Когда случилось петь Дездемоне, —А жить так мало оставалось, —Не по любви, своей звезде, она —По иве, иве разрыдалась.Когда случилось петь ДездемонеИ голос завела, крепясь,Про черный день чернейший демон ейПсалом плакучих русл припас.Когда случилось петь Офелии, —А жить так мало оставалось, —Всю сушь души взмело и свеяло,Как в бурю стебли с сеновала.Когда случилось петь Офелии, —А горечь слез осточертела, —С какими канула трофеями?С охапкой верб и чистотела.Дав страсти с плеч отлечь, как рубищу,Входили, с сердца замираньем,В бассейн вселенной, стан свой любящийОбдать и оглушить мирами.
Определение поэзии
Это – круто налившийся свист,Это – щелканье сдавленных льдинок.Это – ночь, леденящая лист,Это – двух соловьев поединок.Это –
сладкий заглохший горох,Это – слезы вселенной в лопатках,Это – с пультов и с флейт – FigaroНизвергается градом на грядку.Всё, что ночи так важно сыскатьНа глубоких купаленных доньях,И звезду донести до садкаНа трепещущих мокрых ладонях.Площе досок в воде – духота.Небосвод завалился ольхою,Этим звездам к лицу б хохотать,Ан вселенная – место глухое.
Определение души
Спелой грушею в бурю слететьОб одном безраздельном листе.Как он предан – расстался с суком!Сумасброд – задохнется в сухом!Спелой грушею, ветра косей.Как он предан, – «Меня не затреплет!»Оглянись: отгремела в красе,Отплыла, осыпалась – в пепле.Нашу родину буря сожгла.Узнаешь ли гнездо свое, птенчик?О мой лист, ты пугливей щегла!Что ты бьешься, о шелк мой застенчивый?О, не бойся, приросшая песнь!И куда порываться еще нам?Ах, наречье смертельное «здесь» —Невдомек содроганью сращенному.
Наша гроза
Гроза, как жрец, сожгла сиреньИ дымом жертвенным застлалаГлаза и тучи, расправляйГубами вывих муравья.Звон ведер сшиблен набекрень.О, что за жадность: неба мало?B канаве бьется сто сердец.Гроза сожгла сирень, как жрец.B эмали – луг. Его лазурь,Когда бы зябли, – соскоблили.Но даже зяблик не спешитСтряхнуть алмазный хмель с души.У кадок пьют еще грозуИз сладких шапок изобилья,И клевер бурен и багровВ бордовых брызгах маляров.К малине липнут комары.Однако хобот малярийный,Как раз сюда вот, изувер,Где роскошь лета розовей?Сквозь блузу заронить нарывИ сняться красной балериной?Всадить стрекало озорства,Где кровь, как мокрая листва?О, верь игре моей, и верьГремящей вслед тебе мигрени!Так гневу дня судьба горетьДичком в черешенной коре.Поверила? Теперь, теперьПриблизь лицо, и в озареньиСвятого лета твоегоРаздую я в пожар его!Я от тебя не утаю:Ты прячешь губы в снег жасмина,Я чую на моих тот снег,Он тает на моих во сне.Куда мне радость деть мою?В стихи, в графленую осьмину?У них растрескались устаОт ядов писчего листа.Они с алфавитом в борьбе,Горят румянцем на тебе.
Воробьёвы горы
Грудь под поцелуи, как под рукомойник!Ведь не век, не сряду лето бьет ключом.Ведь не ночь за ночью низкий рев гармоникПодымаем с пыли, топчем и влечем.Я слыхал про старость. – Страшны прорицанья!Рук к звездам не вскинет ни один бурун.Говорят, – не веришь: на лугах лица нет,У прудов нет сердца, Бога нет в бору.Расколышь же душу! Всю сегодня выпень.Это – полдень мира. Где глаза твои?Видишь, в высях мысли сбились в белый кипеньДятлов, туч и шишек, жара и хвои.Здесь пресеклись рельсы городских трамваев.Дальше служат сосны. – Дальше им нельзя.Дальше – воскресенье. Ветки отрывая,Разбежится просек, по траве скользя.Просевая полдень, Тройцын день, гулянье,Просит роща верить: мир всегда таков,Так задуман чащей, так внушен поляне,Так на нас, на ситцы пролит с облаков.
Степь
Как были те выходы в тишь хороши!Безбрежная степь, как марина,Вздыхает ковыль, шуршат мураши,И плавает плач комариный.Стога с облаками построились в цепьИ гаснут, вулкан на вулкане.Примолкла и взмокла безбрежная степь,Колеблет, относит, толкает.Туман отовсюду нас морем обстиг,В волчцах волочась за чулками,И чудно нам степью, как взморьем, брести —Колеблет, относит, толкает.Не стог ли в тумане? Кто поймет?Не наш ли омет? Доходим. – Оу.– Нашли! Он самый и есть. – Омет,Туман и степь с четырех сторон.И Млечный Путь стороной ведетНа Керчь, как шлях, скотом пропылен.Зайти за хаты, и дух займет:Открыт, открыт с четырех сторон.Туман снотворен, ковыль как мед.Ковыль всем Млечным Путем рассорен.Туман разойдется, и ночь обоймётОмет и степь с четырех сторон.Тенистая полночь стоит у пути,На шлях навалилась звездами,И через дорогу за тын перейтиНельзя, не топча мирозданья.Когда еще звезды так низко рослиИ полночь в бурьян окунало,Пылал и пугался намокший муслин,Льнул,
жался и жаждал финала?Пусть степь нас рассудит и ночь разрешит.Когда, когда не: – в началеПлыл плач комариный, ползли мураши,Волчцы по чулкам торчали?Закрой их, любимая! Запорошит!Вся степь – как до грехопаденья:Вся – миром объята, вся – как парашют,Вся – дыбящееся виденье!
Мучкап
Душа – душна, и даль табачногоКакого-то, как мысли, цвета.У мельниц – вид села рыбачьего:Седые сети и корветы.Чего там ждут, томя картиноюКорыт, клешней и лишних крыльев,Застлавши слез излишней тиноюПоследний блеск на рыбьем рыле?Ах, там и час скользит, как камешекЗаливом, мелью рикошета!Увы, не тонет, нет, он там еще,Табачного, как мысли, цвета.Увижу нынче ли опять ее?До поезда ведь час. Конечно!Но этот час объят апатиейМорской, предгромовой, кромешной.
«Дик прием был, дик приход…»
Дик прием был, дик приход,Еле ноги доволок.Как воды набрала в рот,Взор уперла в потолок.Ты молчала. Ни за кемНе рвался с такой тугой.Если губы на замке,Вешай с улицы другой.Нет, не на дверь, не в пробой,Если на сердце запрет,Но на весь одной тобойНемутимо белый свет.Чтобы знал, как балки брусПо-над лбом проволоку,Что в глаза твои упрусь,В непрорубную тоску.Чтоб бежал с землей знакомств,Видев издали, с путиГарь на солнце под замком,Гниль на веснах взаперти.Не вводи души в обман,Оглуши, завесь, забей.Пропитала, как туман,Груду белых отрубей.Если душным полднем желтМышью пахнущий овин,Обличи, скажи, что лжетЛжесвидетельство любви.
Елене
Я и непечатнымСловом не побрезговал бы,Да на ком искать нам?Не на ком и не с кого нам.Разве просит арумУ болота милостыни?Ночи дышат даромТропиками гнилостными.Будешь – думал, чаял —Ты с того утра виднеться,Век в душе качаясьЛилиею, праведница!Луг дружил с замашкойФауста, что ли, Гамлета ли,Обегал ромашкой,Стебли по ногам летали.Или еле-еле,Как сквозь сон овеиваяЖемчуг ожерельяНа плече Офелиином.Ночью бредил хутор:Спать мешали перистыеТучи. Дождик куталНиву тихой переступьюОсторожных капель.Юность в счастье плавала, какВ тихом детском храпеНаспанная наволока.Думал, – Трои б век ей,Горьких губ изгиб целуя:Были дивны векиЦарственные, гипсовые.Милый, мертвый фартукИ висок пульсирующий.Спи, царица Спарты,Рано еще, сыро еще.Горе не на шуткуРазыгралось, навеселе.Одному с ним жутко.Сбесится, – управиться ли?Плачь, шепнуло. Гложет?Жжет? Такую ж на щеку ей!Пусть судьба положит —Матерью ли, мачехой ли.
Гроза, моментальная навек
А затем прощалось летоС полустанком. Снявши шапку,Сто слепящих фотографийНочью снял на память гром.Меркла кисть сирени. В этоВремя он, нарвав охапкуМолний, с поля ими трафилОзарить управский дом.И когда по кровле зданьяРазлилась волна злорадстваИ, как уголь по рисунку,Грянул ливень всем плетнем,Стал мигать обвал сознанья:Вот, казалось, озарятсяДаже те углы рассудка,Где теперь светло, как нем!
«Любимая, – жуть! Когда любит поэт…»
Любимая, – жуть! Когда любит поэт,Влюбляется бог неприкаянный.И хаос опять выползает на свет,Как во времена ископаемых.Глаза ему тонны туманов слезят.Он застлан. Он кажется мамонтом.Он вышел из моды. Он знает – нельзя:Прошли времена и – безграмотно.Он видит, как свадьбы справляют вокруг.Как спаивают, просыпаются.Как общелягушечью эту икруЗовут, обрядив ее, – паюсной.Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,Умеют обнять табакеркою.И мстят ему, может быть, только за то,Что там, где кривят и коверкают,Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфортИ трутнями трутся и ползают,Он вашу сестру, как вакханку с амфор,Подымет с земли и использует.И таянье Андов вольет в поцелуй,И утро в степи, под владычествомПылящихся звезд, когда ночь по селуБелеющим блеяньем тычется.И всем, чем дышалось оврагам века,Всей тьмой ботанической ризницыПахнет по тифозной тоске тюфяка,И хаосом зарослей брызнется.