Изгнанник из Спарты

– Скажи ему!
– свистящим шепотом произнес Орхомен.
– Я тоже хочу послушать твою версию. Хотя… лучше, наверно, его предупредить… Тебе, видно, на роду написано убивать мудрецов… а он явно мудрец…

– Говори, курос калон, - повторил афинянин.

– Зачем?
– спросил Аристон.
– Какой от этого прок?

– Ты когда-нибудь видел, как хирург вскрывает нарыв?
– спросил афинянин.

Аристон рассмеялся. Его смех льдышками рассыпался в воздухе. И сразу стало холодно.

– Тебе охота захлебнуться в гное, незнакомец?
– сказал он.

– Я хороший пловец, - ответил афинянин.

– Говори, сын мой.

– Прекрасно. Я внебрачный ублюдок. Я спал с родной матерью. Убил собственного отца. Я…

Он осекся. Безобразный мужчина смотрел на него, улыбаясь.

– У меня впереди целый день, златокудрый мальчик, - сказал он.
– И больше терпения, чем ты можешь себе вообразить. Однако я должен предупредить тебя: только правда приносит исцеление. Тебе это когда-нибудь приходило в голову?

– Правда?
– прошептал Аристон.
– Что есть правда, незнакомец? Разве она существует? Разве в мире существует что-нибудь, кроме похоти и кошмара? Разве жизнь не состоит лишь из безумия, горя и боли?

– Не знаю, - сказал афинянин.
– Но ведь я ничего не знаю. Скажи, курос… когда тебя вели сюда, ты проходил

через Акрополь?

– Да, - кивнул Аристон.

– Неужели он не прекрасен?

– Прекрасен, - сказал Аристон.

– Но разве это не часть жизни? Я имею в виду красоту, гармонию линий, элементов, пропорций. Неужели ты никогда не встречал прекрасной девушки, с песней спускавшейся по тропинке, когда почти все деревья стоят в белом

цвету?

– Да, - выдохнул Аристон.
– О да!

– Ну вот и начни с этого. Расскажи мне… о ней.

И внезапно Аристон услышал откуда-то издалека голос:

– Ее звали… Фрина. И она была прекрасна, как звездная ночь. Ее походка была… музыкальной. А руки так нежны! Ее губы…

Не веря своим ушам, он понял, что это его голос!

– Продолжай, сын мой, - сказал афинянин.

И Аристон рассказал. Рассказал все. Слова, вырывавшиеся наружу, царапали, раздирали горло. Они имели вкус желчи, соли и крови. Но Аристон уже не мог остановить их поток. Он должен был выплеснуть все. Все до конца.

Афинянин не прерывал его, только повторял: “Продолжай, курос” всякий раз, как Аристон замирал, чтобы перевести дыхание.

Но когда юноша наконец завершил свою повесть, мужчина наклонил большую лысую голову и просто сказал:

– Я дурак. У меня нет ответов на это. Но, может…

– Может, что?
– спросил Орхомен.

– Я задаю вопросы, но никогда не отвечаю на них. Ибо я уродливый старый дурак, который ничего не знает. Но я спрашиваю: может быть, столько страданий вместилось в такой короткий отрезок жизни, чтобы потом, в гораздо более длинный период, человек узнал огромное счастье? Разве не может он обрести любовь, самообладание, спокойствие, мир? Даже… мудрость, хотя большинству людей в этом отказано… Может, он не просто мальчик, за которым будут

бегать женщины и извращенцы? Разве я не угадал в нем истинной глубины?

Затем, не дожидаясь ответа Орхомена, уродливый афинянин повернулся и пошел прочь.

– Подожди!
– вскричал Орхомен, и голос его задрожал от голода и боли.

– Да?

– Купи его!
– Орхомен чуть не плакал.
– Купи меня! Мне ничего больше не нужно от жизни, только иметь такого хозяина!

Безобразный мужчина остановился, и на лице его появилась непритворная грусть.

– Сын мой, у меня нет ни обола, - сказал он.

– Найди богатого друга! Попроси взаймы! Я отработаю… я верну…

– Ты делаешь мне честь, сын мой, но какой богач ссудит деньги тому, кто у него как бельмо на глазу? Да еще для покупки рабов?! Они же знают, что я тут же вас обоих освобожу, ибо даже такой дурак, как я, понимает, что рабство - это позор и проклятие.

– Пожалуйста!
– Орхомен теперь действительно плакал.

– Благодарю тебя за доверие, сын мой. Благодарю вас обоих. Я ухожу. Но вернусь! Больше я ничего не могу обещать. Сеять в человеческой душе призрачные надежды жестоко и подло.

Аристон наконец тоже подал голос.

– Как тебя зовут, господин?
– тихо спросил он.

– По-разному, в основном довольно нелестно. Но мое имя - Сократ, каменотес, - ответил безобразный афинянин.

Однако ничего из этого не вышло. Возможно, Сократ и пытался собрать денег, чтобы купить им свободу, но он в то время еще не был таким известным человеком, каким стал впоследствии, и это затрудняло поиск кредиторов. Да и потом он бы все равно не успел. Через час Орхомена продали управляющему Никия, который пришел в восторг от его могучих мускулов и почти Геракловой стати. Дело в том,

что благородный Никий сколотил приличные деньжата, давая рабов напрокат, за один обол в сутки, владельцам рудников в Лауриуме. Поэтому управляющий прекрасно понимал, что стратег оценит человека богатырского телосложения и здоровья. Это была прекрасная покупка. В день доход Никия составлял тысячу оболов, или мину и еще три четверти, а точнее, мину и семьдесят драхм. В год это равнялось восьми с лишним талантам. Что было совсем неплохо!

Но когда Орхомен попросил, чтобы управляющий купил

Аристона, тот решительно покачал головой.

– Твой миленький дружок не протянет в шахте и неделю. А при нынешней дороговизне так часто менять рабов невыгодно. Но я сделаю тебе… да и ему одолжение: расскажу о нем банщику Поликсену. У Поликсена очень даже неплохо, а мальчишка такой хорошенький, что скоро заработает денег и купит себе свободу.

– Как он их может заработать?
– спросил Орхомен.

– О!.. Как помощник банщика!
– ответил управляющий Никия.

Глава XI

Одно плохо: они не знали, что такое ‘помощник банщика, ведь спартанцы привыкли выражаться прямо, и уж грешить - так откровенно. Вероятно, Орхомен, который был на десять лет старше Аристона и имел больше жизненного опыта, а также довольно изощренный ум, сразу бы догадался о чем речь,: стоило ему только увидеть банщика Поликсена. Но этого не случилось. К тому времени бывшего илиарха спартанской городской стражи уже увели с рынка, и он направлялся на серебряные прииски, навстречу рабству и верной смерти от затяжных каждодневных мучений.