Изгнание в рай
Шрифт:
– Ты еще и «голубой»! – брезгливо стряхнул его руки Сева.
– Нет. – Тот обиделся. – Я двустволка. С бабами тоже могу.
Прочитал в Севиных глазах искорку интереса и затараторил:
– И вообще все могу, если надо. Дурь перевезти. В суде выступить на вашей стороне. В морду дать. Все, что скажете. Я дурак, но честный. Навалял дел – готов отвечать.
– На базаре свои услуги продавай, – буркнул Сева. – А мне пиши расписку. На двадцать тысяч гринов. И паспорт сюда гони.
Дурачок послушно отдал документ. Сева тщательно проверил – вроде настоящий. Судимостей нет, зарегистрирован в дальнем Подмосковье.
– Я не врун, не кидальщик, вы не думайте. Что попросите – то и сделаю.
Акимов ни секунды не сомневался: помощь блаженного (да еще пьянчуги и мужеложца) ему не понадобится. Себе дороже – с подобными связываться.
Он отпустил незадачливого гонщика на «копейке». Благополучно вернулся домой. Поставил машину во дворе. Рано утром вызвал ГАИ. И всего за сто баксов получил справку о наезде «неустановленного средства».
Страховая компания забрала «Мерседес» в ремонт.
А тем же вечером Томский позвонил и заявил: в июне он обещал своим девочкам переехать в Болгарию. Навсегда. Но дом еще не готов, дел по стройке – завал, поэтому, когда он напишет игрушку – неизвестно.
Сева попытался его образумить:
– Но у нас обязательства! Заказчики ждут!
Однако звезда программирования только фыркнул:
– А я тебе ни эникейщик [6] , чтоб по заказу работать.
И швырнул трубку.
Тут Севе и попались на глаза расписка и паспорт Георгия Сазонова.
И он немедленно полез искать парня в социальных сетях.
Обнаружил на удивление легко.
Мальчишка постоянно отирался в «Одноклассниках» и открыт был любому желающему. Со всех сторон.
6
На жаргоне компьютерщиков – специалист-универсал. Знает все, но по верхам, в программировании разбирается плохо.
Кокетничал с пожилыми дамами и с мужчинами. Хвастался, что может влегкую выпить три литра пива. Не скрывал, что по малолетству попал под суд: пытались с друзьями ограбить ларек. Получил условно, потом попал под амнистию – в итоге паспорт чистый, без судимостей. А работает (тут Сева вообще опешил) – водителем маршрутки! Да еще и зарисовки о пассажирах пишет. Зло, метко, с кучей ошибок. Клиентов своих ненавидел от души. Всех. Местных, приезжих, богатых, бедных, молодых, старых. Особенно его почему-то дети раздражали: «Когда ревут гаворю плати двойной тариф. Самый прикол мамаши часто дают!»
Тут-то Сева и задумался. А ведь чрезвычайно полезное знакомство, на самом деле.
Бог, что ли, ему мальчишку послал? Или дьявол?
Антишоковый укол не помог – Севкина голова поникла, глаза закатились.
Томский преодолел брезгливость, подошел. Залил раны Акимова антисептиком, наложил повязки. Здесь, в Европе, удобно. Специальные большие пластыри продаются – чтобы с бинтами не возиться.
Прислушался к дыханию врага. Приличное, ровное.
Пара часов – и можно будет продолжить.
Вышел из подвальной каморки, заглянул к следующей пленнице.
Галину Георгиевну трясло мелкой дрожью, лицо опухло от слез.
Диск продолжал крутиться, бесконечно повторял и повторял ее же слова.Выключить терзающий женщину голос? Сорвать с глаз повязку? Поработать теперь с ней? Увидеть ее раскаяние, отчаяние, страх?
Но настроения общаться с бывшей нянькой не было. И он просто захлопнул дверь.
На сердце паршиво.
Томский ждал от себя упоения местью. Не сомневался: когда эти двое окажутся в его руках, его накроет сумасшедшим восторгом.
Однако пока одолевала лишь усталость. И обида. Да, враги страдали. Но ему легче совсем не становилось.
Томский вышел из подвала, поднялся в дом.
Настенька увидела его окровавленную одежду, прикусила в страхе губу, но, умница, промолчала.
Боевой подруги Михаил не стеснялся – разделся догола прямо при ней. Бросил одежду на пол, велел:
– Сложи все в мешок, потом вывезем.
В спальне натянул чистое.
В окно косыми солнечными лучами стучался прелестный весенний закат.
– Прогуляюсь, – коротко бросил Томский Насте.
Заброшенную ферму в горах Альпухаррас они (по легенде – супруги) купили недавно. Испанский риелтор не скрывал радости, что сбывает с рук ветхое, с прогнившей крышей строение. Лепетал бессвязно:
– Прекрасное место! Исключительный воздух! В трех километрах деревня! Отремонтируете, освоитесь. Будете свиней разводить, хамон делать!
Риелтор, по счастью, так спешил сбыть с рук безнадежный объект, что не стал интересоваться: с чего вдруг двум явно не бедным россиянам забиваться в несусветную испанскую глушь?
Не слишком любопытным оказался и народ в ближайшей деревеньке. Здоровались, поглядывали с интересом, но с разговорами не лезли, хотя Настенька и лопотала весьма бегло на языке Сервантеса. А «безъязыкому» Томскому только кивали:
– Buenos dias!
…Но сегодня, когда он быстро, почти бегом спустился в селеньице, вместо равнодушно-приветливых встретили его исключительно мрачные взгляды. Мясник в ответ на «добрый вечер» взглянул пристально, подозрительно. Безобидные алкаши, курившие на пороге бара, сразу отвернулись, втоптали в пыль сигареты, ушли внутрь.
Но больше всего испугала стайка школьников. Очень испанские – носатые, черноволосые, расхлябанные, – они шли впереди. Постоянно на него оглядывались. И почему-то говорили по-русски:
– Вот он, буржуй. Благодетель. Пришел спасать нас. Придурок!
И все мешалось в голове: то ли весна в Испании сейчас, то ли подмосковная зима. То ли он на ферму возвращается, то ли с Кнопкой – совсем юной, испуганной – ведет ее подопечных детдомовцев в поход.
– Иди ты в одно место со своими подарками. Не нужно нам ничего! – Голоса детей звучали все громче, забивали гвоздики в мозг.
Томский растерянно оглянулся.
Теперь и пейзаж вокруг – гротесковый, странный. Беленый испанский домик, а рядом – почерневшая от времени изба. С вершины кривой, наполовину засохшей березы гикает ворона. За одним из оконцев хвалится розовыми боками хамон, за другим – почему-то пластмассовая елка, украшена дешевой гирляндочкой.
Михаил поспешно повернулся, оставил позади странный, слившийся воедино мир. Прошлое и будущее. Правду и вымысел.