Изгнанник

– Что за маячки? – уточнила Софья.

Шани, который тем временем уже успел задуматься о недавних событиях, встрепенулся и ответил:

– Те самые, которые я показывал тебе в лесу. Не перепутаешь.

* * *

Несмотря на то что впереди были еще целых две седмицы календарного лета, в Западном парке осень уже в полный голос заявляла о своих правах. В зеленую шевелюру деревьев постепенно вплетались красные и золотые пряди, цветы на круглых клумбах и в мраморных вазонах вспыхивали яркими пятнами, перед тем как увянуть, и листья на кленах гнулись складчатой светлой изнанкой вверх – верная примета скорых дождей. Откуда-то из глубины парка доносился задорный лай собак и призывный звук охотничьего рожка – браконьеры травили там лис. Легкая открытая коляска проехала по главной аллее, а затем свернула на одну из бесчисленных боковых дорожек и вскоре оказалась на глухой дороге, вдоль которой не было ни клумб, ни изящных скамеек. Здесь царила густая осенняя тишь, которую нарушал только легкий звон подков и фырканье лошадей. Повинуясь кучеру, дремавшему на козлах, лошади пошли тихим неторопливым шагом, и тогда изящная дама в скромном закрытом одеянии опустила капюшон своего шелкового плаща и с нетерпением проговорила:

– Я полагаю, мы не будем терять времени даром?

– Моя госпожа, любая минута рядом с вами уже сама по себе сокровище, – Шани сладко улыбнулся и полез во внутренний карман камзола. – Кстати, раз уж речь зашла о сокровищах, то полагаю, этот маленький подарок вас только порадует.

И он протянул Гвель плоскую шкатулку, обитую черным бархатом: в таких аккуратных ларчиках ювелиры размещали драгоценные камни. Гвель открыла ее с радостным возгласом и увидела тот самый изумруд, который совсем недавно украшал бесстыжую деканову фаворитку. Однако теперь в оправе камня и в ожерелье красовались бриллианты чистейшей воды и крупный северный жемчуг; Гвель взвизгнула от счастья и пылко поцеловала Шани.

– Спасибо! Ах, какое чудо! Спасибо!

– Ваша радость – лучшая награда, – заметил Шани и, осторожно вынув колье из шкатулки, застегнул его на шее государыни. Та восхищенно ахала, рассматривала изумруд, поворачивая его так и этак, и казалось, что никакая сила не сможет ее оторвать от столь чудесного подношения. Впрочем, Гвель довольно быстро успокоилась, спрятала колье под воротник платья и задумчиво заметила:

– Жаль, что мой муж ни разу не делал мне подобных подарков за семь лет брака… Знаете, это очень грустно. Я прекрасно вижу, что ему нет до меня никакого дела, но все же…

– Понимаю, – сочувствующе произнес Шани и обнял Гвель за плечи. Та всхлипнула и прильнула к нему. – Но теперь у вас есть я и есть этот скромный изумруд, а дальше будут сюрпризы еще лучше. Такая женщина, как вы, достойна самых роскошных даров.

С этими словами он толкнул извозчика, и коляска послушно покатилась по дороге в самую глухую часть парка, куда не заглядывали ни охотники, ни романтические парочки. Поговаривали, что там водятся привидения; впрочем, Шани прекрасно знал, что на самом деле за высокими соснами находится изящный старинный комплекс из лесенок и беседок. Разумеется, без должного ухода там все давным-давно пришло в негодность: сквозь ступени проросла упрямая жесткая трава, в крышах беседок зияли дыры, а по стволам тонких колонн нахально вился темно-красный плющ. Впрочем, здесь можно было не беспокоиться о том, что чей-то несвоевременный визит нарушит романтическое свидание, и именно туда, в это прелестное место, несколько минут назад должны были прийти Луш и Софья на небольшой пикник, который, по плану государя, должен был закончиться в горизонтальном положении.

У Шани, впрочем, были несколько иные соображения на этот счет.

– А куда мы сейчас едем? – поинтересовалась Гвель, машинально поглаживая выпуклость изумруда под платьем.

– Я знаю здесь одно исключительно возвышенное место, – ответил Шани и переместил руку с плеча государыни на бедро.

Гвель довольно улыбнулась и томно прикрыла глаза.

Когда коляска свернула с дороги и двинулась сквозь сосновый лес, выбирая направление по приметам, известным одному только кучеру, в одной из заранее облюбованных Шани беседок уже устроились Софья и Луш. Девушка раскладывала аппетитно выглядящие закуски на красной клетчатой скатерти, а Луш открывал бутыль с вином, предвкушая приятный отдых – сегодня он рассчитывал сорвать свою розу. Жаль, что тогда в оранжерее ничего не вышло: в цветочных зарослях увлеченно возилась какая-то парочка, занятая любовной игрой, и Софья расплакалась, испугавшись, что слухи дойдут до ее господина. Похоже, она боялась Торна пуще смерти, – и Луш решил не настаивать. Она все равно будет ему принадлежать, днем раньше или днем позже – какая разница?

– Это очень хорошее вино, – сказал Луш, протягивая Софье бокал южного шипучего. В напитке были заранее растворены две крупицы розовой соли, которые, по уверению придворных лекарников, делали девушек исключительно податливыми на любовные уговоры. Софья приняла бокал и смущенно улыбнулась.

– Благодарю вас, ваше величество.

– Скажете тост? – предложил Луш, наливая вина и себе. Он заранее выпил смесь, нейтрализующую розовую соль, и поэтому не волновался за возможные побочные эффекты от приема горячительного средства. Софья пожала плечами и опустила глаза.

– Лучше вы, сир, – ответила она. – Я никогда не произносила тостов.

– Ну тогда, – Луш поднес свой бокал к бокалу Софьи, и хрусталь звякнул с холодной мелодичностью, – за мою звезду, которую я никогда не потеряю.

На щеках Софьи появился нежный румянец, и Луш в очередной раз с умилением подумал, до чего же она хороша, эта чудесная девочка. Милая, славная девочка. Моя.

Ему казалось, что он слышит трепещущее биение ее сердца.

– До дна, – негромко сказал Луш и одним глотком осушил свой бокал.

Южное вино ему было чем-то вроде ключевой водицы, а вот Софья, похоже, не имела никакой привычки к спиртному. В чудесных медовых глазах вспыхнул и задрожал горячий желтый огонек, а легкое дыхание стало глубоким и взволнованным. Девушка даже расстегнула верхнюю пуговку на платье – до того ей стало жарко. Отличное средство – южная соль, никого и никогда еще не подводило.

– Вы правы, сир, – выдохнула Софья и быстро провела пальцами по раскрасневшемуся лицу. – Вино превосходное.

Луш подумал, что скоро можно будет брать дело в свои руки, и обновил пустой бокал своей спутницы. Софья попробовала было протестовать, но затем выпила предложенное вино.

– Что-то жарко здесь, – сказал Луш и принялся неспешно расстегивать камзол. – Не находите? Необычная погода для этого времени года, обычно в эти дни уже прохладно. А тут жара…

– Да, вы правы, – повторила девушка.

Луш протянул руку и расстегнул одну из пуговиц на ее платье. Софья попыталась было смущенно отстранить его ладонь, но довольно быстро оставила свои попытки. И правда, подумал Луш, беспрепятственно расстегивая пуговицы и чувствуя жар бархатной кожи сквозь ткань платья и нижней рубашки, чего ломаться-то? Чай, не девочка уже.

Он почти успел разобраться с пуговицами и приступить к расшнуровке тугого корсета, когда на поляне появился третий лишний. Вернее, сперва Луш услышал треск в кустах и отборную нецензурщину, которая сделала бы честь матерому пиратскому боцману, а затем уже увидел декана инквизиции, который быстрым шагом направлялся к ним, и его разгневанное лицо говорило о том, что шутить он не намерен. Софья жалобно вскрикнула и попыталась спрятаться за государя, который поднялся и опустил руку на эфес шпаги.

– Что вам угодно, сударь? – холодно поинтересовался он.

Софья разрыдалась, одной рукой вытирая слезы, а другой пытаясь стянуть края расстегнутого платья.

– Да так, – мрачно ответил Шани. – Угодно мне шалаву одну уму-разуму поучить. Софья, дрянь, ну-ка живо сюда!

Луш хотел было остановить девушку, но она с молчаливой покорностью вышла из-за его спины и подошла к Шани, низко опустив голову. По ее щекам струились слезы, и в этот момент она была настолько прекрасна, что Луш готов был за нее убить.