Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать

Что сделали бы вы, господа артисты и меломаны? Правильно, поблагодарили бы и сказали: очень приятно, но — извини. Не совпало.

Емельянов так и сказал.

— Не верю! — ответила Ольга. — Сейчас я приеду к тебе!

— Не надо! — крикнул Емельянов.

Через час она приехала с другого конца Москвы. Стояла внизу и звонила в домофон. Опять вопрос, господа артисты и меломаны: ваши действия?

Женщина ведь под дверью!

Молодая, симпатичная!

Любящая.

Ну вот, и Емельянов поступил так же.

Ольга осталась на ночь. И на следующую ночь. И еще на одну — она не была ничем стеснена, так как отправила дочку в Астрахань к бабушке.

Неделю Емельянов терпел, хоть и при этом наслаждался, но наслаждался, как бы это сказать, поневоле. Как бы нехотя.

А потом сказал:

— Все. Извини. Не совпало. Я так не могу.

— Хорошо, — сказала Ольга.

И ушла.

На другой день Емельянову стало совестно.

На третий — совсем худо.

Ведь женщина от меня ничего не хочет и прямо об этом говорит, размышлял он. Она не захватчица, ее не интересует прописка или моя квартира, она просто влюбилась.

И он позвал ее к себе. Но сказал:

— Я врать не люблю. У меня, извини, душа молчит. Но ты мне нравишься вообще-то. Ты мне подходишь. При этом учти: у меня свои привычки. Я, например, привык спать один.

— Хорошо, — сказала Ольга.

Через неделю они спали вместе.

— Ладно, — сказал Емельянов. — Вместе так вместе. Но учти, я люблю под своим одеялом. Автономное пространство, понимаешь? Я даже когда женат был, так спал. Не люблю этой супружеской фамильярности.

— Хорошо, — сказала Ольга.

Но через неделю как-то так получилось, что они оказались по одним одеялом. Причем Ольга не настаивала, просто… То ли второе одеяло в чистку пошло или стирку, то ли еще что-то… Неважно.

— Я еще от прежней семейной жизни не очухался, — сказал Емельянов через месяц. — А получается, будто мы уже парой живем. Извини, но я не могу. Хочешь приезжать — приезжай. Но только по выходным.

Ольга согласилась — тем более, что как раз устроилась на другую работу, которая отнимала много времени.

Она приезжала по выходным и иногда в будни, по вечерам.

— Честно предупреждаю, — говорил Емельянов. — Кончится лето — кончится всё. Ты мне нравишься, ты мне всем подходишь, но — не совпало.

— Хорошо, — грустно сказала Ольга.

И Емельянову стало совестно, и он повез ее в Турцию, к морю, чтобы ей было не так больно расставаться.

Осенью вернулась дочь Ольги, у которой начались школьные занятия.

Как и было намечено, отношения прекратились. На некоторое время. Потом приехала мама Ольги помочь дочери, у Ольги появилась возможность навещать Емельянова. Он не противился, хотя регулярно говорил:

— Пора бы нам… Извини… Не совпало…

— Да мне от тебя ничего не нужно! — улыбалась Ольга.

На новогодние каникулы Ольга привезла к Емельянову дочку Стешу — не сидеть же девочке одной дома.

Стеша оказалась прелестной девочкой, хоть и безмерно при этом капризной, помыкающей матерью так же беспредельно, как Ольга к этому времени помыкала Емельяновым — правда, в отличие от дочери, без капризов, без требований. Само собой получалось. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад!» — навсегда сказал А.С. Пушкин, хотя и по другому поводу.

Праздники они провели так, как хотела Стеша: ходили в кино, в «Макдоналдс», по вечерам смотрели комедии с приторно кривляющимися американскими комиками и фильмы ужасов, которые Стеша обожала. На досуге Ольга читала вслух стихи Марины Цветаевой.

— Извини, Оля, — сказал Емельянов. — Я рад видеть тебя и общаться с тобой. Но еще и дочь — это слишком. Я не готов. Если бы у нас с тобой совпало — другой разговор. Но не совпало.

— Хорошо, — сказала Ольга. — Только вот беда, хозяйка просит освободить квартиру. Пока другую буду искать, ума не приложу, куда вещи девать…

— Ко мне пока можно, — хмуро сказал Емельянов.

Два дня перевозили вещи.

Они громоздились узлами и ящиками в прихожей, на балконе, по углам.

Пока суть да дело, приближалось опять лето.

— Извини, — сказал он Ольге, — но летом — всё. Отправишь дочь к родителям, и пусть там остается учиться. А мы… Мы тоже расстанемся. Ты мне очень нравишься. Ты мне подходишь. Но — не совпало.

— Хорошо, — сказала Ольга. Отправила Стешу к родителям, потом даже отгрузила туда вещи. Не сразу, правда, но к осени управилась.

— Ну вот, теперь все. Мне было очень хорошо с тобой, я буду скучать, — сказал Емельянов. — Но что я могу поделать? Не совпало.

— Хорошо, — сказала Ольга. — Правда, я беременна.

Емельянов онемел.

Дальше, господа артисты и меломаны, я не буду длинно рассказывать.

Вкратце: Емельянов еще два года прожил с Ольгой, а потом все-таки отправил ее в Астрахань вместе с сыном (он не сумел полюбить ребенка от нелюбимой женщины).

Жестоко?

Да.

А вы как хотели?

Маленькое уточнение: Ольга сама решила уехать, поскольку свои слова о том, что «рад бы, да не совпало», Емельянов стал произносить не раз в месяц или в неделю, как раньше, или даже в день, что еще терпимо, а по десять, а то и двадцать раз на дню. Ей просто это надоело.

Вы скажете: как могла женщина мириться с таким, прямо скажем, унизительным положением?

Но на это существует кем-то выдуманный афоризм: «Любовью унизить нельзя». То есть и другого нельзя, и себя, так понимать? Наверно, так.

Правда, Емельянов неоднократно повторял Ольге постмодернистское изречение одного из современных писателей, укравшего его у другого, у классика, и переиначившего: «Мы ответственны за тех, кто нас приручает!».

Она понимала — но не понимала.

Ведь величие женщины именно в том, чтобы уметь не понимать, не видеть, не замечать, не помнить то, что она понимать, видеть, замечать и помнить не хочет.

Зря куковал Ольге Емельянов свое «не совпало»: она не желала этого слышать, следовательно — не слышала.