Избранный

– Не-а! Давай его сюда! – заявил Шкапчик. – В прошлый раз ты платил, теперь моя очередь!

– Я тебя пригласил, я и плачу! – сказал Игорь, стараясь придать твердость своему голосу.

– Никаких «я плачу»! Тендер выиграешь – разберемся, – многозначительно подмигнул Шкапчик, выхватывая счет из рук Игоря.

Впервые за вечер происходящее перестало казаться Игорю таким уж беспросветно унылым.

Как-то так получилось, но за тридцать семь лет своей жизни Игорю так и не удалось побывать в караоке. У него не было слуха и петь он не любил.

Караоке-клуб, выбранный девушками, назывался «Корсет», и находился он в здании гостиницы «Беларусь».

Говорливый ведущий усадил Игоря и компанию возле самой сцены, в центре которой под светом софитов на высоком барном стуле в полоборота к зрителям восседала одинокая девушка с микрофоном в руке. На губах ярко-красная помада. Обтягивающее платье с высоким разрезом заманчиво оголяло выставленную вперед ногу. Большие полукруглые диваны с множеством мягких подушек, приглушенный свет ажурных люстр со стеклянными подвесками, драпированные алым бархатом стены и девушка с ярко-красными губами – все это создавало хорошо продуманную атмосферу предвкушения дорогого шабаша.

За соседним столиком расположилась компания из шести шумных кавказцев: пятеро небритых бруталов с надвинутыми на глаза пышными бровями, в одинаковых черных кожаных куртках, несмотря на духоту в зале, и один дрыщ в шелковой кислотно-фиолетовой рубашке с бабочкой. Почему-то всегда в подобных компаниях присутствует чувак с бабочкой. Это, наверное, что-то типа страшненькой подруги у девушек.

Римма уселась рядом с Игорем, Божена со Шкапчиком оказались на противоположной стороне дивана. Шкапчик, не спрашивая, заказал на всю компанию бутылку Ballantine’s и колу. Лед принесли в металлическом ведерке.

– Я попрошу минуточку внимания! – объявил ведущий. – Обычно мы, конечно, так не делаем. Но из уважения к нашим гостям из солнечной Армении… Вар… Вра… Врамшапух хочет поздравить своего братишку Тр… Трдата… Надеюсь, я правильно прочитал эти не совсем привычные для славянского уха имена… – Ведущий вытер пот со лба. Видно, что ему явно не по себе, и он очень боится накосячить перед суровыми гостями «из солнечной Армении». – Поздравить его с долгожданным…

Ведущий поднес листок бумаги с записями ближе к глазам.

– С долгожданным Удо! Тар… Трдат! – Ведущий выдержал торжественную паузу. – Надеюсь, я не очень преувеличу, если скажу не только за себя, но и за всех здесь присутствующих, за весь коллектив караоке-клуба «Корсет», что мы с радостью присоединяемся к поздравлениям Вар… Вра… вашего брата и от всей души поздравляем вас и вашу супругу с рождением долгожданного наследника!

Соседи Игоря по столику с недоумением переглянулись между собой. Повисла тяжелая пауза. Один из них, здоровенный детина, коротко стриженный с мятыми борцовскими ушами, указательным пальцем поманил к себе ведущего. Тот с опаской приблизился к их столу. Зацепив пальцем за фалангу пиджака, без видимого усилия, детина наклонил к себе ведущего, вытащил из ослабевших рук микрофон.

– Уважаемый… Цыпа Аскольд Генрихович, – близоруко прищурившись, зачитал он в микрофон надпись на бейджике ведущего, – я, надэюсь, правильно говорю? Твое савсэм привычное славянскому уху имя… В отличие от моего… Удо – это не наслэдник, это условно-досрочное освобождэние…

Шкапчик попросил поставить ему что-нибудь из репертуара «Любэ». Красный от стыда Аскольд в перекошенном пиджаке положил им на стол три микрофона. От своего Игорь отказался.

Заиграла мелодия. Шкапчик, поставив локти на стол, ухватил головку микрофона обеими руками, задрал его вверх тормашками и гнусаво затянул:

– Отчего так в России березки шумят, от чего белоствольные все понимают…

– А Божена, кстати, профессиональная певица, – рассказывала Римма. – Она даже в новогоднем «Голубом огоньке» на ОНТ пару раз выступала. У них вместе с Шаркуновой один продюсер был. Она с ним спать отказалась, он ее и выгнал. Она в Москву поехала, в «Голосе» участвовать. Отборочный тур не прошла, но там, сам понимаешь, все куплено, только своих пускают. Вернулась в Минск, попыталась здесь где-нибудь устроиться. Ее бывший продюсер, оказывается, какой-то там очень влиятельный чувак из администрации президента. И запретил всем-всем телеканалам, эстрадным студиям приглашать ее к себе. Сейчас она в детский садик музыкальным работником устроилась. Видишь, какая несправедливость. Если бы не тот продюсер, гад, – сейчас Божена была бы известная, как Шаркунова.

– А она здесь для чего? – поинтересовался Игорь, показывая Римме на сидящую на сцене девушку с выставленной голой ногой.

– Это бэк-вокалистка. Она своей подпевкой помогает тем, кто совсем петь не умеет, – пояснила Римма. – Смотри, это мой сынуля Игнат! – показала она фотографию на экране телефона. – Правда красивый? – Он у меня уже взрослый. Четырнадцать лет. Я же в девятнадцать родила. Я, в общем-то, бывшая «рублевская» жена, – тяжело вздохнула она. – Все у меня было: богатый муж, старше меня на двадцать лет, Bentley с личным водителем, особняк на Рублевке… Правда, правда, на самой Рублевке! – уверяла Римма. – У нас соседями были внук Успенской и семья сына Януковича. Я до тридцати лет из Москвы только на отдых выезжала.

– И что случилось? – спросил Игорь.

– Не поверишь! Влюбилась, как дура. В охранника мужа. Молодого парня. Звали его Валера, – усмехнулась она. – Ушла к нему жить с ребенком. В хрущевку в Бирюлево. Тогда это таким романтичным казалось. Как в кино. Молодая была, конечно, глупая. Валера меня бросил. Мы с Игнашкой к маме моей в Минск съездили, возвращаемся в Москву, а он замки в двери сменил. Я звоню ему на телефон, не отвечает. Потом приходит смс, он пишет, что встретил свою бывшую – любовь всей его жизни – и хочет быть с ней. Представляешь, сволочь какая? Бросить меня по смс!

Зал потихоньку наполнялся. Большая шумная компания менеджеров среднего звена – веселых, пьяных, явно после корпоратива – заняла сразу несколько столиков. Смешливая четверка совсем молоденьких девушек хотела занять места поближе к сцене, но оценив соседствующую со столикого Игоря ораву кавказцев, пугливо забилась в дальний угол помещения. Несколько хорошо подвыпивших мужчин в дорогих костюмах зашли в зал и с недоумением посмотрели на поющих посетителей. У Игоря сложилось впечатление, что они просто перепутали караоке с борделем или стриптизом. Парочка бородатых хипстеров, усевшись за столик, сразу же скрылись в ароматном дыму, создаваемом их парогенераторами. Громко возмутились, когда Аскольд заставил их выключить.

– Горюня?

Игорь с удивлением обернулся. С института так его никто не называл. За спиной, улыбаясь своей щербатой улыбкой, стоял его бывший одногруппник Костя Шотельник. Костян – как все его звали.

За пятнадцать лет, прошедших с окончания института, Костян совершенно не изменился. Студентом он стал после службы на флоте, которую проходил на Кубе, и, соответственно, на три года был старше своих одногруппников. Есть такой тип людей, внешний облик которых консервируется в молодые годы и не меняется до самой поздней старости. Природа их как будто изначально старит, а затем забывает об их существовании. Уже в институте Костян был практически полностью лысым, одинокий клок жидких волосенок с макушки он тщательно зализывал вперед, стараясь размазать его по всей поверхности головы. Тот упорно сопротивлялся, поднимался и раскачивался в разные стороны при первом же дуновении ветра. Худой, вечно взвинченный, всегда, что называется, «на измене», всегда в какой-то неврастенической динамике: дерганые движения предплечий, пожевывание губами, подпрыгивающая походка. Институтская кличка – Шоша ХББ. ХББ расшифровывалось как «хочу быть бандитом». В те времена это звучало как издевательство. Этакий недобандит. В конце девяностых – начале двухтысячных, когда Игорь с Костяном учились в институте, бандиты еще не вымерли как класс, не считались маргиналами. Называться бандитом было почетно. Это была последняя по-настоящему романтизированная область человеческой деятельности, что-то вроде профессий разведчика или милиционера для предыдущего поколения.