям, мы должны брать в плен всех врагов Америки, где бы они ни оказались, и что Соединенные Штаты в некоторых случаях не стеснялись брать в плен и женщин.

— Браво! — воскликнул Борроуклиф. — Если дамы не желают идти с вами в качестве возлюбленных, уведите их в качестве военнопленных.

— Ваше счастье, сэр, что вы сами в плену, иначе вы ответили бы мне за свои слова! — рассердился Барнстейбл. — Это разумная инструкция, мистер Гриффит, и вы не должны пренебрегать ею.

— Не забывайте своих обязанностей, мистер Барнстейбл, — ответил Гриффит, снова выходя из состояния глубокой задумчивости. — Вам был дан приказ — немедленно приступайте к его выполнению!

— У меня также есть приказ нашего общего командира капитана Мансона, мистер Гриффит, и уверяю вас, сэр, что, инструктируя меня относительно «Ариэля» — от бедняжки не осталось и двух досок, сколоченных вместе, — он решительно подтвердил и более ранние приказания.

— А теперь я их отменяю.

— Могу ли я подчиниться устному приказанию младшего офицера, когда оно прямо противоречит письменным инструкциям старшего?

До сих пор Гриффит говорил спокойным и решительным тоном, но при этих словах лицо его вспыхнуло, темные глаза засверкали.

— Не извольте рассуждать, сэр, — властно закричал он, — и повинуйтесь!

— Клянусь небом, сэр, я не выполнил бы и приказа самого конгресса, если бы меня заставляли забыть мой долг перед… перед…

— Перед самим собой! Мистер Барнстейбл, довольно! Исполняйте ваш долг, сэр!

— Мой долг предписывает мне оставаться здесь, мистер Гриффит!

— Тогда я должен действовать, ибо не могу допустить, чтобы мои же офицеры меня оскорбляли!.. Мистер Мерри, скажите капитану Мануэлю, чтобы он прислал сюда сержанта и взвод морской пехоты.

— Пусть он и сам сюда придет! — крикнул Барнстейбл, обезумев до отчаяния от своей неудачи. — Всему его отряду не обезоружить меня! Ко мне, ариэльцы! Станьте вокруг вашего капитана!

— Кто осмелится переступить этот порог без моего приказания, умрет! — закричал Гриффит, угрожая обнаженным кортиком морякам, которые прибежали было на призыв своего командира. — Отдайте мне ваш кортик, мистер Барнстейбл! Избавьте себя от унижения отдать его простому солдату.

— Посмотрел бы я на того, кто осмелится взять его! — завопил Барнстейбл, свирепо размахивая оружием.

Гриффит с грозным видом протянул вперед руку, и они скрестили оружие. Лязг стали подействовал на них, как звук горна на боевого коня: начался обмен быстрыми, внезапными ударами, ловко отражаемыми с обеих сторон.

— Барнстейбл, Барнстейбл! — крикнула Кэтрин, бросаясь в его объятия. — Я пойду за тобой на край света!

Сесилия Говард ничего не сказала, но, когда Гриффит опомнился, он увидел, что она стоит перед ним на коленях, смертельно бледная, с мольбой глядя в его взволнованное лицо. Возглас мисс Плауден разъединил сражающихся прежде, чем дело дошло до кровопролития. Несмотря на вмешательство своих возлюбленных, молодые люди продолжали обмениваться взглядами, полными негодования. В эту минуту полковник Говард вышел вперед и, подняв племянницу с колен, сказал: