Изгнанница для безликих_многомужество

Родители сидели по разным комнатам, и большую часть времени я проводила с мамой. Она постоянно жаловалась, что блага цивилизации исчезают. Я не сильно понимала, о чем она говорит, но проводила параллели – каждый вечер мы теперь зажигали свечи – ни один выключатель в доме не работал. И я теперь не могла играть с любимыми уточками в ванной, потому что с крана больше не шла вода.

В одну из ночей кто-то стал ломиться к нам в квартиру:

– Пустите! Помогите! Убивают. Умоляю вас! – кричала женщина по ту сторону, барабаня кулаками по двери.

Когда я выбежала в коридор, вместе со своим любимым плюшевым зайцем Арнольдом, родители уже были там, мама хотела открыть, но папа ее одернул:

– Не смей! Сейчас каждый сам за себя!

– Но вдруг ей нужна помощь?

– Лучше подумай о своей дочери, - проговорил папа до того холодно, что по коже побежали мурашки, он повернулся ко мне, взглянул в глаза сердито и вернулся в родительскую спальню.

Мама не стала открывать и в ту ночь в очередной раз спала со мной. А я всю ночь напролет думала о папе. Мозг отказывался воспринимать его таким отчужденным, для меня он оставался таким же добрым, нежным папочкой, который злился на меня по непонятной причине.

Примерно на этом этапе мой мозг решил, что хватит с меня событий прошлого, и я стала просыпаться.

ГЛАВА 34

Когда проснулась, было еще темно, на дворе стояла глубокая ночь. Я бездумно вглядывалась в стену, выдыхая облачка пара. В голове роились множество мыслей и надуманных предположений, не хотелось верить в информацию, которую выдал мне сон. И правда, вдруг это всего лишь происки моего разума, как бывает со снами? Я не должна воспринимать это всерьез. По крайней мере, пока не найду подтверждение.

Печка была выключена, и теперь стало ужасно холодно, конечности продрогли в первую очередь. Я прижалась к Титу, в надежде согреться и его тело, на удивление, оказалось достаточно теплым. Мужчина машинально обнял меня и забормотал что-то сквозь сон.

Я повернула голову, вглядываясь в его лицо. Вот так, в статичном положении Тит был не смешным или нелепым, а красивым. Каждая черта его лица по отдельности была симпатичной, правда, в основном его мимика была яркой, поэтому часто выражение лица казалось смешным, на его красоту мало обращаешь внимание – все затмевает непосредственность этого мужчины.

Засмотревшись, я не заметила, как стала считывать его сон – Титу снилась я. Мы вдвоем гуляли по какому-то парку, взявшись за руки, совсем как парочка, потом целовались, а следом перешли и к более пикантному действу. Я смущенно подглядывала за тем, как мы с Титом в его фантазии занимались первым нашим сексом. На удивление, даже во сне безликий умудрялся быть учтивым. А еще, кажется, у него никогда не было женщины, потому что сон был слишком корявым. Правдоподобности не из чего было браться, раз уж жизненного опыта в этом вопросе никакого. В его грезах я предстала чересчур артистичной. С ахами и охами сравнимыми с паршивой актерской игрой. А сам мужчина оказался очуметь каким выносливым и выдержанным, и не успевал он спрашивать, нравится ли мне, как я сама во все горло кричала об этом, а после всего пообещала, что отрекусь от всех мужей и он останется единственным.

Не выдержав, я фыркнула, тут же зажимая рот рукой, чтобы не разбудить фантазера. Но он все равно проснулся и резко открыл глаза.

– Кли, - хрипло начал он, проморгавшись, - чего не спишь?

– Не спиться.

– Тебе, наверное, холодно? Я разожгу огонь, - спохватился мужчина, попытавшись встать, но я его остановила.

– Не надо, ты теплый, буду греться.

Взгляд мужчины тут же порядком потеплел, он лег на спину и откинул одеяло, призывая к действиям. Радостно улыбнувшись, я забралась на него почти полностью, и стала греть ступни об тепленькие ноги мужа, он стиснул зубы и стоически вытерпел испытание.

– Мне показалось, ты улыбалась, когда проснулся… что тебя развеселило? – настороженно спросил муж и сам опасливо подумал: «Неужели спал с открытым ртом?».

– Нет, ты не переживай, - лукаво улыбнулась я, и отогрев ноги, одним плавным движением поднялась, оказавшись верхом сидящей на мужчине, и судя по тому, что стало упираться мне в бедро, проделка Титу, не отошедшему от интимного сна, понравилась.

Безликий нервно вздохнул, став рассматривать мое полуголое тело горячим взглядом. Плед, в который я заматывалась, перекрутился, сбился где-то в районе талии и теперь едва ли прикрывал грудь.

Мужчина порывисто сглотнул, его кадык дернулся, но руки на моих бедрах сжались сильнее, как бы говоря о том, чтобы не останавливалась. Я на пару мгновений затормозила, смущенная собственной смелостью и все-таки нагнулась к Титу, чтобы поцеловать.

Он ответил с таким неравнодушием, настолько вкусными и яркими были его эмоции в тот момент, что мою выдержку сорвало в один миг. В эмоциональном плане это было в разы лучше, чем с Аджахом, я могла чувствовать его, ощущать, насколько восторжен тем, что я делаю. Мужу тоже сорвало крышу от одного поцелуя, и это было лучшей наградой для жадной к вниманию женщины внутри меня.

Тит во мне души не чаял. Он сильно влюблен, и от того раним – больше всего боли нам причиняют самые близкие люди. Но мне хотелось видеть его искреннюю улыбку, а не напускную. И для этого нужно было переступать через свое консервативное мировоззрение.

Отстранившись от его губ, стала снимать с мужчины оставшуюся часть одежды. Тит лежал, как оловянный солдатик, боясь спугнуть момент, и почти не подавал признаков жизни, только заинтересованно сверкал своими огромными глазищами, пока я стягивала с него штаны.

– Помоги мне избавиться от одежды тоже, - намекнула, подталкивая к действиям.

Безликий спохватился, кивнул и стал не особо хорошо контролируемыми руками стягивать с меня ткань, и без того плохо прикрывающую тело.

Сбившееся дыхание, трясущиеся руки и эрекция в штанах говорили о том, что он на грани, но понятия не имеет, что делать. Во сне у него лучше получалось занимать роль альфа-самца.

– Смелее, Тит, я не буду кусаться, - прошептала ему на ухо, - может только чуть-чуть.

Мужчина повеселел, хмыкнул как-то жалобно и, словно робот, поднял руки с талии, опуская их… на плечи, смотря на полушария груди как на нечто божественное и неприкосновенное.

Тит стеснялся и ужасно нервничал, ему хотелось быть более раскрепощенным, но, как назло, не получалось. Он боролся с собой, но разгрузиться мешало мое голое тело перед глазами.

Это было чертовски мило и досадно одновременно. Одно стало ясно – контролировать процесс, по крайней мере, пока Тит такой пришибленный, придется мне.