Изгнанница Ойкумены

Зато была Фрида.

Химера билась о невидимую стену. Налетала с разгону, ударялась всем телом, меняя ипостаси; падала, вставала, ни на миг не прекращая попыток. Раз за разом Фрида колотилась в Скорлупу, самоубийственно прорываясь к исчезнувшей хозяйке.

– Фрида! Стой!

Химера не слышала.

И тогда они с Артуром побежали.

VII

– Доктор! Как вы…

– Артур. Его змея.

– Чья змея?!

– Укусила. Кажется.

– Кажется, или укусила?

Вокруг скакала Фрида, норовя лизнуть в лицо. На морде химеры запеклась кровь.

– Все хорошо, дурашка. Не переживай…

– Это вы мне?

Осознав свою оплошность, Рауль Гоффер побагровел, как помидор, и заорал:

– Свенсон! Мальчика – в медблок! Срочно!

Артур не желал в медблок. Он хотел к Фриде, хотел к тете Ри, хотел ответа на сотню вопросов… Если бы не Матильда, волочь ребенка к врачу пришлось бы силой. А вокруг раскручивался маховик вселенского кавардака. К Регине, опомнившись, спешили соотечественники; за ними подтягивались местные. Груша дымился вулканом, заслоняя подопечную. Его боялись, но все равно лезли.

– …как? Как вам удалось?!

– Флейта.

– Что – флейта?

– Я ее убила.

– Флейту?!

– Змея.

– Вы убили змею?!

– Змея. Лейла.

Что-то произошло со словами – их почти не осталось. Объясниться с помощью этих жалких огрызков никак не получалось. А мысли путались. Такое невозможно транслировать. Проще стрелять манной кашей.

– Лейла? Она осталась там? Эй, Джафра…

– В жилах джиннов, – Регина строго погрозила Раулю пальцем, – течет не кровь.

– А что там течет? – опешил Рауль.

– Огонь.

– Хорошо, хорошо, пусть будет огонь… Что это мы торчим на солнцепеке? – он стал вежлив до приторности. – Давайте уйдем в тень, присядем…

Она дала увести себя под плетеный из травы навес. Фрида легла рядом, прижалась к ноге. «Надо показать ее ветеринару, – думала Регина, глядя, как Рауль гонит толпу прочь. – Неужели здесь нет ветеринаров? Она могла сильно пораниться…»

– …для вас это было серьезное потрясение…

Прохлада инъектора. Тихий щелчок.

– Вот и славно. Отдыхайте. Вас никто не побеспокоит.

Это врач.

– Принести лимонада? Со льдом?

Это Рауль.

– Да. Лимонад.

Кого-то несут. Нет, не лимонад. Это Лейла.

Мертвая, как высушенная до хруста змея.

– …токсинов в крови не обнаружено. Мальчик совершенно здоров. Температура чуть повышена…

– Она у него всегда повышена. С рождения. Что-то еще?

– На руке есть след от змеиного укуса.

– Наверное, змея была неядовитая. Полоз или уж…

– Продолжать обследование?

– Да.

Примчавшись в лагерь, Ник нашел Регину в обществе отставной няньки его величества. Старая Зухра, как мышь, забилась в щель между двумя шатрами, а доктор ван Фрассен сидела возле «норки», как кошка, ждущая удачного момента. Вне сомнений, она что-то рассказывала старухе – это чувствовалось по жестикуляции – но губы ее не шевелились. Старуха тряслась от страха и мелко-мелко кивала. Соглашалась, или от дряхлости – этого Ник не знал.

– Все, все, – забормотал он, обнимая Регину за плечи. – Все в порядке, все чудесно…

«Кто бы меня успокоил?» – билась в мозгу предательская мысль. Больше всего на свете господин посол боялся, что эта острозубая пакость прогрызет дорожку наружу, прямиком к доктору ван Фрассен.

– Конечно, дорогой, – согласилась Регина. – Знаешь, я убила Лейлу.

– Ты не в себе. Лейла умерла от инсульта.

Он уже успел переговорить с врачом. И, глядя на бледную, как мел, женщину, решил не углубляться в детали. Пусть будет просто инсульт. Это ведь, в сущности, правда.

– Сволочная жара. Кого хочешь сведет с ума…

– Я убила Лейлу.

– Как? – он заставил себя язвительно улыбнуться. – Чем?

– Фа-диезом.

– Не волнуйся. Ты, главное, не волнуйся…

– А ты не спорь со мной. Протяженный фа-диез – это инсульт.

«Пусть будет просто инсульт, – читалось во взгляде Регины. – Это ведь, в сущности, правда. Да, дорогой?»

– Ты перенервничала…

– Дипломат учит психира, что такое внешняя провокация инсульта?

– Никого я не учу…

Пользуясь моментом, Зухра на четвереньках выползла из щели. И с завидным проворством юркнула обратно – Фрида, дремавшая неподалеку, рыкнула вполголоса. Химера выглядела не лучшим образом, но бдительности не теряла.

– Как Артур?

– Нормально. Прости меня, Ри, но я… – еще секунду назад Николас Зоммерфельд не произнес бы этого вслух даже под угрозой казни: – Я его боюсь.

– Кого?

– Собственного сына. Я никогда не привыкну. Знаешь, как люди боятся пауков? Крошка-паучок, а тебя трясет от ужаса. Это нелепо, и справиться невозможно. Меня учили, что всему есть объяснение. Разумное и логичное. А мой ребенок – вызов всей логике Ойкумены. Он иррационален, как мой страх перед ним. Артура можно исследовать, но за ним нельзя следовать. Если, конечно, ты не доктор ван Фрассен…

Что-то изменилось. Регина, отстранившись, смотрела на него, и Ника поразило ее лицо. Он не знал, что произошло, но в зное Шадрувана явственно повеяло снегами Кутхи, а в женщине, сидевшей рядом, проступили черты капитана ван Фрассена.

– Такое могла бы сказать моя мать, – Регина погладила его по плечу, как маленького. – Не бойся. За Артуром можно следовать. Я покажу тебе дорогу. Но не сейчас, ладно? Я очень устала.

– Я тоже, – признался Ник. – Я был у Кейрин-хана, когда со мной связались. Мы не поощряем связь по уникому в присутствии шадруванцев. Но такой случай… Хан спросил, что произошло, и я не мог соврать. Он все равно бы узнал, раньше или позже…

– Артур больше не пойдет за Скорлупу.

– Пойдет. Сама ведь знаешь…

– Значит, он не пойдет туда без меня. Иначе его убьют.

– Вряд ли, – вздохнул Ник. Смысл слов противоречил унылому виду посла. – Если Артур не уникален, мальчику ничего не грозит. Там, где прошли двое, пройдет толпа. Хан – человек бесконечно жестокий. Его выбор средств не скован моралью. Хан – человек бесконечно практичный. Он не убивает просто так, для удовольствия. И наконец, хан – человек бесконечно изобретательный. Мы изучаем Скорлупу, он изучает нас. Ты сама говорила: мы для него – инструменты. А Скорлупа – рычаг давления на нас. Если этот рычаг ускользает из рук…