Избранные труды

Реализация принципа социалистической законности, на котором основывается уголовно-правовая политика, привела к закреплению признака противоправности в понятии преступления. Такого признака не было в понятии преступления, сформулированном в Руководящих началах 1919 г., УК РСФСР 1922 г., УК РСФСР 1926 г. В действующем законодательстве прямо говорится, что преступлением признается только деяние, предусмотренное уголовным законом.

Развитие советской уголовно-правовой политики отразилось на оценке уголовно-правовых мер, применяемых к лицам, совершившим преступления. В Руководящих началах 1919 г. говорилось, что к лицам, совершившим преступление, применяется наказание. «Наказание – это те меры принудительного воздействия, посредством которых власть обеспечивает данный порядок общественных отношений от нарушителей последнего (преступников)» (ст. 7 Руководящих начал). В УК РСФСР 1922 г. говорилось не только о наказании, но и об иных мерах социальной защиты. УК РСФСР 1926 г. вообще отказался от понятия наказание. Во всех нормах Общей части УК РСФСР, где речь шла о мерах, применяемых к преступникам, термин «наказание» был заменен термином «меры социальной защиты». К мерам социальной защиты относились меры судебно-исправительного, медицинского, медико-педагогического характера.

Отказ от понятия «наказание», замена его понятием «меры социальной защиты» были результатом влияния социологической школы права. Сторонники этого направления при решении вопросов организации борьбы с преступностью в качестве основания применения принудительных мер считали не преступление, а опасное состояние лица и в качестве меры воздействия не наказание, а меры социальной защиты. Немецкий социолог Лист говорил, например: «…я должен признаться, что, пожалуй, можно из нашего воззрения сделать тот вывод, что необходимо считаться лишь с настроенностью преступника, а не ждать совершения деяния, подобно тому, как домашний врач не дожидается проявления болезни, а старается предупредить ее». [166] Социолог Ван-Гаммель писал: «Вместо теоретического уголовного права мы должны создать уголовное право практическое. В этом состоит наша работа, наша цель. Три понятия страшно мешают нам в этом, а именно: “вменяемость”, “наказание” и “преступление”». [167]

166

Лист. Доклад «О будущем уголовного права». СПб., 1882. С. 13.

167

Цит. по: Станкевич Н. Борьба с опасным состоянием: Новые идеи в правоведении. Сборник № 1. Цели наказания. СПб., 1882. С. 89–90.

Несмотря на отказ от понятия «наказание» и законодательное закрепление понятия «меры социальной защиты», советская уголовно-правовая политика, одним из принципов которой является привлечение к ответственности только за свершение общественно опасного деяния, не позволила практике скатиться на позиции буржуазной социологической школы права. На практике предусмотренные законом меры социальной защиты применялись судами только к лицам, совершившим преступления. Почти не было случаев применения этих мер к лицам, признанным общественно опасными не в связи с совершением преступления. Впоследствии уголовное законодательство вновь вернулось к понятию «наказание», отказавшись от понятия «меры социальной защиты».

Впервые термин «наказание» появился в постановлении ЦИК СССР от 8 июня 1934 г. «О дополнении положения о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления) статьями об измене Родине». [168] Затем он был закреплен в законе «О судоустройстве СССР, союзных и автономных республик» от 16 августа 1938 г., [169] после чего он прочно стал входить во все последующие законодательные акты, направленные на борьбу с преступностью.

168

СЗ СССР. 1934. № 33.

169

Ведомости Верховного Совета СССР. 1938. № 11.

Советская уголовно-правовая политика оказала влияние и на развитие норм, предусматривающих обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния (необходимая оборона, крайняя необходимость). В ст. 13 УК РСФСР 1926 г. говорилось, что «меры социальной защиты судебно-исправительного характера не применяются вовсе к лицам, совершившим общественно опасные действия, если судом будет признано, что эти действия были совершены ими в состоянии необходимой обороны против посягательств на Советскую власть и революционный порядок либо на личность обороняющегося или другого лица, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны.

Меры социальной защиты судебно-исправительного характера не применяются, когда те же действия были совершены для отвращения опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, если причиненный при этом вред являлся менее важным по сравнению с предупрежденным вредом».

Таким образом, из закона следовало, что действия, совершенные при необходимой обороне и в состоянии крайней необходимости, общественно опасны и лишь в силу указания закона они не наказываются.

Такая формулировка закона естественно снижала активность граждан в борьбе с общественно опасными посягательствами и в защите охраняемых законом общественных отношений от грозящей им опасности. Действительно, кто же захочет рисковать своей жизнью, своим здоровьем, своим имуществом, если вред нападающему (при необходимой обороне) или третьим лицам (при крайней необходимости), причиненный при отражении посягательства или иной угрозе, рассматривается государством как опасный для общества. Учитывая это обстоятельство и опираясь на общие принципы советской уголовно-правовой политики, законодатель изменил формулировку этих институтов. Статья 13 УК РСФСР 1960 г. гласит: «Не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса, но совершенное в состоянии необходимой обороны, то есть при защите интересов Советского государства, общественных интересов, личности или прав обороняющегося или другого лица от общественно опасного посягательства путем причинения посягающему вреда, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны».

Таким образом, причинение посягающему вреда при необходимой обороне перестало рассматриваться как общественно опасное деяние, и необходимая оборона стала обстоятельством, исключающим уголовную ответственность, а не только наказание. Более того, действия, совершенные в состоянии необходимой обороны, сейчас оцениваются как общественно полезные, целью которых является борьба с преступностью.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении № 14 от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону» [170] обратил внимание судов «на необходимость неукоснительного соблюдения требований ст. 13 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, имея в виду, что право на необходимую оборону является одной из важных гарантий реализации конституционных прав и обязанностей граждан по защите от общественно опасных посягательств интересов Советского государства и общества, социалистической собственности, общественного порядка, жизни, здоровья, чести и достоинства советских граждан.

170

Бюллетень Верховного Суда СССР, 1984. № 5. С. 7.

Аналогичным изменениям подверглась и норма о крайней необходимости (ст. 14 Основ, ст. 14 УК РСФСР).

§ 3. Уголовно-правовая политика и вопросы особенной части уголовного законодательства

«Советская уголовная политика исходит из того, что основанием уголовной ответственности может быть только осознанное общественно опасное поведение человека. Ни состояние личности, ни события, ни образ мыслей, ни прошлое субъекта, ни объективные условия, в которых находится или находилось лицо, ничто иное, кроме преступления, не могут породить уголовного правоотношения, не могут быть основанием уголовной ответственности». [171] С этим верным положением следует согласиться с одним уточнением: не всякое осознанное общественно опасное поведение человека является преступлением и, следовательно, основанием уголовной ответственности, а только такое, которое было запрещено уголовным законом в момент его совершения.

171

Загородников Н. И. Советская уголовная политика. С. 45.

На запрещенность законом как обязательный признак преступления специально указывается в ст. 1 и 7 Основ уголовного законодательства.

Уголовно-правовая политика вырабатывает критерии криминализации, руководствуясь которыми законодатель выбирает из всех общественно опасных человеческих поступков те, которые он считает необходимым отнести к преступлениям. Этот процесс реализации уголовно-правовой политики выражается в определении законодателем совокупности признаков, при наличии которых деяние признается преступлением, т. е. в создании Особенной части уголовного законодательства. [172]

172

При этом следует помнить, что некоторые общие для всех видов преступлений признаки (например, возраст и вменяемость субъекта, преступления) указаны в Общей части уголовного законодательства.

Значение Особенной части уголовного законодательства для практического осуществления уголовно-правовой и в целом уголовной политики невозможно переоценить, ибо только деяния, характеризующиеся признаками той или иной нормы Особенной части, порождают уголовно-правовые, уголовно-процессуальные, уголовно-исправительные правоотношения. Очень важное практическое значение имеет система Особенной части, т. е. порядок объединения юридических норм, содержащих конкретные составы преступлений, в главы, расположение глав относительно друг друга и конкретных составов внутри глав в зависимости от объекта посягательства – общественных отношений, охраняемых советским уголовным правом. Правильное построение системы Особенной части обеспечивает внутреннее единство всех норм, исключает противоречия между нормами. В. И. Ленин писал Д. И. Курскому 15 февраля 1922 г.: «Если наши законы «противоречивы» (в чем нет сомнения), то для чего же НКюст и Отдел законодательных предположений? Что же делается для кодификации? – для устранения противоречий?». [173]

173

Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 166.