Изгнанник
Шрифт:
– Если его нет, я подожду…
Некоторое время спустя Гийом уже вошел в небольшой уютный домик, в котором приятно пахло чистым вощеным полом, поленьями, приготовленными для камина, но совершенно отсутствовал запах революции. Женщина, впустившая его в дом, с очень серьезным видом сказала ему:
– Граждане ушли проводить обыск, но меня удивляет, что их до сих пор нет. Если хотите, запаситесь терпением и подождите в салоне…
И, открыв посетителю дверь, впустила его в комнату, где со вкусом подобранная обстановка старательно поддерживалась в чистоте. Однако, увидев некоторые предметы интерьера, Гийом чуть не задохнулся от охватившего
Мысль о случайном сходстве сразу была отброшена Гийомом: это был именно тот портрет – немного потемневший от времени, в той же раме, на позолоте которой кое-где виднелись розовые царапины. Вокруг портрета на стене висело начищенное до блеска то же самое оружие. Маленький столик для письма стоял рядом, и он тоже…
Глядя на эту непостижимую, наглую профанацию, Тремэн почувствовал, как кровь хлынула к его лицу и оно сделалось красным. Что могло произойти со столь любимой им женщиной, чтобы эти вещи, мебель оказались собранными у этого прощелыги Бюто? Может быть, что-то ужасное? Без сомнения, да! Но если это ничтожество осмелилось причинить ей вред…
Гийом продолжал вглядываться в портрет, когда услышал позади скрип паркета под тяжелыми шагами. За его спиной раздался гулкий голос, привыкший чеканить слова, – бывший нотариус, Бюто был хорошим оратором и часто срывал аплодисменты на народных собраниях:
– Тебе понравилась эта картина, гражданин? Она, конечно, не представляет собой большой ценности, но мне кажется, что тут она смотрится…
Первый раз в жизни Тремэн услышал, как какой-то незнакомец называет его «гражданином» и обращается к нему на «ты». Гийом не смог оценить ситуацию: он уже был взбешен, а такое обращение ему не понравилось, С высокомерием, которое порадовало бы Агнес, он презрительно бросил:
– «Ты»? Разве мы когда-нибудь пили вместе? Мне почему-то кажется, месье, что я никогда вас раньше не видел. Может быть, меня подводит память?
Бывший нотариус – маленький человечек, распухший от обжорства, чье лживое китайское личико никак не гармонировало с его голосом, – неодобрительно проскрипел:
– Тсс! Тсс!.. Это плохо, гражданин! Такие слова теперь недопустимы! Они были хороши для эпохи рабства.
– Для бывшего раба ты неплохо выглядишь! Тогда скажи-ка мне, добрый человек, откуда ты украл этот портрет, это оружие, этот комод?
Трость с серебряным наконечником – где, кстати, был спрятан острый клинок! – начинала воинственно дрожать в руках посетителя, что не ускользнуло от взгляда Шарля-Франсуа Бюто. Он видел Тремэна только издалека, но никогда не был знаком с ним близко. Зато теперь он показался ему гораздо более внушительным, особенно если смотреть на него глазами человека, для которого собственная шкура – самое дорогое богатство: высокий рост, резко очерченные черты лица, искрящийся от злобы взгляд диких глаз – решительно, в его облике не было ничего успокаивающего. Тогда, обуздав свой собственный гнев, Бюто заставил себя произнести примирительным тоном:
– У тебя, решительно, какие-то странные мысли, гражданин! Зачем мне нужно красть то, что гораздо проще купить?
– Купить? Эти предметы
никогда не были предназначены для продажи. Они принадлежат одной женщине из моей семьи, точнее, моей свояченице, и если бы она решила от них избавиться, заранее поставила бы меня в известность…– Возможно! Тем не менее это так! Мы говорим, мне кажется, об одной и той же особе: прекрасная англичанка, которая жила в скромном домике на окраине Порт-Бай?
– Да, это так, – подтвердил Гийом и добавил:
– Я думаю, что ты проник к ней с целью сделать один из твоих обысков, которыми ты так прославился, не так ли?
– Порт-Бай находится не под моей юрисдикцией, – удрученно сказал Бюто, как будто ему только что нанесли смертельную обиду. – Было бы лучше, если бы ты поверил мне, гражданин, но я вижу, что ты очень взволнован, и поэтому постараюсь объясниться. Месяцев шесть-семь тому назад мой собрат из Сэн-Совер-ле-Виконт, который знает мою страсть к старине, рассказал мне об этой… даме, – он вовремя догадался, что употребление слова «гражданка» по отношению к леди Тримэйн может привести к катастрофе, – которая перед возвращением к себе домой вместе с ребенком нуждалась в деньгах, ради чего и решила продать кое-что из своей мебели. Я к ней поехал и купил все это. Вот видишь, все очень просто, если спокойно объяснить.
Несмотря на это, Гийом продолжал расспросы:
– У нее было все в порядке?
Бюто пожал своими пухленькими плечами и сострадательным тоном ответил:
– Как может быть все в порядке, если она была в трауре и оплакивала кого-то? Видимо, ей пришлось пролить много слез, и мне было очень жаль ее. Я был готов предложить ей свои услуги, но она была не одна: с ней был огромный англичанин… милорд, вместе с которым она готовилась к отъезду. Человек еще молодой, очень хорош собой и, судя по всему, очень близко с ней связан…
Его слова как громом поразили Гийома, но он не подал виду и холодным, но ровным голосом спросил:
– Дом тоже был продан?
– Нет. Эта дама сказала, что хочет оставить его для сына.
– Как могло случиться так, что Перье, которые находились с ними, там больше не живут?
– Ты слишком многого от меня хочешь!.. Тем не менее, кажется, я слышал что-то вроде того, что эти люди больше не хотели там оставаться после их отъезда, но куда они исчезли, я не знаю. Будут еще вопросы?
Появление Адриана, который, запыхавшись, вбежал в комнату, словно щенок, разыскавший наконец своего хозяина, избавил Тремэна от ответа. Брат Адели продолжал одеваться согласно последнему писку парижской революционной моды, но на этот раз шляпа с пером была заменена на фригийский колпак, нисколько не украшавший своего обладателя. Увидав посетителя, Адриан засмеялся своим трескучим смехом:
– Посмотрите-ка! Вот и кузен Гийом!.. А ты зачем сюда пришел, хромой?
Не обращая внимания на оскорбление, Тремэн взирал на громилу, как если бы он был мусором, оставленным небрежным уборщиком:
– Признаюсь, не могу понять, какое удовольствие ты получаешь, разделяя компанию с этим индивидуумом! – сказал он, обращаясь к Бюто. – Что касается тебя, Адриан, можешь быть доволен: мне пришлось потревожиться из-за тебя. Я приехал, чтобы сказать тебе, что твоя мать умерла и что вам следует вернуться в Сен-Васт, тебе и твоей сестре, если вы хотите, чтобы на похоронах хоть кто-то присутствовал…
Не желая вдаваться в подробности, Гийом направился к двери, но, когда он был уже на пороге, Бюто остановил его: