Так здесь-то суждено нам былоСказать последнее прости…Прости всему, чем сердце жило,Что, жизнь твою убив, ее истлилоВ твоей измученной груди!..Прости… Чрез много, много летТы будешь помнить с содроганьемСей край, сей брег с его полуденным сияньем,Где вечный блеск и долгий цвет,Где поздних, бледных роз дыханьемДекабрьский воздух разогрет.Декабрь 1837Написано в Генуе после свидания с Э. Пфеффель. Расставаясь с нею, Тютчев действительно предполагал, что расстается навсегда. Впоследствии — 17 июля 1839 г. — она стала второй женой поэта.
ИТАЛЬЯНСКАЯ VILLA
И распростясь с тревогою житейской
И распростясь с тревогою житейскойИ кипарисной рощей заслонясь —Блаженной тенью, тенью элисейскойОна заснула в добрый час.И вот уж века два тому иль боле,Волшебною мечтой
ограждена,В своей цветущей опочив юдоле,На волю неба предалась она.Но небо здесь к земле так благосклонно!.И много лет и теплых южных зимПровеяло над нею полусонно,Не тронувши ее крылом своим.По-прежнему в углу фонтан лепечет,Под потолком гуляет ветерок,И ласточка влетает и щебечет…И спит она… и сон ее глубок!..И мы вошли… Всё было так спокойно!Так всё от века мирно и темно!..Фонтан журчал… Недвижимо и стройноСоседний кипарис глядел в окно.Вдруг всё смутилось: судорожный трепетПо ветвям кипарисным пробежал, —Фонтан замолк — и некий чудный лепет,Как бы сквозь сон, невнятно прошептал:«Что это, друг? Иль злая жизнь недаром,Та жизнь, увы! что в нас тогда текла,Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,Через порог заветный перешла?»Декабрь 1837Связано с предыдущим и относится ко времени пребывания Тютчева и Э. Пфеффель в Генуе. Тенью элисейской, т. е. подобно душе, блаженствующей в Элизиуме.
* * *
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный
Давно ль, давно ль, о Юг блаженный,Я зрел тебя лицом к лицу —И ты, как бог разоблаченный,Доступен был мне, пришлецу?..Давно ль — хотя без восхищенья,Но новых чувств недаром полн —И я заслушивался пеньяВеликих Средиземных волн!И песнь их, как во время оно,Полна гармонии была,Когда из их родного лонаКиприда светлая всплыла…Они всё те же и поныне —Всё так же блещут и звучат,По их лазоревой равнинеСвятые призраки скользят.Но я, я с вами распростился —Я вновь на Север увлечен…Вновь надо мною опустилсяЕго свинцовый небосклон…Здесь воздух колет. Снег обильныйНа высотах и в глубине —И холод, чародей всесильный,Один здесь царствует вполне.Но там, за этим царством вьюги,Там, там, на рубеже земли,На золотом, на светлом ЮгеЕще я вижу вас вдали:Вы блещете еще прекрасней,Еще лазурней и свежей —И говор ваш еще согласнейДоходит до души моей!Декабрь 1837Написано в дек. 1837 г. по возвращении из Генуи в Турин.
* * *
Смотри, как запад разгорелся
Смотри, как запад разгорелсяВечерним заревом лучей,Восток померкнувший оделсяХолодной, сизой чешуей!В вражде ль они между собою?Иль солнце не одно для нихИ, неподвижною средоюДеля, не съединяет их?(1838)Возможно, в этом ст-нии есть политический подтекст: символическое изображение разлада между западом и востоком европейским.
ВЕСНА
Как ни гнетет рука судьбины
Как ни гнетет рука судьбины,Как ни томит людей обман,Как ни браздят чело морщиныИ сердце как ни полно ран,Каким бы строгим испытаньямВы ни были подчинены, —Что устоит перед дыханьемИ первой встречею весны!Весна… Она о вас не знает,О вас, о горе и о зле;Бессмертьем взор ее сияет,И ни морщины на челе.Своим законам лишь послушна,В условный час слетает к вам,Светла, блаженно-равнодушна,Как подобает божествам.Цветами сыплет над землею,Свежа, как первая весна;Была ль другая перед нею —О том не ведает она;По небу много облак бродит,Но эти облака ея,Она ни следу не находитОтцветших весен бытия.Не о былом вздыхают розыИ соловей в ночи поет,Благоухающие слезыНе о былом Аврора льет, —И страх кончины неизбежнойНе свеет с древа ни листа:Их жизнь, как океан безбрежный,Вся в настоящем разлита.Игра и жертва жизни частной!Приди ж, отвергни чувств обманИ ринься, бодрый, самовластный,В сей животворный океан!Приди, струей его эфирнойОмой страдальческую грудь —И жизни Божеско-всемирнойХотя на миг причастен будь!(1838)
ЛЕБЕДЬ
Пускай орел за облаками
Пускай орел за облакамиВстречает молнии полетИ неподвижными очамиВ себя впивает солнца свет.Но нет завиднее удела,О лебедь чистый, твоего —И чистой, как ты сам, оделоТебя стихией божество.Она, между двойною бездной,Лелеет твой всезрящий сон —И полной славой тверди звезднойТы отовсюду окружен.Между 1838 и серединой 1839Противопоставление
лебедя и орла как символов лирического и политического поэтов, характерное для поэтики классицизма, было унаследовано многими романтиками. Символическое значение образа лебедя связано с древнегреческим преданием о том, что души поэтов после смерти превращаются в лебедей. Ср. оду XX Горация и ст-ние Г. Р. Державина «Лебедь» (1804). Антитеза лебедя и орла имеет в ст-нии еще одно значение: Россия (в гербе которой орел) противопоставляется Баварии (в гербе Людвига Баварского лебедь). Эту антитезу Тютчев позаимствовал из ст-ния А. П. Мальтица «Лебедь» (1838). Неподвижными очами В себя впивает солнца свет. Тютчев имеет в виду поверье о том, что орел может смотреть на солнце, не закрывая глаз.
* * *
С какою негою, с какой тоской влюбленный
С какою негою, с какой тоской влюбленныйТвой взор, твой страстный взор изнемогал на нем!Бессмысленно-нема… нема, как опаленныйНебесной молнии огнем, —Вдруг от избытка чувств, от полноты сердечной,Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц…Но скоро добрый сон, младенческо-беспечный,Сходил на шелк твоих ресниц —И на руки к нему глава твоя склонялась,И, матери нежней, тебя лелеял он…Стон замирал в устах… дыханье уровнялось —И тих и сладок был твой сон.А днесь… О, если бы тогда тебе приснилось,Что будущность для нас обоих берегла…Как уязвленная, ты б с воплем пробудилась —Иль в сон иной бы перешла.Между концом 1838 и серединой 1839Обращено к Эрнестине Пфеффель — будущей второй жене поэта (1810 — 1894; в первом браке — Дёрнберг), с которой он сблизился еще в начале 1833 г. В том же году она овдовела. В 1836 г. их роман получил в Мюнхене широкую огласку, в связи с чем несколько пошатнулось душевное равновесие Элеоноры Тютчевой (урожденной графини Ботмер, в первом браке Петерсон, 1799 — 1838). К несчастью, это совпало по времени с отнятием от груди родившейся у нее в 1835 г. дочери Екатерины. Во время одного из приступов послеродовой горячки Элеонора пыталась покончить жизнь самоубийством, нанеся себе несколько ударов в грудь небольшим маскарадным кинжалом. Ст-ние написано уже после смерти Элеоноры (авг. 1838 г.). В первых трех строфах Тютчев описывает одну из первых встреч с Э. Дёрнберг, причем о себе говорит отстраненно — в 3-м лице, а в строфе 4, совершив — после отточия — переход к первому лицу мн. числа, пишет об общности их судеб, намекая на то, что их союз оплачен ценой двух жизней — ее мужа и его жены.
ДЕНЬ И НОЧЬ
На мир таинственный духов
На мир таинственный духов,Над этой бездной безымянной,Покров наброшен златотканыйВысокой волею богов.День — сей блистательный покровДень, земнородных оживленье,Души болящей исцеленье,Друг человеков и богов!Но меркнет день — настала ночь;Пришла — и, с мира роковогоТкань благодатную покроваСорвав, отбрасывает прочь…И бездна нам обнаженаС своими страхами и мглами,И нет преград меж ей и нами —Вот отчего нам ночь страшна!(1839)
* * *
Не верь, не верь поэту, дева
Не верь, не верь поэту, дева;Его своим ты не зови —И пуще пламенного гневаСтрашись поэтовой любви!Его ты сердца не усвоишьСвоей младенческой душой;Огня палящего не скроешьПод легкой девственной фатой.Поэт всесилен, как стихия,Не властен лишь в себе самом;Невольно кудри молодыеОн обожжет своим венцом.Вотще поносит или хвалитЕго бессмысленный народ…Он не змиею сердце жалит,Но, как пчела, его сосет.Твоей святыни не нарушитПоэта чистая рука,Но ненароком жизнь задушитИль унесет за облака.
* * *
Глядел я, стоя над Невой
Глядел я, стоя над Невой,Как Исаака-великанаВо мгле морозного туманаСветился купол золотой.Всходили робко облакаНа небо зимнее, ночное,Белела в мертвенном покоеОледенелая река.Я вспомнил, грустно-молчалив,Как в тех странах, где солнце греет,Теперь на солнце пламенеетРоскошный Генуи залив…О Север, Север-чародей,Иль я тобою околдован?Иль в самом деле я прикованК гранитной полосе твоей?О, если б мимолетный дух,Во мгле вечерней тихо вея,Меня унес скорей, скорееТуда, туда, на теплый Юг…21 ноября 1844Первое ст-ние, написанное Тютчевым по окончательном переезде из-за границы в Петербург.
* * *
Еще томлюсь тоской желаний
Еще томлюсь тоской желаний,Еще стремлюсь к тебе душой —И в сумраке воспоминанийЕще ловлю я образ твой…Твой милый образ, незабвенный,Он предо мной, везде, всегда,Недостижимый, неизменный, —Как ночью на небе звезда…1848Написано в десятилетнюю годовщину смерти первой жены поэта Элеоноры Ботмер. «Есть ужасные годины в существовании человеческом, — писал Тютчев Жуковскому 6/18 окт. 1838 г. — Пережить все, чем мы жили — жили в продолжение целых двенадцати лет… Что обыкновеннее этой судьбы — и что ужаснее? Все пережить и все-таки жить». 4/16 мая 1846 г. в беседе с дочерью Анной Тютчев сказал: «Первые годы твоей жизни, дочь моя… были для меня самыми прекрасными, самыми полными годами страстей. Я провел их с твоей матерью и Клотильдой (сестрой Элеоноры). Эти дни были так прекрасны, мы были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда, — так богаты, так полны были эти дни. Но годы промелькнули быстро, и все исчезло навеки… И столько людей более или менее знакомых, более или менее любимых исчезло с горизонта, чтобы никогда больше не появиться на нем. И она также… И все-таки я обладаю ею, она вся передо мной, бедная твоя мать!» (запись в дневнике А. Ф. Тютчевой). Последние четыре стиха перекликаются со строками из ст-ния К. Н. Батюшкова «Мой гений» (1815): «И образ милый, незабвенный Повсюду странствует со мной».