Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница

— У этого бродяги зоркие глаза, он следит за нами, — сказал Трисель, — и готовится, в свою очередь, принять меры. Мы выиграли у него совсем немного, хотя у нас такая уйма людей.

Это была чистейшая правда, так как бригантина уже снова шла на всех парусах, прежде чем крейсер успел воспользоваться своим превосходством в численности команды. А в тот самый миг, когда «Кокетка» благодаря волнению на океане могла бы кое-как наверстать упущенное, ветер вдруг упал. Казалось, во время шквала он истощил все свои силы; и через какой-нибудь час после того, как кончился шквал, задул переменный ветер, паруса заполоскали, как бы возвращая в воздух ту силу, которую от него получили. Волнение улеглось, и до конца последней предполуденной вахты поверхность океана возмущала лишь та бесконечная, колышущаяся зыбь, которая редко оставляет его в покое. Несколько времени вокруг судна кружились капризные воздушные вихри, но силы их хватало лишь на то, чтобы крейсер едва заметно полз по воде, а потом стихии окончательно пришли в равновесие, и наступил мертвый штиль. За те полчаса, что дули переменные ветры, бригантина вырвалась вперед, но не настолько, чтобы стать недосягаемой для пушек крейсера.

— Паруса долой! — скомандовал Ладлоу, когда замерло последнее дуновение ветра, и отошел от пушки, около которой так долго стоял, наблюдая за бригантиной. — Шлюпки на воду. Лейтенант, вооружить гребцов!

Молодой капитан отдал этот приказ, цель которого не нуждается в пояснении, твердым, но печальным голосом. Лицо его стало задумчиво, видно было, что этот человек вынужден исполнить необходимый, но тяжкий долг. Затем он знаком пригласил олдермена, напряженно следившего за всем происходящим, и его друга в свою каюту

— Другого выхода нет, — сказал Ладлоу, кладя на стол подзорную трубу, которую он в то утро так часто подносил к глазам, и тяжело опустился на стул. — Разбойника нужно схватить любой ценой, а тут представился удобный случай для абордажа. Через двадцать минут мы подплывем к бригантине, а еще через пять он будет у нас в руках, но…

— Неужели вы полагаете, что Бороздящий Океаны из тех, кто примет таких гостей с любезностью старой девы! — сказал Миндерт без обиняков.

— Да, я сильно ошибаюсь в нем, если он без боя отдаст такое прекрасное судно. Но долг моряка суров, олдермен ван Беверут, и, как бы я ни сожалел об обстоятельствах, он вынуждает меня повиноваться.

— Я понимаю вас, сэр. У капитана Ладлоу две повелительницы — королева Анна и дочь старого Этьена Барбери. Он трепещет обеих. Когда человек не в состоянии уплатить долги, разумнее всего договориться, а в данном случае ее величество и моя племянница, можно сказать, попали в положение кредиторов.

— Боюсь, что вы меня неправильно поняли, сэр, — возразил Ладлоу. — Для честного офицера не может быть сделки с совестью, и на своем корабле я признаю лишь одну повелительницу, но, когда моряки опьянены победой, да к тому же еще раздражены сопротивлением, от них всего можно ожидать. Олдермен ван Беверут, не отправитесь ли вы вместе с экспедицией, взяв на себя роль посредника?

— Пики и гранаты! Да разве гожусь я для того, чтобы карабкаться на борт контрабандиста с саблей в зубах! Вот если вы посадите меня в самую маленькую и надежную из ваших лодок, а на весла — двух пареньков, которые будут слушаться меня беспрекословно, как представителя власти, и поклянетесь не двигаться, обстенив три марселя и подняв по белому флагу на каждой мачте, я, пожалуй, понесу оливковую ветвь на бригантину, но не произнесу ни единого слова угрозы. Если об этом человеке говорят правду, он не любитель угроз, а не в моих правилах навязывать что-либо другим! Я готов отправиться в путь как ваш голубь мира, капитан Ладлоу, но я не сделаю ни шагу как ваш Голиаф [155] .

155

Голиаф — по библейскому преданию, грозный исполин, наводивший ужас на врагов.

— Ну, а вы, вы тоже отказываетесь предотвратить кровопролитие? — спросил Ладлоу, поворачиваясь к владельцу Киндерхука.

— Я подданный моей королевы и готов защищать закон, — тихо отозвался Олофф ван Стаатс.

— Олофф! — воскликнул его осторожный друг. — Вы сами не понимаете, что говорите! Если бы речь шла о набеге мохоков или вторжении канадцев, тогда дело другое; но ведь это лишь пустяковый раздор из-за мелкого пошлинного сбора, и лучше всего предоставить дело чиновнику таможни и другим рьяным стражам закона. Если парламент сам выставляет у нас перед носом соблазн, пусть грех падет на него. Человек слаб, а государственное устройство наше так бестолково, что поневоле станешь пренебрегать неразумными постановлениями. Поэтому, уверяю вас, лучше мирно остаться на борту этого корабля, где честь наша в такой же безопасности, как и наши кости, предоставив все воле провидения.

— Я подданный королевы и готов отстаивать её честь, — твердо повторил Олофф.

— Верю вам, сэр! — воскликнул Ладлоу и, взяв соперника за руку, увел его в свою каюту.

Разговор между ними длился недолго, и вскоре гардемарин доложил, что шлюпки спущены. Вызвали штурмана, который тоже был приглашен в капитанскую каюту. Потом Ладлоу вышел на палубу и отдал последние распоряжения перед боем. Крейсер был оставлен под командой лейтенанта с приказом воспользоваться малейшим ветерком, чтобы подойти к бригантине возможно ближе. Трисель сел в баркас вместе с большим отрядом вооруженных матросов. В распоряжение Олоффа ван Стаатса был отдан ялик, где, кроме него, были только гребцы, а Ладлоу сел в свой капитанский вельбот с обычной командой, хотя оружие, лежавшее на корме, достаточно красноречиво говорило о том, что и они приготовились участвовать в деле.

Баркас, самый большой и тяжелый на ходу, был готов первым, раньше других отвалить от борта «Кокетки». Штурман направил его прямо к заштилевшей и неподвижной бригантине. Ладлоу избрал кружной путь, очевидно, с целью отвлечь внимание контрабандиста, а потом подоспеть на место в одно время со шлюпкой, в которой разместились его основные силы. Ялик, как и вельбот, отклонился от прямой линии, но только в другую сторону. Так в молчании плыли они минут двадцать. Перегруженный баркас продвигался медленно и тяжело. Но вот с вельбота был подан сигнал, гребцы бросили весла и приготовились к бою. Баркас к этому времени вышел на траверз бригантины и был от нее на расстоянии пистолетного выстрела; ялик приблизился к ее носу, и Олофф ван Стаатс разглядывал зловещее лицо бронзовой фигуры с интересом, возраставшим по мере того, как его вялость уступала место волнению, а Ладлоу, остановившись с другого борта, напротив баркаса, разглядывал бригантину в подзорную трубу. Трисель воспользовался этой задержкой, чтобы обратиться к своим людям.

— Мы с вами участвуем в шлюпочной экспедиции, — начал педантичный и обстоятельный штурман. — Предпринята она при спокойном море и слабом ветре, можно даже сказать — в мертвый штиль, у берегов Северной Америки в июне месяце. Вы, ребята, не настолько глупы, чтобы вообразить, что баркас спустили на воду и два самых опытных и, само собой, самых достойных офицера на крейсере ее величества сели в шлюпки лишь для того, чтобы всего-навсего узнать, как называется и как оснащена вон та бригантина. Даже грудной младенец мог бы справиться с этим не хуже, чем капитан или я сам. Люди, знающие побольше нашего, полагают, что этот неизвестный, который с такой наглостью стоит себе преспокойно на виду у королевского крейсера, не поднимая флага, — сам Бороздящий Океаны, человек, о чьем мореходном искусстве я ничего плохого сказать не могу, но что касается его отношения к королевской таможне, то тут о нем идет недобрая слава. Без сомнения, вы слышали много удивительных рассказов об этом разбойнике, из которых ясно, что он поддерживает тайные сношения с теми, кто устраивает свои дела куда менее благочестивым образом, чем можно было бы ожидать, ну, скажем, от совета епископов. Но что с того? Мы добрые англичане и знаем, что принадлежит церкви, а что государству, и, черт возьми, нас не испугаешь каким-то разнесчастным колдовством (крики «ура»). Ага, я слышу умные и рассудительные речи! Видно, вы понимаете что к чему. Больше я вам ничего не скажу, добавлю только, что капитан Ладлоу приказал воздерживаться от крепких слов и от грубого обращения с людьми на бригантине, не считая, конечно, проломленных голов и перерезанных в бою глоток, без чего нам не овладеть этим судном. Берите пример с меня, я старше, а потому опытнее многих из вас, и уж будьте спокойны, знаю, где и когда показать свою храбрость. Сражайтесь до тех пор, пока контрабандисты будут оказывать сопротивление, но помните о милосердии, когда пробьет час победы! И ни под каким видом не смейте входить в каюты; этот мой приказ обязаны выполнять все, и я без разговоров швырну за борт, как дохлого француза, всякого, кто посмеет ослушаться. Ну, а теперь, когда мы с вами договорились и задача каждому ясна, остается только ее выполнить. Я ничего не сказал о премии («Ура!»), так как знаю, что королева и ее честь вам дороже денег («Ура!»), но могу твердо обещать, что всю добычу мы поделим как положено («Ура!»), а так как, без сомнения, негодяи выгодно торговали здесь, куш будет немалый! (Громовое троекратное «ура».),

Пистолетный выстрел с вельбота и рев пушки на крейсере, вслед за чем ядро со свистом пронеслось между мачтами «Морской волшебницы», послужили сигналом для нападения. Теперь уже сам штурман крикнул «ура» и спокойным, твердым, зычным голосом скомандовал: «Навались, ребята!» В тот же самый миг вельбот и ялик устремились к бригантине с решительностью, обещавшей скорый успех дела.

Пока на «Кокетке» и на шлюпках шли все эти приготовления, бригантина с той самой минуты, когда начался штиль, словно вымерла. Красивое судно тихонько покачивала мертвая зыбь, но никто не вышел на палубу, чтобы взяться за руль или принять необходимые, казалось бы, меры для обороны. Обезветревшие паруса по-прежнему безжизненно висели, и бригантина медленно плыла по воле волн. Глубокая тишина, царившая на ней, не была нарушена приближением шлюпок; и если отчаянный человек, который командовал бригантиной, готовился сопротивляться, то приготовления его были совершенно скрыты от пристальных и тревожных взглядов Ладлоу. Даже крики матросов и удары весел, когда лодки пошли на решающий приступ, ничего не изменили на палубе бригантины; правда, капитан «Кокетки» заметил, как реи на фок-мачте стали медленно и плавно по ворачиваться. Не понимая цели этого маневра, он вскочил на банку вельбота и, размахивая шляпой, стал поторапливать своих людей. Вельботу оставалось пройти каких-нибудь сто футов, когда широкие полотнища парусов бригантины вдруг наполнились ветром. Все изящное и стройное сооружение из реев, парусов и снастей наклонилось к вельботу, словно отдавая ему изысканный прощальный поклон, и легкое судно скользнуло вперед, предоставив шлюпкам сколько душе угодно бороздить воду на том самом месте, где оно только что стояло.

Ладлоу было довольно одного взгляда, чтобы убедиться в бесполезности погони, поскольку ветер, который так кстати подоспел на помощь контрабандисту, уже поднял на океане волнение. Он сделал Триселю знак остановиться, и оба они застыли на месте, разочарованно глядя на белую пенистую полосу, которую бригантина оставила за кормой.

Однако «Морская волшебница», обогнав шлюпки под командой капитана и штурмана королевского крейсера, шла прямо наперерез ялику, неуклонно надвигаясь на него. Сначала гребцы думали, что это их собственные усилия так быстро приблизили шлюпку к цели, а когда гардемарин, сидевший на руле, понял свою ошибку, он едва успел ускользнуть от быстрой бригантины, грозившей потопить его маленькое суденышко. Он резко повернул ялик и приказал матросам грести изо всех сил. Олофф ван Стаатс стоял на носу, вооруженный кортиком, и был слишком поглощен предстоящим абордажем, чтобы обратить внимание на опасность, которую к тому же едва ли способен был понять. Когда бригантина проходила мимо, он увидел, что вант-путенсы [156] ее спускаются почти до самой воды, и могучим рывком прыгнул прямо на них, испустив голландский боевой клич. А еще через мгновение он перебросил свое грузное тело через фальшборт и исчез на палубе бригантины.

156

Вант-путенсы — особого рода цепи или железные полосы, прикрепленные с внешней стороны судна нижним концом к борту, а верхним — к русленю, узкой отводной площадке на уровне верхней палубы. К верхним концам вант-путенсов крепятся ванты.