Изгнанник

Русский не ответил. Все его внимание было по-прежнему сосредоточено на дороге.

— Тогда постараюсь угадать сам, — не желал ослаблять напор Мартен. — Потому что в глубине души вы опасаетесь, что Александр Кабрера и Реймонд Торн — одно и то же лицо. Между тем вам совершенно не нужно, чтобы об этом узнал кто-то другой. Вот почему вы заставили меня изъять диск и страницы, на которых упоминается Аргентина. А саму записную книжку Хэллидея оставили, потому что у вас не было иного выбора, и теперь надеетесь, что Ленар никогда не узнает об остальном. И меня с собой забрали, потому что иначе француз забросал бы меня вопросами. Мы с вами единственные, кто представляет себе картину в целом, и вы хотите, чтобы ничего в этом плане не менялось.

— Из вас получился бы неплохой психоаналитик или, — Коваленко быстро скосил глаза в сторону попутчика, — детектив. — Он не мог надолго оторвать взгляда от дороги и еще крепче вцепился в руль, потому что снегопад стал сильнее. — Но вы не детектив, не так ли? Вы всего лишь студент-старшекурсник Манчестерского университета. Я проверял данные на вас. Кстати, так мы вышли на леди Клементину Симпсон.

Мы или вы? У Мартена этот вопрос вертелся на языке, но задавать его он не стал, потому что и так знал ответ.

— Попросил бы вас держаться от нее подальше, — холодно произнес он. Чувство обиды по-прежнему жило в нем.

В ответ Коваленко усмехнулся:

— Женщина она, конечно, молодая и привлекательная, но не в ней дело, мистер Мартен. Вопрос в следующем: если вы студент-выпускник, то где начинали учебу?

Николас прикусил язык. Русский коп был не промах и заранее подготовился к беседам на щекотливые темы. Стоило Мартену допустить хоть малейшую оплошность, его тут же ловили на слове. Подавая документы в Манчестерский университет, он просто позвонил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и, представившись Джоном Бэрроном, попросил выслать академическую справку. Получив ее, отсканировал страницы, загрузил их в свой компьютер и изменил имя с Джона Бэррона на Николаса Мартена, распечатал все заново и направил в приемную комиссию. Ни у кого никаких вопросов до сих пор не возникло.

— УКЛА, — буркнул Мартен. — Во время учебы там я сдружился с Дэном Фордом. И с Хэллидеем познакомился.

— УКЛА — это, должно быть, Университет Калифорнии в Лос-Анджелесе?

— Да.

— Раньше вы об этом не говорили.

— Это не представлялось мне важным.

Коваленко, как внимательно ни следил за дорогой, все же не удержался. Его глаза на короткое время испытующе впились в Николаса. Но тот больше ничем не выдал себя, и оставалось лишь опять глядеть на дорогу.

— Что ж, отплачу вам правдой за правду, мистер Мартен. Это касается Питера Китнера. Может быть, после вы поймете мою обеспокоенность по поводу Александра Кабреры и мое же нежелание оставлять вас наедине с инспектором Ленаром.

70

Париж, дом № 151 на авеню Георга V. Время то же

Великая княгиня Екатерина Михайловна поправила прическу и самоуверенно улыбнулась, готовясь к официальной церемонии фотографирования. Слева от нее стоял ее сын, великий князь Сергей, справа — великий князь Дмитрий Романов, пожилой мужчина с серебряными волосами и пышными усами, который и в свои семьдесят с лишним выглядел более чем величественно. Он был главным соперником в борьбе за корону. И именно в его особняке проходил этот торжественный вечер.

За спиной фотографа толпились остальные Романовы — тридцать три человека, преимущественно в летах, элегантно одетые, с гордой статью. Эти мужчины и женщины, приехавшие из разных стран, самые влиятельные представители императорской фамилии, сильные духом, благородные, сохранившие неколебимую верность своему Богом данному наследию, истинные хранители традиций отечества.

На протяжении почти столетия, проведенного в изгнании, рассеянные по всему миру, они и их предшественники стали свидетелями тяжелых испытаний, выпавших на долю родины. Правление коммунистов, серп и молот Ленина, железный кулак Сталина, ужасы Второй мировой войны, вторжение нацистских полчищ, топчущих русскую землю и истребляющих миллионы соотечественников, страх и боль последующих десятилетий, холодная война с ее ядерными арсеналами вперемежку с безжалостными репрессиями КГБ внутри страны и в Восточной Европе… И после всего этого — Советский Союз уходит в небытие, сменившись хаосом коррумпированности и глубокого отчаяния.

Но теперь, слава Создателю, после всех перенесенных невзгод сияет новая заря. Демократическое правительство России своевременно приглашает императорскую династию вернуться на трон, мудро сознавая, что истинная цель любой монархии — это обеспечить в стране чувство преемственности, верности историческим корням, иными словами, создать прочную основу, на которой можно построить и развивать нацию. Присутствующие, как никто другой, понимали значимость этого момента. С их точки зрения, история, которую у России похитили и долгое время держали в заложниках, вновь вступала в свои права.

Поэтому члены всех четырех ветвей рода Романовых собрались здесь, придя к единодушному согласию, что под долгой борьбой всевозможных претендентов на престол пора подвести черту. Вот они, стоящие по обе стороны от великой княгини Екатерины Михайловны, — ее сын, молодой и энергичный великий князь Сергей Романов, и царственный старейшина династии, умудренный опытом политик — великий князь Дмитрий Романов. Вопрос о том, кому из них достанется корона, будет решен простой процедурой — открытым голосованием, которое должно состояться сразу же после ужина. Осталось ждать всего лишь час, самое большее — два.

Серия ослепительных вспышек, жужжание механизма подачи пленки. Фотограф сделал не менее дюжины кадров. Наконец, завершив работу, он удалился. Великая княгиня вздохнула свободнее и незаметно пожала сыну руку, ободряя его.

— Могу ли я сопровождать вас на ужин, княгиня? — раздался рядом бархатный баритон князя Дмитрия. Вместо того чтобы уйти после фотографирования и дав возможность сопернику пообщаться с матерью, Романов-старший предпочел остаться рядом.

— Конечно, ваше высочество, — обворожительно улыбнулась Екатерина в ответ, прекрасно зная, что сейчас к ней приковано всеобщее внимание.

Нужно было наглядно продемонстрировать, что она может быть не менее обходительной и приятной в общении, чем противоборствующая сторона. Она изящно взяла князя под локоть, и они нога в ногу зашагали по мраморному полу центрального коридора к золоченым дверям, у которых стояли в ожидании лакеи в белых галстуках и белых перчатках. Следом шли великий князь Сергей и мать Екатерины великая княгиня Мария, а за ними остальные Романовы.

Слуги распахнули перед ними двери, и они вошли в большую, роскошную столовую со стенными деревянными панелями, украшенными ручной резьбой, которые поднимались ввысь до самого потолка. В центре стоял длинный стол, вдоль которого были расставлены стулья с высокими спинками, обитые красным с золотом шелком. Повсюду блестело золото и серебро, сверкали хрустальные бокалы, матово светился фарфор цвета слоновой кости.

Обстановка была торжественной и несколько театральной, преследуя цель произвести на присутствующих соответствующее впечатление. И здесь не последнюю роль играла одна деталь: на дальней стене красовался золоченый двуглавый орел примерно двенадцати футов в высоту и с таким же размахом крыльев. В одной когтистой лапе он сжимал имперский скипетр, в другой — державу. Над орлиными головами изгибалась дуга, высоко поднимавшая великолепную императорскую корону. Таков был герб Российской империи, и не было никого, кто при виде его мог бы сдержать вздох восхищения и благоговейно не склонить голову.