Избранные стихи из всех книг
Шрифт:
Вторит топот эхом гор…
И натянута узда,
И в ушах звучит тогда
Вновь молитва всех влюбленных:
Любим? Значит навсегда!
Синие глаза… Холмы
Серебрятся лунным светом,
И дрожит индийским летом
Вальс, манящий в гущу тьмы
— Офицеры… Мейбл… Когда?
Колдовство,
Эта искренность признанья —
Любим? Значит навсегда!
Да… Но жизнь взглянула хмуро,
Сжальтесь надо мной: ведь вот —
Весь в долгах перед Амуром
Я — четырежды банкрот!
И моя ли в том вина?
Если б снова хоть одна
Улыбнулась благосклонно,
Я бы сорок раз тогда
Спел молитву всех влюбленных:
Любим? Значит — навсегда…
Перевел В. Бетаки
Казарменные баллады и другие стихи
Казарменные баллады.
Часть I (1892)
Посвящение к «Казарменным балладам» [6]
Во внешней, запретной для солнца тьме, в беззвездье пустого эфира,
Куда и комета не забредет, во мраке мерцая сиро,
Живут мореходы, титаны, борцы — создатели нашего мира.
Навек от людской гордыни мирской они отреклись, умирая:
Пируют в Раю они с Девятью Богинями
[7]
щедрого края,
Свободны любить и славу трубить святому Властителю Рая.
Им право дано спускаться на дно, кипящее дно преисподней,
Где царь — Азраил
[8]
, где злость затаил шайтан против рати Господней,
На рыжей звезде
[9]
вольно им везде летать серафимов свободней.
Веселье земли они обрели, презрев ее норов исконный,
Им радостен труд, оконченный труд, и Божьи простые законы:
Соблазн сатанинский освищет, смеясь, в том воинстве пеший и конный.
Всевышний нередко спускается к ним, Наставник счастливых ремесел
[10]
,
Поведать, где новый Он создал Эдем, где на небо звезды забросил:
Стоят перед Господом, и ни один от страха не обезголосел.
Ни Страсть, ни Страданье, ни Алчность, ни Стыд их не запятнают вовеки,
В
сердцах человечьих читают они, пред славой богов — человеки!К ним брат мой вчера поднялся с одра, едва я закрыл ему веки.
Бороться с гордыней ему не пришлось: людей не встречалось мне кротче.
Он дольнюю грязь стряхнул, покорясь Твоим велениям, Отче!
Прошел во весь рост, уверен и прост, каким его вылепил Зодчий.
Из рук исполинских он чашу приял, заглавного места достоин, —
За длинным столом блистает челом еще один Праведник-Воин.
Свой труд завершив, он и Смерти в глаза смотрел, беспредельно спокоен.
Во внешней, запретной для звезд вышине, в пустыне немого эфира,
Куда и комета не долетит, в пространствах блуждая сиро,
Мой брат восседает средь равных ему и славит Владыку Мира.
Перевел Р. Дубровкин
Посвящение Томасу Аткинсу* [11]
Для тебя все песни эти,
Ты про них один на свете
Можешь мне сказать, где правда, где вранье,
Я читателям поведал
Твои радости и беды,
Том, прими же уважение мое!
Да настанут времена,
И расплатятся сполна
За твое не слишком легкое житье,
Будь же небом ты храним,
Жив, здоров и невредим.
Том, прими же уважение мое!
Перевел В. Бетаки
Денни Дивер* [12]
«Еще заря не занялась, с чего ж рожок ревет?»
«С того, — откликнулся сержант, — что строиться зовет!»
«А ты чего, а ты чего, белее мела стал?»
«Боюсь, что знаю отчего!» — сержант пробормотал.
Вот поротно и повзводно (слышишь, трубы марш ревут?)
Строят полк лицом к баракам, барабаны громко бьют.
Денни Дивера повесят! Вон с него нашивки рвут!
Денни Дивера повесят на рассвете.
«А почему так тяжело там дышит задний ряд?»
«Мороз, — откликнулся сержант, — мороз, пойми, солдат!»
«Упал там кто-то впереди, мелькнула чья-то тень?»
«Жара, — откликнулся сержант, — настанет жаркий день».